Проскочив линию фронта, фашисты, видимо, почувствовали себя в безопасности и ослабили внимание. Тут их и нагнал Сардино. Он влепил очередь в идущий сзади истребитель. Пылающим костром тот рухнул на землю. Ликующий Луис проскочил мимо Рыбкина и, петляя над землей, понесся к Сото. Догнать его Леониду удалось только уже возле своего аэродрома.

Зарулив самолет на стоянку, Сардино выскочил из кабины. Сорвав с головы шлем, он так трахнул его о землю, что стекла летных очков разлетелись на мелкие куски.

— Виктория! Победа! — радостно закричал он, не замечая удивленных взглядов товарищей.

— Что случилось, Луис? — спросил Серов. Вместо ответа испанец бросился к Анатолию и стал его целовать. Затем заключил в объятия Петровича.

— Викториа! Викториа!

Подрулил только что приземлившийся Рыбкин. По его недовольному лицу Еременко догадался, что в воздухе что-то произошло. Увидев валявшийся на земле шлем и осколки от летных очков, Рыбкин молча направился к своему самолету. Взяв в бортовом брезентовом кармане французские светофильтровые очки, предмет зависти друзей, он протянул их Луису. Обрадованный Сардино стал благодарить своего командира. Но Леонид проговорил строго:

— Если ты еще раз попробуешь вести себя в бою так неосмотрительно, то я своими собственными руками оторву тебе голову.

Услышав это, летчики громко рассмеялись. Дело в том, что привести свою угрозу в исполнение невысокому Леониду было бы не так-то просто. Ему пришлось бы притащить стремянку, чтобы достать до буйной головы своего ведомого.

Еременко, выслушав доклад Рыбкина, в свою очередь возмутился:

— Подумать только! Проходу мне не давал, все в бой рвался, а пустили в воздух — вон что откаблучивает.

Командир эскадрильи еще долго отчитывал Сардино. От веселья Луиса не осталось и следа.

— Отстраню от полетов! — под конец пригрозил ком-эск. Но, увидев огорчение Луиса, смягчился: — Ладно. На первый раз простим тебя. Летай. Но запомни: в воздухе необходима строжайшая дисциплина. Понял?

Когда Сардино ушел, Рыбкин, улыбаясь, сказал Еременко:

— Храбрый парень! Впился в фашистского разведчика — не оторвешь. А потом эти «фиаты»… Я так за него переволновался. Ведь в два счета сшибить могли!

Еременко взъерошил на голове Леонида белые, как лен, волосы:

— Ты вот что — ему пока такие комплименты не говори. Не то он в следующий раз фашисту на спину залезет. Учить его еще следует…

Брунетский выступ продолжал оставаться центром притяжения противоборствующих сторон.

К исходу дня в районах Вильянфранка, Романильос, Боадилья с новой силой разгорелись ожесточенные бои. Противник ввел в действие крупные силы бомбардировщиков. Он пытался сорвать атаки республиканцев, которые стремились прорваться к тыловым коммуникациям фашистских войск, стоявших у стен Мадрида еще с осени 1936 года.

Смеркалось. Эскадрилья Еременко была приведена в готовность номер один. Заботливый майор Альфонсо вместе с официантками Терезой и Сильвией объезжал стоянки, чтобы покормить ужином летчиков, безотлучно находившихся в кабинах истребителей.

И вот над Сото вспыхнули и рассыпались зеленые ракеты. Не успели они догореть, как один за другим взревели моторы. Вторая серия ракет — и истребители пошли на взлет. Эскадрилья легла на курс к высотам Москито и Романильос.

Фашисты не ожидали появления республиканских истребителей в такое позднее время. Эскадрилья подошла к горящей Боадилье, когда солнце уже наполовину скрылось за отрогами гор. Внизу, где вместе с испанскими частями наступали 13-я и 15-я интернациональные бригады, бушевало море огня. Горели оливковые рощи и посевы пшеницы, горела земля. Дым застилал горизонт. Даже на полуторакилометровой высоте летчики ощущали запах гари.

С запада, освещенные лучами заходящего солнца, группами наплывали фашистские бомбардировщики. Они с ходу вываливали свой груз на дорогу Брунете — Боадилья и на боевые порядки республиканцев.

Над высотами Москито и Романильос «чатос» атаковали противника. Еременко со своими ведомыми Кузнецовым и Карповым и звено Рыбкина связали боем истребители прикрытия. Звенья Серова и Сорокина ударили по бомбардировщикам.

В начале боя от Еременко отсекли Ивана Карпова. Рядом держался только Виктор Кузнецов. За время совместныхполетов они хорошо научились понимать друг друга. И когда перед ними оказались шесть «фиатов», командир эскадрильи смело пошел вперед, зная, что Виктор его прикроет сзади.

Фашисты разделились. Два «фиата» нырнули вниз, а четыре других устремились вверх. «Чатос» ринулись вслед за четверкой. Один из фашистов был сразу прошит очередями Виктора Кузнецова. Другой кинулся под защиту пулеметов своих бомбардировщиков и истребителей, разворачивавшихся на запад. Еременко устремился за ним. На огромной скорости, почти в отвесном пике, они неслись к земле. Центробежная сила вдавила Еременко в сиденье. Ручка управления забилась в ладони.

Проскочив строй «юнкерсов», отбивавшихся от республиканцев, «фиат» начал выходить на вертикаль. Но трассы И-15 преградили ему путь. Фашистский летчик вновь бросился вниз. «Опытный черт, вон как пилотирует», — мелькнуло в голове у Еременко. Порядком уставший за день комэск сосредоточил все внимание на «фиате» и зубчатых высотах, к которым приближались их самолеты. В прицел легли распростертые крылья фашистской машины. Еременко нажал гашетки. Пулеметные очереди распороли «фиата». Выбросив в воздух огненный хвост, он пошел к земле. В этот момент по выходящему из пике истребителю комэска, как горох, застучали пули: другой самолет противника зашел ему в хвост. Еременко рванул рули вправо. Он успел заметить пронесшийся мимо пылающий вражеский истребитель, за, которым шел, стреляя в упор, «чато» Божко Петровича. «Спасибо, друг. Выручил!»

В следующее мгновение на глазах комэска произошло непоправимое…

«Фиат», которого он преследовал, врезался в высоту Москито. Вслед за ним разбился атакованный Петровичем фашистский истребитель. Югослав над самой землей успел вырвать свою машину из пикирования. «Чато» свечой устремился вверх. Неожиданно верхние крылья истребителя сложились, затем стали отрываться от фюзеляжа. Опрокинувшись набок, «чато» рухнул вниз.

Еременко кинул истребитель к скалам. В узкой лощине, где упал самолет Петровича, он увидел багряные языки пламени и волны бурого дыма…

Над Сото темнело. Механики с тревогой вглядывались и горизонт. Еще ни один из ушедших в бой двенадцати истребителей не возвратился.

Наконец сели три И-15. Вслед за ними подошли еще четыре машины. Последними прилетели Еременко, Серов, Рыбкин и Баумлер. Только Петровича все не было.

— Где же Божко? — бросился к летчикам ожидавший возвращения брата Добре.

— Пронто, пронто! Скоро, скоро! — с нетерпением вглядываясь в небо, ответил за всех Луис Сардино.

Подрулил истребитель Рыбкина. Он сразу увидел пустующую стоянку своего ведомого.

— Божко не прилетел?

Никто ему не ответил. Медленно направился Леонид к стоявшему с Серовым Еременко.

— Божко нет?

Командир эскадрильи покачал головой. Увидев на стоянке Добре, он не нашел в себе силы сразу рассказать о трагедии, разыгравшейся на его глазах.

Рыбкин попытался успокоить взволнованного Добре.

— Мы вели тяжелый бой, — объяснял он югославу. — Божко мог задержаться. Подождем…

Когда над Сото зажглись первые звезды, летчики, с надеждой ожидавшие возвращения Божко, нехотя разошлись.

На стоянке остались механик Петровича испанец Руис, Добре и Рыбкин. Молча сидели они на пахнувшем маслом и бензином моторном чехле, прислушиваясь к ночным звукам.

Тихо подошел к ним Еременко, опустился на брезент рядом с Добре:

— Не нужно ждать. Он не вернется.

— Не может быть!

— Все произошло на моих глазах. Спасая меня, Божко вогнал в гору «фиата». Но его изношенная машина на выходе из пикирования не выдержала перегрузки и разрушилась.

— Где это произошло, командир?

— Над высотой Москито. Там сейчас фашисты.