подбородок, уставился выжидающе на дверь.

Глава 4

Глеб устало опустился за стол напротив Антона и открыл рот, заглянув в тарелку:

— Что это?

— Вы сами просили разогреть!

— Твою мать, я не кашу просил!

— Не нравится — не ешьте! — огрызнувшись, Тимошин взял вилку и начал медленно есть, потому

что разбитая губа уже успела опухнуть.

— Ладно, не сдохну же.

— А жаль.

— Охуел?

— Ни капли.

— Мальчик, не нарывайся. Я сейчас очень зол, — Савкин сжал кулак под столом.

— Ага, уже обоссался.

— Что за дети пошли! — покачав головой, студент ковырнул вилкой слипшиеся макароны и, поморщившись, попробовал. Хорошо, что масса непонятного цвета и рвотная на вид была горячей, иначе он бы точно вывалил свой ужин в мусорное ведро.

— Почему вы всё время называете меня ребёнком?

— Ты и есть ребёнок. Думаешь, вымахал под потолок, значит, уже взрослый? Сколько тебе лет, детка?

— Мне семнадцать, а вам?

— Двадцать два.

— Думаете, всё зависит от возраста? Вы не правы.

— Малолетка.

— Хватит! — Антон резко поднялся, но задел рукой тарелку и вывалил остатки макаронно-мясной

каши себе на светлые брюки, которые и так пострадали после стычки в баре.

Глеб расхохотался, глядя на растерянно-удивлённое лицо школьника, поднялся и потянул парня за

руку.

— Пошли, ребёнок!

— Куда?

— В ванную. Или ты собираешься расхаживать в таком виде? Ты похож на бомжа, если честно.

— Опять вы…

— Перестань уже выкать, а? Сколько можно?

— Мы ещё даже не познакомились, чтобы я мог позволить себе такую вольность.

Савкин замер в дверях, пристально посмотрел в затягивающие глаза и мягко улыбнулся:

— Глеб.

— Антон.

— Доволен? Теперь можешь позволить себе вольности?

— Ага. Ты мудак. Весь вечер хотел сказать это, — толкнув опешившего студента плечом, Тимошин

скрылся в ванной.

— Вот сучонок мелкий, — всё ещё улыбаясь, прошептал шатен и вернулся на кухню, чтобы удалить

следы неудачи школьника.

Глеб собрал осколки тарелки, вытер пол, вымыл посуду, поставил в микроволновку пиццу, а

мальчишка всё ещё не вышел из душа. Студенту казался странным этот пацанёнок, выглядевший

старше своих лет, рассудительный, сдержанный, крепкий, но в душе всё ещё ребёнок, которого

вырвали из детства, заставив рано повзрослеть. Он морщил лоб, когда Савкин обрабатывал его раны, растерянно отводил свои притягивающие глаза, будто смущаясь, и в то же время старался казаться

сильным и даже наглым. Ни капли женственности, которую Глеб так часто видел в

старшеклассниках. Нет, напротив, весь вид Аниного ученика кричал о том, что он мужик. Будь он

постарше, Савкин непременно попытался бы затащить пацана в койку и поразвлечься. Но с

малолетками он никогда не связывался, да и Антон, кажется, запал на Валееву. Несчастный мальчик, уж там ему точно ничего не светило. Блондин, несомненно, был красив, очарователен и сексуален, но и рыжуха не дура, чтобы крутить роман со своим учеником.

Не выдержав, Глеб постучал в дверь ванной.

— Малец, ты там живой?

— Я одежду в машинку сунул. Мне выйти не в чем, — сдавленным голосом ответил Антон.

— Идиот. Завернись в полотенце и выползай, я тебе тряпки найду. Только сначала хоть пиццу

сожрём, а то ужин у нас как-то не вышел.

Замок щёлкнул и на пороге показался Тимошин с мокрыми волосами, прилипающими к вискам и

лбу. Савкин сглотнул, невольно проследив за каплями воды, падающими со светлых кончиков на

плечи и стекающими по гладкой коже. Взгляд опустился на рельефный живот и замер на дорожке

коротких волосков, ведущей от пупка вниз и скрывающейся под полотенцем. Определённо, в Антоне

не было ни капли женственности, которую так ненавидел в парнях Глеб.

— Ты чего?

— А? — студент поднял глаза, столкнувшись с настороженным взглядом тёмно-голубых омутов. —

Я это… смотрю, нет ли повреждений ещё где-то.

— Нет вроде, спасибо, — старшеклассник расслабился. — Ты мне дашь одежду?

— Конечно. У меня тут есть немного шмоток на подобные случаи. Частенько приходится ночевать

здесь.

Тимошин нахмурился и закусил припухшую губу, вызвав у Савкина улыбку.

— Ревнуешь?

— С чего бы?

— Ой, это известный случай, когда ученик влюбляется в училку. Только у тебя шансов нет.

— Потому что она с тобой? — с вызовом спросил Антон.

— Нет, потому что ты ребёнок. Иди в комнату, я пиццу туда принесу.

— Я не ребёнок, — буркнул школьник в спину Глебу и пошлёпал босиком мимо Аниной спальни, откуда доносилось сопение.

Вытянув ноги на диване, он щёлкал пультом, переключая каналы. Странная ситуация. Только

сегодня он познакомился с новой учительницей, признал её, чему сам был удивлён. Уже вечером

подрался из-за НЕЁ с Алишеровым, помогал тащить ЕЁ пьяную домой, поругался с ЕЁ парнем, а

теперь валяется в ЕЁ гостиной и смотрит телевизор. Слишком много этой рыжей зеленоглазой

девушки за один только день. Глеб не ошибся, сказав, что Валеева понравилась ученику. Она не

могла не понравиться такому ценителю красоты, как Тимошин. Он с детства любил всё красивое, оно манило и притягивало его, он искал какой-то идеал, стремился к нему всю свою жизнь. Пока ещё

сложно сказать, стала ли Аня тем самым идеалом, но она определённо была близка к совершенству в

понимании Антона.

Глеб появился в комнате спустя минут двадцать с точно так же, как у старшеклассника, намотанным

полотенцем и мокрой короткой шевелюрой.

— Извини, я быстренько душ принял, — он поставил большой поднос с пиццей на журнальный

столик и подкатил его к дивану. — Что смотришь?

— Да ничего, хрень какая-то идёт, — Антон согнул ноги в коленях, освобождая место.

— Хочешь фильм какой-нибудь?

— А что есть?

— Ой, у Нютки всякого дерьма хватает.

— Тогда комедию.

— Как пожелаешь, — Савкин порылся в тумбочке под телевизором и, вытащив несколько дисков, бросил Тимошину на колени. — Выбирай.

— Вот это.

— Тринадцатый район?

— Да, а что?

— Ничего, тоже люблю эту киношку.

Пока Глеб ковырялся с DVD, Антон уже уплетал пиццу, с наслаждением вгрызаясь в горячее тесто, покрытое грибами, помидорами, колбасой и расплавившимся сыром.

Усевшись в ногах у мальчишки, Савкин щёлкнул пультом и откинулся на спинку дивана.

— А ты есть не будешь?

— Отбирать у ребёнка? За кого ты меня принимаешь? — наигранно возмутился студент, за что тут

же получил ощутимый пинок в бок.

— Хватит считать меня ребёнком!

— Обижаются только дети! — Глеб пощекотал пятку, только что треснувшую его, получил ещё

один пинок и засмеялся. — Точно ребёнок!

— Заткнись ты! — диванная подушка полетела точно в голову шатена.

— Это война! — Савкин резко подскочил, и полотенце полетело на пол, обнажая его перед пацаном.

Минута тишины, в которой были слышны только голоса актёров, отъехавшая вниз челюсть и

широко распахнутые глаза Тимошина, заторможенность Глеба — картина маслом.

— Прикройся! — просипев, Антон потянулся за полотенцем, поднял голову и тут же пожалел об

этом, потому что полувозбуждённый член другого парня оказался слишком близко. — Бля…

— Хуй не видел никогда? — вышел из ступора Савушка и отступил назад.

— В непосредственной близости от своего лица? Да тысячу раз! — школьник бросил полотенце и

отвернулся.

Быстро обмотав бедра, студент плюхнулся на диван и уставился в телевизор.

— Поешь, — тихо пробормотал Тимошин, придя в себя, и протянул ему кусок пиццы.

— Спасибо, — вяло улыбнувшись, Савкин укусил уже остывшее лакомство прямо из рук Антона, заставив того нервничать.

— И кто из нас ребёнок?

— Ты, мелкий, ты, — в несколько укусов Глеб уничтожил большой кусок и с набитым ртом снова

отвернулся к телевизору.