Кан перевел дух и потихоньку сориентировался в обстановке: он на палубе, сидит спиной к бочке с яблоками. Вон капитан, вон Орион спустился со своего наблюдательного поста наверху и подошел к ней. О чем-то спокойно говорят. Все нормально.

Словно в насмешку над этим убогим самоутешением, сердце дернулось еще раз. Миг спустя Птармика объявила боевую готовность… и команда поднялась, без криков и шума, словно боясь потревожить кого-то, притаившегося в беззвездной ночи.

— …боевой тримаран, — доложил капитану Орион. — О двух двигателях. Пока подкрадывается, а на топливе — догонит, без сомнений. И команда на такой зверюге должна быть человек триста. Мы в проигрыше, как ни крути.

— Что ты предлагаешь? — сурово спросила Птармика.

— Уйти в Губительный Архипелаг, — ответил Орион. С непреклонной ноткой, не изжитой за три тысячи лет.

— Ночью?! Да ты что, сдурел? — так и взорвалась старуха. — Я не дам размолотить мой корабль о скалы!.. — кажется, она прибавила еще несколько крепких слов, но сын звезд ее не слушал.

Орион приблизился на шаг и положил руку на штурвал.

— Я слишком хорошо помню Губительный Архипелаг, — сказал он хмуро, понизив голос. — Он множество раз спасал мои корабли и помогал грабить чужие. И я провел бы «Ювель» меж его зубов с закрытыми глазами. Уступи штурвал, капитан. Я посажу этого Сумаха на мель. И мы уйдем без боя.

И Птармика отступила; в глазах ее читался благоговейный трепет… Легенды не врали. Он действительно был страшным пиратом… Он видел в ночи то, что невозможно видеть. Он проводил корабли там, где невозможно провести. Он появлялся во мраке из ниоткуда. Он умел самое простое слово сказать так, что любой дрогнет и повинуется. И, говорят, сражался, как миродержец…

Жестокий Орион, Орион Воин Мрака, Орион Кровавый Свет… так его звали, и эти слова вмещали многое…

Алый рассвет над растерзанным в ночи кораблем, залитые кровью палубы и чад горящей резины. Тишина после ада. До сих пор люди верят в пирата-призрака, что появляется из тьмы безлунных, беззвездных ночей и после разбоя возвращается в нее — эту славу у Ориона не сумел украсть даже Сумах. И если Зига-Зига остался в веселых портовых песенках, то Орион, сын звезд, пират Жестокий Орион — молчащее, темное пятно в истории моря Чермасан…

…Он четко и уверенно развернул корабль. Взгляд Птармики задержался на его лице на долгий-долгий миг… Как зло может быть прекрасно?.. Но Орион был прекрасен…

Сумах, стоя на носу центрального марана и, прищурившись, зорко вглядывался в кромешную тьму. Ни один матрос на его корабле не понимал, как можно видеть даль безлунной ночью, когда поднявшийся утренний туман закрыл своей серой мутью даже звезды. Впотьмах люди «Черного Ската» спотыкались о канаты, случайные предметы и порой друг о друга — пока что Сумах не разрешал зажигать фонари, — и с благоговейным трепетом смотрели на своего капитана: Сумах, белокожий и беловолосый, в темноте походил на привидение. Мрачная слава тянулась за ним; он прятал от дневного света свои больные красные глаза под двумя черными стеклами, вставленными в серебряную оправу; поговаривали также, что это не простое стекло, а вулканическое — то самое, за которое на Севере светит лесоповал, а на Юге — шахты Люменика: холодный обсидиан…

Сумах был жесток и хитер, как и подобает грозе морей, но он был всего лишь человеком. Человеком, обратившим болезнь, полученную с рождения, себе на пользу. Да, кожа его белее первого снега, и солнце нещадно жжет ее, не оставляя загара, а глаза приходится прятать от дневного света, но зато он прекрасно видит в темноте…

…И «Ювель» со своей зеленой чешуей и узорчатыми парусами сиял для него, как драгоценный изумруд, там, где обычный глаз не различал ничего. Конечно, ему, человеку, не тягаться с Орионом, сыном звезд: будь «Ювель» выкрашен в черный цвет, или будь на его палубе стояла такая же темнота, как сейчас на «Черном Скате», знаменитый пират не различил бы ничего, разве что подошел бы очень близко.

Сумах услышал осторожные шаги и обернулся.

— Пора бы тебе сменить этот неуклюжий меч на саблю, — сказал он, критически оглядев подошедшего парня.

— Чуть позже, капитан, — мягко, но непреклонно ответил тот, — как только найду подходящую.

Белокожий пират довольно расхохотался.

— Ты говоришь мне это уже который год… — сказал он, похлопав парня по плечу.

— Разве я плохо бьюсь? — с безмятежной улыбкой спросил тот.

— Напротив… Но хотя бы поставь на него гарду, — покачал головой Сумах. — Так с чем ты ко мне пришел?

— Все готово, капитан. Я пришел сказать только это.

— Хорошо. Жди команды. Я собираюсь подобраться поближе.

Сумах Ночной Зверь, как прозвали его в пиратских гаванях, вновь устремил взор своих красных глаз к «Ювелю». В тот же самый миг контрабандистский корабль завел двигатель и стал спускать паруса. Потом он повернулся носом к Губительному Архипелагу с явным намерением удрать.

— Ты только глянь! — Сумах с душой выругался, в гневе и диком восторге, тыча пальцем куда-то во тьму. — Они нас заметили!.. Вели запускать оба двигателя…

У штурвала «Черного Ската» встал сам Сумах. Оба двигателя, рыча, как дикие звери, набирали обороты. Команда спускала паруса, чтобы дать тримарану больше маневренности. Плохо, что жертва спохватилась раньше срока, но Сумах надежды не терял. Даже если не удастся нагнать шустрый маленький димаран, запасной план всегда наготове.

Как взревели винты черного корабля, было слышно даже на «Ювеле». Тишина на его палубе прямо-таки взорвалась при этом звуке. И если до этого вся команда работала тихо, то теперь люди орали и носились, грохоча сапогами по доскам, что-то таскали, роняли, спотыкались.

Откуда-то из темноты вынырнул Прок и сунул Кангасску в руки пушечное ядро, велев тащить его на правый «поплавок», к кормовой пушке. По пути туда Кангасска мотало в разные стороны, когда корабль, управляемый теперь Орионом, то и дело круто заворачивал, лавируя между скалами, но морскую болезнь как рукой сняло. Прав был Орион, во всем прав… и длинный меч на поясе здорово мешал в начавшейся суматохе, цепляя за все и вся.

Рев чужих двигателей приближался. Когда же неподалеку вырисовалась из мрака громада «Черного Ската», на борту «Ювеля» все замерли и притихли, как по команде, на какой-то один, но очень тяжелый миг. Пожалуй, не одного только Кангасска в тот момент пробрала жуть при виде громадного тримарана, каждый «поплавок» которого вместил бы весь «Ювель»… К счастью, люди быстро опомнились. И ядро, принесенное Каном, тут же полетело в сторону черного корабля. Тот не помедлил с ответом: в догонку «Ювелю» полетело сразу шесть ядер…

«Два зуба, смотрящие друг на друга,» — узнал Орион. Это было подлое и коварное место. По узкой дорожке меж двух скальных зубов, окруженных каждый своей мелью, мог пройти один средний димаран, вроде «Ювеля», да и то при большой удаче. Орион видел эту дорожку, помнил ее и не мог упустить…

В итоге одним ловким маневром сын звезд посадил «Черного Ската» на мель, да так, что сойти с нее будет теперь стоить Сумаху большого труда, а то и буксира. Но все же Орион подпустил пиратский корабль на опасное расстояние, и «Ювель» схватил-таки ядро в левый «поплавок», прямо в незащищенную кормовую часть, отчего димаран немного просел и накренился, но крен быстро выровняли, перетащив на правый борт кое-что тяжелое.

Заглушили двигатель. Вновь подняли узорчатые паруса. Матросы на палубе смеялись и хлопали друг друга по плечу. Пожалуй, хмурым в тот счастливый момент на корабле оставался только Кангасск. Даже Птармика, недавно говорившая о последнем бое, улыбалась краем рта и вовсю раскуривала новую пару зигарелл.