— Сержант Иртюга, — тихо позвал Гончаров оказавшегося рядом командира отделения.

— Слушаю, товарищ гвардии лейтенант!

— Кто возле вас?

— Гвардии сержант Шумигай.

— Поднимитесь с ним на обрыв и уточните данные разведки о переднем крае обороны. Действуйте исключительно осторожно. О нашем присутствии гитлеровцы даже подозревать не должны, — приказал Гончаров.

Павел Иртюга и Григорий Шумигай о чем-то пошептались и скрылись в темноте. Фашисты через определенные интервалы времени пускали ракеты, однако разведчиков, скрытых обрывом, обнаружить не могли. Лишь изредка, скорее всего просто для очистки совести, посылали наугад очередь из пулемета.

Гончаров передал по цепи: стрелковых ячеек не рыть, следов на берегу не оставлять, ждать его указаний.

Время тянулось медленно. Вначале Гончаров с затаенной надеждой поглядывал в сторону своего берега, затем, поняв, очевидно, что в эту ночь форсирования не будет и раньше следующей ночи подмоги ждать нечего, стал думать, как лучше организовать оборону, чтобы продержаться до подхода основных сил. Об оставлении занятого разведчиками клочка земли даже мысли не возникало.

Возвратились сержанты Иртюга и Шумигай. Доложили, что передний край обороны противника проходит по восточным скатам высот в ста пятидесяти метрах от обрыва. Местность открытая, поросшая травой, перепаханная снарядами. Кроме того, много канав, вымытых дождем. Обрыв невысокий — в рост человека.

Гончаров, как старший группы захвата, приказал Шумигаю позвать лейтенанта Гольденберга. Когда сержант ущел, он сказал Павлу Иртюге:

— Будем драться до подхода наших. Тебя, Павел Иванович, замполит полка гвардии майор Грин назначил парторгом нашей группы, и я хочу знать твое мнение.

— Драться! А как же иначе? — твердо ответил сержант.

В присутствии командира стрелкового взвода Гольденберга Иртюга еще раз повторил все, что докладывал о результатах разведки.

— По всему видно: до следующей ночи подмоги не будет, — подвел итог Гончаров. — Нам троим держать ответ перед командиром полка за выполнение задачи. Выдвинемся вперед, займем круговую оборону и будем удерживать плацдарм до подхода наших. Положение тяжелое, но надо выстоять. Вы, товарищ гвардии лейтенант, со своим взводом займете оборону правее моего. Двумя солдатами прикройте правый фланг, а двух расположите на обрыве в тылу: пусть наблюдают за рекой и нашим восточным берегом. Стрелковые ячейки отрыть в рост. К рассвету все должно быть тщательно замаскировано, и — чтобы никаких признаков нашего присутствия. Лодки вытащить на берег и замаскировать под обрывом.

Офицеры отправились к бойцам разъяснять задачу, а сержант Иртюга пошел в стрелковый взвод — поговорить с коммунистами сержантом Т. А. Базаровым и рядовым А. Баранчиковым. Павел знал, что Базарову только накануне форсирования вручили кандидатскую карточку, и коммунистом он вступит в бой в первый раз. С Базаровым, как с комсоргом, надо посоветоваться, какую работу провести с комсомольцами.

Гончаров взял с собой ручной пулемет. Вместе с сержантом Шумигаем они отрыли и оборудовали ячейку для стрельбы.

По вспышкам ракет, которые гитлеровцы пускали в разных местах, по трассам пулеметных очередей Гончаров приблизительно определил линию переднего края обороны противника.

В ту самую ночь, когда фашисты сорвали форсирование реки 1-м стрелковым батальоном 221-го гвардейского стрелкового полка, командир корпуса приказал 77-й гвардейской стрелковой дивизии передвинуть боевые порядки севернее и быть в готовности к форсированию Вислы, а свою прежнюю полосу обороны передать другому соединению.

Выполняя приказ комдива, командир 221-го полка гвардии полковник М. В. Пащенко увел свой полк севернее. Форсировав реку совместно с 1-й батареей самоходчиков, полк завязал бои западнее деревни Гурна, на левом фланге пулавского плацдарма. Поскольку сведений и сигналов от группы Гончарова не поступало, полковник счел, что вся она погибла под огнем вражеской артиллерии.

Светало. Снайпер гвардии рядовой Николай Теребун быстро закончил оборудование своей позиции. Теперь можно было бы и вздремнуть — его очередь наблюдать за противником еще не наступила, да профессиональная привычка ловить в прицел врага не давала покоя. Сплошной линии окопов у фашистов он не заметил, но очаги обороны оборудованы были, на первый взгляд, добротно. Ручной пулемет стоит на площадке, не замаскирован даже. «Из него палили ночью», — определил Теребун. А вот и фашист, голый по пояс, с котелком в руке. Теребун поймал его в прицел и… спохватился. Ведь чуть было не забыл, где он и что делать приказано.

Гитлеровец поставил котелок на бруствер окопа, обернулся, что-то крикнул. К нему подошел другой, в форме солдата, и начал поливать из котелка спину приятеля. Умывшись, тот вытерся полотенцем и принялся хлопать себя по бокам, животу, плечам. «Массаж делает, гад! — мысленно выругался Теребун. — Показал бы я тебе массаж, да не велено».

Переместив прицел вправо, Теребун увидел двух гитлеровских солдат. Вот они вскочили на бруствер и пошли к реке. В руках несли что-то вроде бачка. «За водой отправились», — решил Теребун, и сердце его забилось тревожно: там, на фланге, окопались Баранчиков и Сердюк. Не напоролись бы на них фашисты… Но те беспечно скрылись за обрывом. Теребун посмотрел на своего «знакомого». Похоже, он был занят починкой мундира. Но, приглядевшись внимательнее, Николай рассмеялся: «Вшей гоняет ариец. Будешь массаж делать от такой житухи!»

Солнце поднялось уже высоко, стало пригревать, Теребун не заметил, как задремал. Спал, однако, недолго. Потом снова прильнул к прицелу: фашист возился у пулемета, направив ствол в сторону Николая.

Уже прд вечер Гончаров с тревогой заметил, как два гитлеровца с котелками в руках, выскочив из окопа, направились прямо к нему. «Если обнаружат — будет бой. Другого выхода нет», — решил он. Другие воины группы тоже заметили немцев и пристально следили за каждым их шагом.

— Прут на нас, — заметил Шумигай.

— Сидите спокойно, — тотчас отозвался Гончаров. — Если что, первым действую я. — Приготовив гранату, он встал у пулемета.

Фашисты, оживленно болтая и жестикулируя, шли на окоп Гончарова. Вот они остановились, дали друг другу прикурить, постояли, затягиваясь, и пошли дальше. В нескольких шагах от окопа остановились, застыв в оцепенении: на них в упор смотрел ствол ручного пулемета, а из окопа — двое русских.

Растерянность длилась несколько секунд.

— Рус?! — не то спрашивая, не то утверждая, проговорил один из солдат.

— Цурюк! Шнель! — завопил другой, и немцы что было духу бросились наутек.

Гончаров метнул вслед им гранату. Раздался взрыв, гитлеровцы повалились замертво.

Тотчас из окопов противника высунулось несколько голов. Один солдат выскочил и побежал к месту взрыва. Видимо, решил, что те двое напоролись на мину. Гончаров дал очередь из пулемета по фигурам в окопах. Бежавший солдат оторопело замер. Николай Теребун быстро поймал его в прицел и нажал на спусковой крючок. Фашист упал. «Плюс еще один и первый на плацдарме», — заметил про себя Николай.

Воздух прорезали автоматные очереди, захлопали винтовочные выстрелы. Лихорадочно застрочил вражеский пулемёт, наугад сея свинцовый дождь. Пулеметчик не видел перёд собой цели, просто теперь на безмолвном до того поле за каждой кочкой ему виделся русский.

— Ну, жди атаки, — проговорил Гончаров, — они нас обнаружили и сделают все, чтобы опрокинуть и уничтожить. Но мы учли и такой исход дела. Правда, многовато истратили патронов на нескольких фашистов. — Он озабоченно наморщил лоб. — На первый раз, может быть, это и неплохо: пусть они думают, что нас много. Но патроны все же надо беречь. Неизвестно, подойдут ли наши этой ночью.

В окопах противника слышались отрывистые команды. Теперь уже не было смысла таиться, и Гончаров передал зправо и влево по цепи:

— Приготовиться к отражению атаки! Беречь патроны! Огонь вести одиночными выстрелами и только наверняка!