Карлу не удалось поспать в эту ночь, и в кабину «мессершмитта» он забрался злой и раздраженный. Взлетать предстояло в темноте. На первый вылет задействовали летчиков-ночников, которых в отряде оказалось четыре человека. Команду на вылет дали, когда на востоке поблекли первые звезды. Мертвящую тишину нарушили первые вспышки запускаемых «Даймлер-Бенцев».

Взлет у Карла получился на редкость неудачный, ибо на полном газу из выхлопных патрубков выбилось такое слепящее пламя, что он, потеряв взлетные огни, уклонился и оторвался на ощупь. С трудом собрав свою шайку, бестолково метавшуюся над аэродромом, он повел ее в точку встречи с «Юнкерсами-88», которых они должны были опекать в этом вылете.

Бомбардировщики шли без бортовых огней, совсем неразличимые на фоне земли, утонувшей в рассветной мгле. Карл догадался снизиться ниже высоты их полета. Теперь черные силуэты рельефно вырисовывались на красном фоне зари. Жутью веяло от этих мрачных призраков, начиненных смертью. Граница осталась позади. Карл определил это по тускло сверкнувшей воде Буга. «А ведь сегодня воскресенье», — почему-то подумал он, когда бомбардировщики стали вытягиваться в колонну для сброса бомб по узкой цели. Внизу показался аэродром, на котором стояли серебристые СБ, выровненные по линейке. Это было удивительно. Война в Европе шла второй год, а здесь не было ни укрытий, ни зенитных батарей.

Штурманы-бомбардиры довольно ухмылялись. Лучшие цели им и не снились. И небо было как тетрадь прилежного ученика — без единой кляксы от зенитного разрыва. «Юнкерсы» делали последний заход на цель, когда в воздухе появилось пять тупоносых бипланов, с характерным изгибом верхнего крыла. Это были советские истребители И-153 «Чайка». Они с ходу ринулись на ближайншх «юнкерсов», расстреливая их реактивными снарядами.

Пока четверка «мессершмиттов» сближалась с ними, два «юнкерса» грохнулись на землю, а третий, дымя левым мотором, развернулся в сторону границы. Атакованный Карлом биплан заложил такой энергичный вираж, что буквально через несколько секунд сел бы им с Гансом на хвост, если бы они не ушли вверх, используя преимущество «мессершмиттов» в скорости.

Поспешно освободившись от остатка бомб, «юнкерсы» направились домой. Вслед за ними потянулись и «мессершмитты» прикрытия.

Глава четвертая

Капитан Андрей Рогачев стоял у своего самолета. Слегка ссутулясь, он положил тяжелые локти на консоль крыла и смотрел на закат, но мысли его были далеки от красоты великолепного зрелища, сотворенного природой. Их эскадрилье нынче пришлось подняться до рассвета, и потому этот июньский день, насыщенный многими делами и событиями, показался ему бесконечно длинным. Сегодня солнце ужасно долго карабкалось в зенит, словно пьяный пономарь на колокольню, а затем столь же долго сползало к горизонту. И теперь, когда его оранжевый диск, перемещаясь едва заметно для глаза по кронам деревьев, исчез за лесом, заря не спешила терять яркие краски, которые расстелила по закатному небу.

Даже в одиннадцатом часу вечера было еще настолько светло, что без труда можно было разглядеть стоящие вдоль опушки леса короткие, бочкообразные фюзеляжи «ястребков» И-16, накрытых ветвями для маскировки от наблюдения с воздуха.

Сегодня эскадрилья капитана Рогачева перелетела на передовой аэродром подскока, расположенный близ самой границы. Аэродром, а точнее, взлетная площадка располагалась на лесной поляне, с которой срочно убрали две скирды свежескошенного сена.

Их рассредоточили с забитого самолетами основного аэродрома базирования, когда над ними несколько раз пролетели нарушившие границу немецкие самолеты-разведчики. И Рогачев понимал, что эти меры предосторожности очень правильные, хотя лагерная жизнь в лесу не сулила больших радостей.

Днем ему пришлось много нервничать, да и сейчас вечер не принес душевного успокоения. Проводная связь со штабом полка за день рвалась трижды. Причину нарушения связи установить было не сложно — умышленный обрыв. Второй раз злоумышленники вырезали из телефонного кабеля метров сто — пришлось наращивать. При проверке неисправности линии связи в третий раз произошло ЧП. Телефонисты попали в засаду. Один боец был убит, а второй тяжело ранен. Связь восстановили, но диверсантам удалось скрыться в соседнем лесу. Теперь от этих бандитов можно было ожидать любой пакости.

Рогачев доложил в штаб о диверсии. Обещал прилететь на связном У-2 начальник особого отдела, но, по-видимому, ему помешали дела более серьезные.

— Инженер! — окликнул Рогачев высокого худощавого мужчину, который, собрав около себя техников звеньев, давал им указания на завтрашний день.

— Слушаю, товарищ командир, — произнес инженер густым басом.

— Убавь громкость, — попросил его Рогачев, морщась.

Он устал, и голова побаливала. Тот улыбнулся, но, видя, что капитан нахмурился, сразу стал серьезен.

— Вот что, товарищ Сергеев, дайте команду, чтобы все три «пускача»[56] стояли у самолетов моего звена и чтобы их «хоботы» были сцеплены с храповыми муфтами винтов, а шоферы безотлучно находились в кабинах. Пусть спят на сиденьях — они у них пружинные.

— Есть! — ответил инженер вполголоса. — Я тоже приказал всему техническому составу спать на чехлах у своих машин, благо сена сколько хочешь.

— Правильно, — одобрил Рогачев, — мы и летчиков там же уложим на отдых.

К полуночи на самолетной стоянке установилась тишина. Из лесной чащи слышались лишь голос кукушки да редкие трели какого-то позднего соловья.

Рогачев вместе с политруком Козыревым проверил выставленные на ночь посты, а затем они разошлись по своим самолетам, где техники им приготовили из сена роскошные ложа, благоухающие увядшим разнотравьем.

Под крылом соседнего самолета спал, легонько посапывая, его брат Алешка. Высокое начальство пошло навстречу пожеланиям братьев служить в одной части, и после окончания авиашколы сержант Рогачев был направлен в полк, где командиром эскадрильи был его старший брат Андрей.

— Смотри, не избалуй парня! — предупредил командир полка комэска Рогачева.

— Товарищ майор, — заверил тот, — обещаю сделать из брата порядочного пилота.

— Давай, давай, — улыбнулся командир полка, — только никакого панибратства.

Андрей взял брата к себе ведомым, чтобы постоянно держать под контролем. Спрашивал он с него строже, чем с других. На людях братья держались официально, соблюдая субординацию. О доме, о своем личном им приходилось говорить очень редко, ибо редко приходилось бывать с глазу на глаз.

Из писем самого младшего брата — Сергея они знали, что и третий Рогачев уже учится в аэроклубе, спит и видит себя летчиком-истребителем.

А что здесь удивительного? Разве только его братья — все знакомые мальчишки заразились авиацией, когда, приехав в отпуск после спецкомандировки за Пиренеи, он рассказывал им о службе в авиации, о полетах. А разве могли кого оставить равнодушным темно-синяя форма или новенький орден Красного Знамени?

Несмотря на усталость, Андрею удалось, уснуть не сразу. Чувство тревоги, не оставлявшее его весь день, сейчас, ночью, даже обострилось. Оно угнетало неотвязно, словно ноющая зубная боль. Оснований для тревоги было сколько угодно, даже если отбросить присутствие в соседнем лесу диверсионной группы.

Фашистская Германия, которая всегда была злейшим врагом Советского Союза, затаилась совсем близко, за нешироким Бугом. И хоть с немцами был заключен пакт о ненападении — как можно верить Гитлеру, который нагнал своих войск к нашим границам? ТАСС успокоил, разъяснил, что войска выведены с Балкан на отдых… А за каким дьяволом они чуть ли не каждый день вторгаются в наше воздушное пространство? Совсем обнаглели из-за безнаказанности. Андрей вспомнил, как перехваченный им пилот «юнкерса» скалил в улыбке зубы и разводил руками — мол, что поделаешь, ошибся, уклонился от курса, а у самого фотолюки открыты — фотографирует. Наверняка среди этих улыбчивых есть и его знакомые по Испании… Так иной раз хотелось надавить на гашетку, но удерживал строжайший приказ — не поддаваться на провокации.