Три И-16 прорываются через строй «мессеров». Перед ними — бомбовозы противника. Сзади закрутились в карусели боя Тарасона, Фрутос, Уэрта, Дуарте, Льоренте и Кастильо. Только после посадки на Карреньо они узнают, что в эти минуты в воздухе было более тридцати истребителей и сорок бомбардировщиков противника…

«Атакуем», — подает сигнал Евсевьев. Сверху на них бросаются «мессершмитты». Но республиканские истребители успевают помешать «хейнкелям» лечь на боевой курс и прицельно сбросить бомбы на порт.

Из-за облаков вырывается новая группа «мессеров». Она замыкает кольцо вокруг тройки И-16. Кузнецов и Демидов открывают огонь Евсевьев знает: это их последние патроны. И в этот момент Тарасона прорывает вражеское кольцо, бросает свой истребитель вверх и камнем падает на ведущего «мессера». Длинная очередь. Фашистский самолет ложится на крыло, затем взрывается.

Тарасона пристраивается к «камарада Иванио». Евсевьев успевает заметить сверкнувшую на миг белозубую улыбку испанца. «Спасибо, товарищ!»

Вверх, вниз… Вверх, вниз… Они носятся, стреляют, маневрируют среди крестастых машин. От перегрузки в глазах Евсевьева стоит красный туман. Кончились боеприпасы у Кузнецова и Демидова. «Сколько патронов у меня?» — думает Евсевьев. А фашистские самолеты все подходят…

Отсечен от товарищей Демидов. Выходит из боя подбитый Уэрта. Проваливается в дымовое облако Сергей Кузнецов; «Что с ним?»

Вспыхивает «чато» Кастильо. К нему устремляются фашисты. На горящей машине испанец входит в вираж, «мессеры» повторяют его маневр. Евсевьев бросается наперерез паре фашистских истребителей. Несколько коротких очередей, и один из «мессершмиттов» падает и волны залива. Кастильо, пытаясь сбить огонь, бросает «чато» в пике. Евсевьев идет за ним. «Да прыгай ты!» — мысленно кричит он. Но Кастильо в этот момент думает не о себе. С трудом сажает он свой «чато» на мелководье. Клубы белого пара скрывают летчика и самолет…

Когда пар рассеялся, стали видны торчащее из води хвостовое оперение полузатопленного истребителя и крошечная фигурка летчика, ползущего по верхней части фюзеляжа. Это увидел не только Евсевьев, круживший над местом вынужденной посадки Кастильо. Фашистские пилоты не хотели оставлять летчика живым. Введя свои машины в пике, они открыли по нему огонь. А Кастильи все полз и полз…

От берега, стреляя по фашистам, к месту посадки «чато» мчался катер. Евсевьев бросился наперерез фашистским самолетам. Его пулеметы молчали. Но истребитель продолжал сражаться. Он не уходил до тех пор, пока не увидел, как моряки сняли Кастильо с борта лежавшего в воде «чато».

Шла девяносто пятая минута боя. Кончалось горючее. Надо было возвращаться.

На горящем, изрытом бомбами аэродроме лежал опрокинутый вверх колесами самолет Уэрты. В стороне oт него, накренившись, стоял истребитель Кузнецова. В конце полосы виднелись машины Демидова, Тарасоны и Фрутоса. Обессиленные боем, летчики все еще сидели и кабинах…

К середине дня передовые части фашистов подошли к Карреньо на расстояние орудийного выстрела.

На имя советника командующего ВВС Северного фронта Адриашенко пришла шифрованная радиограмма. В ней приказывалось советским летчикам-добровольцам покинуть Карреньо.

— Придется нам все-таки собираться, — нахмурившись, сказал Адриашенко Евсевьеву.

Но обещанного самолета из Тулузы все не было.

Наступили сумерки, когда со стороны залива послышалось стрекотание мотора. На небольшой высоте каэродрому подошла авиетка с французскими опознавательными знаками.

— Уж не за нами ли этот дилижанс? — невесело пошутил кто-то.

Совершив посадку, самолет подрулил к стоянке. Из кабины на землю выпрыгнул худощавый летчик. Он сообщил, что в Карреньо должен был вылететь двухмоторный «потез», но самолет оказался неисправен.

— Мне поручено вывезти во Францию вас, коронель! — обратился он к Адриашенко.

— Но я не один.

Француз только развел руками:

— Вы видите, на чем я прилетел?

— Я покину Карреньо только со своими товарищами, — твердо ответил Адриашенко. Пилот заволновался:

— Вы шутите? Возвратиться одному! Мне за полет уплачены деньги. Не могу же я обмануть мадам!

— Что еще за мадам? — удивился Адриашенко.

— Вы не знаете мадам Александру? Она мне о вас говорила как о своем самом близком родственнике. Она очень волнуется…

Адриашенко задумался.

— Если посадить троих на пол, да поплотнее, а я рядом с тобой — взлетишь?

— Вы шутите, коронель? При такой загрузке самолет с места не тронется.

— Не только тронется, но и взлетит.

Француз улыбнулся:

— Коронель, когда-то меня за подобные проделки выгнали из военной авиации. Правда, тогда мы втроем летали за вином и виноградом в Шампань и ничем не рисковали, кроме своих погон. Но сейчас…

— Фашистов боишься?

— Совсем нет, — обиделся француз. — Просто опасаюсь, как бы вместе с вами не рухнуть в залив. А в октябре вода очень холодная…

Адриашенко решил прекратить споры.

— Так летим?

Француз приложил руку к летному шлему:

— Я в вашем распоряжении, коронель!

— Значит, завтра на рассвете. Мне еще в Валенсию успеть нужно…

— А нам? — спросил Евсевьев.

— Приказано вернуться на Родину.

Вечером Луна пригласил всех на скромный ужин. В темном небе выли фашистские самолеты. С залива, озаряя небо яркими вспышками, стреляли орудия фашистских кораблей.

Невеселое было прощание. По-солдатски помянули тех, кто пал в бою. Подняли тост за дружбу. Было решено, что при приближении противника к аэродрому Дуарте, Льорепте, Тарасона и Фрутос на оставшихся истребителях перелетят во Францию.

— Самолеты у них отнимут, зато людей сохраните, — сказал Луне Адриашенко.

Тот согласился.

Тарасона достал из кармана летной куртки фотокарточку. Волевое лицо, русые волосы, прямой взгляд.

— Это Сергио Плыгунов, человек, научивший нас лобовым атакам и стрельбе с короткой дистанции. Снимок сделан в Валенсии, после того как мы прошли у него подготовку в Эль-Кармоли. Сейчас на Карреньо из всех, кто учился у Плыгунова, остались только я и Фрутос, Ты его знаешь, Иванио?

— Нет, Франсиско, — ответил Евсевьев.

— Если случайно встретишь, передай, что его уроки не прошли для нас даром.

— Непременно передам — поднялся Луна:

— Прощайте, камарадас. Мы никогда не забудем, как вместе с вами сражались в небе Испании…

Серый рассвет 13 октября Адриашенко, Евсевьеп, Кузнецов и Демидов встретили на аэродроме. Их пришли проводить испанские летчики. Обнялись.

— Желаем вам счастья. Мы верим в победу испанского народа, — сказал Адриашенко, прощаясь.

Французский пилот с сомнением смотрел, как его пассажиры втискиваются в узкую кабину авиетки.

Подняв в приветствии руки, Луна, Дуарте, Льоренте, Тарасона и Фрутос отошли от самолета. Тарахтя мототором, авиетка медленно пошла на взлет. Когда до конца полосы оставалось меньше пятидесяти метров, машин;! неохотно оторвалась от земли. И тут же на аэродром обрушился огонь фашистских батарей…

Три часа безоружный, до предела перегруженный самолет шел низко над волнами Бискайского залива. Справа по курсу в туманной дымке угадывались берега Астуриии Басконии. Там теперь были фашисты… Несколько раз вплотную к авиетке подходили «фиаты» и «мессершмитты», но, увидя французские опознавательные знаки, отворачивали в сторону. Самолет шел над нейтральными водами…

Когда показался французский берег, Адриашенко, отняв у своих спутников пистолеты, выбросил их за борт.

В это время хрипло закашлял мотор: кончилось горючее. С ходу летчик направил машину к видневшейся впереди каменистой площадке. Ударившись о валун, авиетка накренилась и остановилась. Шасси и крыло были сломаны, но пассажиры не пострадали.

— Большего я не мог сделать, — извиняющимся тоном сказал пилот.

— Ты настоящий парень. Настоящий француз, — пожав ему руку, ответил Адриашенко.

Через двадцать минут после посадки они были арестованы полицейским патрулем и доставлены в комиссариат. При обыске у пассажиров авиетки не оказалось документов и никаких личных вещей. Только у Адриашенко нашли триста долларов, которые в последний момент сунул ему в карман Луна — на всякий случай.