Среди рабочих рыбозавода день ото дня зрело недовольство, но в поселке все же оказался оазис, который приносил все больше радости и удовлетворения, — библиотека. Появление новых книг, которые мы закупили и получили в дар, увеличило количество читателей. За один год посещаемость возросла втрое, а это означало, что втрое увеличилась и дотация из управления ньюфаундлендских библиотек. Большинство наших новых читателей были дети, и именно на них мы в первую очередь ориентировались. С большим скрипом мистер Парди позволил наконец проводить в библиотеке раз в месяц специальные библиотечные часы в пределах школьного расписания. Более того, сам мистер Парди взял у нас почитать несколько книг. А в больнице Айрис Финли выделила специальную полку под библиотечные книги, чтоб читали пациенты.

Когда я позвонила Айрис в больницу, санитарка сказала, что та отдыхает. Я просила передать, что звонила, но ответного звонка не последовало. Дня три я регулярно названивала Айрис, наконец она подошла к телефону. Голос слабый и подавленный. Она обещала, что «как-нибудь заскочит», но, когда точно, не знает. Мне хотелось сказать ей что-нибудь ободряющее, и я сама пообещала заглянуть к ней, если окажусь недалеко от больницы. Но так уж вышло, что всю неделю я не выходила из дому.

Мы с Фарли были по горло в работе. Приближался срок сдачи рукописи. Кроме работы над картами, мне пришлось перепечатывать окончательный вариант для редактора. Фарли если и печатает на машинке, то одним пальцем, и пишет как курица лапой. Мы работали, не поднимая головы всю неделю. Косой весенний дождь за окном дважды переходил в снег. Посуда лежала немытая, постели не меняли, полы не подметались.

За работой я все старалась представить себе, как эти безымянные пришельцы из Исландии и Гренландии справлялись со здешним климатом. Ведь тут холодно и сыро, правда, в отличие от Гренландии, на Ньюфаундленде масса диких зверей и птиц, можно охотиться, и хорошие пастбища для скота, в избытке лес — для дров. Историкам и археологам достались лишь отрывочные факты из жизни этих отважных людей, пересекших холодные моря тысячу лет назад. Ужасно интересно разгадывать тайны викингов и тех далеких времен, но мы очень устали. Кроме того, Фарли успели поднадоесть его дикие герои с жутким обычаем вырезать коренных жителей новых земель и не щадить друг друга, если дело доходило до стычки. Нам хотелось поскорее отослать рукопись в издательство, чтоб забыть о ней.

В те дни лишь один человек наведывался к нам, и не однажды. Эзра Роуз навещал нас в самое ненастье. Когда завывал ветер, порывы серого дождя хлестали по земле, а море так штормило, что не выйдешь рыбачить, я так и ждала, что вот-вот раздастся знакомое шарканье ног о коврик у входной двери. Если ему ничего другого не оставалось, как только глазеть из окошка на собак и ребятишек, Эзра шел к нам. В каком еще доме, как не в нашем, мужчина до обеда сидит дома, не трудится, как другие, а день за днем бог знает чем занимается, стучит на пишущей машинке.

Несмотря на всю свою занятость, мы бросали работу и садились пить с Эзрой чай. В гостях он долго не задерживался — ровно столько, чтобы поведать нам новости окружающего нас мирка и новости большого мира, которые он услышал по радио.

— Я вот как считаю: ни к чему в праздники бог весть куда мотаться на свою погибель, — заявил он как-то в один ветреный понедельник. Шел второй день пасхи, Эзра слушал утренние новости местной радиостанции в Галифаксе, где сообщалось о том, сколько народу погибло в автокатастрофах на Атлантическом побережье во время праздников. Подобные новости потрясали тех, кто всю жизнь прожил, не зная автомобилей. Для Эзры, как и для остальных жителей Ньюфаундленда, праздник — это день, когда не надо ходить на работу: День пикника — 24 мая, Ночь Гая Фокса — 5 ноября и рождество. И почему это люди в далекой Новой Шотландии и Нью-Брансуике так странно живут, почему в праздники у них столько народу гибнет? Известные Эзре автомобили-лесовозы или даже новое такси Фреда Фаджа никак не вязались в его сознании с катастрофой. Тогда еще дети, взрослые, собаки и овцы могли спокойно бродить по ухабистым дорогам поселка.

Эзра рассказал, что на специальном пароходе привезли кирпич. Он предназначался для строительства новой почты — первого здания современной постройки в поселке. В шестидесятые годы правительство застроило всю страну новыми почтами, чтоб поднять свой авторитет во множестве маленьких городков и поселков.

В конце недели Эзра заглянул снова. На сей раз ругая за опоздание местный пароходик. И хоть сам он никогда и никуда не плавал, тем не менее неукоснительно следил за расписанием. Западный опоздал на три дня.

— Нету в мире никакого порядка, — брюзжал он, — людям подолгу приходится пароход ждать. Медсестра Финли наверняка не поспеет туда, где ее ждут.

— Медсестра Финли? Айрис?

— Ну да. Видел я, как она садилась на пароход.

— Куда же она отправилась?

— Да вроде насовсем смотала удочки. С тюками и чемоданами.

— А с нами даже не простилась… — проговорила я с удивлением и печалью.

— Так и со мною тоже, хотя я к ней и захаживал, — сказал Эзра.

Значит, Айрис уехала, ничего никому не сказав и даже не дождавшись вечеринки с картами, чтобы все пожелали ей счастливого пути. Уезжавшие через неделю Дуг и Марджери были задеты тем, что Айрис не зашла к ним попрощаться. Своего нового адреса она никому не оставила. Даже семейство Дрейков, уехавшее как раз на той неделе в Англию на конференцию рыбопромышленников, не знало, куда именно направилась Айрис. Правда, Роджер Биллингс установил, что не в Сент-Джонс.

Поползли всякие слухи, почему Айрис уехала так внезапно, не сказала никому, куда едет. Не знал об этом даже больничный дворник, который поднес ей к пристани вещи. Может быть, знал Виктор Мосс, но, даже если знал, никому об этом не проговорился.

Через два месяца, в начале июня Айрис не стало. Скончалась она в небольшом городке на севере Манитобы — покончила жизнь самоубийством. Она работала там районной медсестрой, лечила индейцев. Ее обнаружила вторая медсестра, забеспокоившись, что Айрис не вышла на работу. Она ввела себе сильную дозу какого-то наркотика. Она и из жизни ушла как истинная медсестра: точно знала, сколько надо лекарства, чтобы убить себя. Айрис оставила записку, но никто из ее друзей в нашем поселке так и не узнал, что в ней было.

Люди, которым она отдала столько сердца, оказались удивительно скупы на проявление своих чувств. О ней невозможно было говорить громкими словами. Барбара и Фримэн обсуждали только то, как она ушла из жизни. Роджер Биллингс просто процитировал из учебника статистику самоубийств. Девочкам Дрейки не сказали, что Айрис покончила жизнь самоубийством, и те поверили, будто она умерла от какой-то инфекционной болезни.

Виктор Мосс решил на некоторое время уехать. Сказал, что уже лет пятнадцать не был в отпуске. Надо свозить Глиннис к родственникам в Уэльс. Все эти годы она почти не выходила из дома.

Наши соседи по Собачьей Бухте, узнав о смерти Айрис, отнеслись к этому так же, как к нашему общему несчастью. Обычный поток посетителей резко сократился. Иногда только заходила Дороти Куэйл, да и то одна, оставив дома своего непоседливого братца Лероя и смешливую сестричку Сьюзи. Дороти все еще мечтала стать медсестрой, но теперь ей пришлось задуматься, почему человек, так многого достигший в жизни, вдруг решил умереть.

Одновременно лишиться Айрис и расстаться с Макэкернами оказалось для нас вдвойне тяжело. Теперь мы познали, насколько ограничены наши возможности в таком обособленном месте, как наш поселок. Те, с кем мы тесно подружились, все-таки нас покинули. Новая медсестра была полной противоположностью Айрис: угрюмая, она постоянно жаловалась на жизнь, и главной ее заботой было уехать отсюда как можно скорее. А новый полицейский оказался холостяком и тоже весьма хмурой личностью. Мы общались с Биллингсами да время от времени — с Дрейками, но это удовольствия не доставляло.