Росло число камер, но до некоторых пор корабли так и оставались огромными лодками. Чем больше, тем ненадежнее, неустойчивее. Пока другой Ученик Хельги — Иммер Нотимар — не построил первый димаран, просто положив дощатый пол между двумя нагруженными лодками…
Так корабли стали устойчивее, и теперь меньше камер требовалось, чтобы держать большое судно на плаву. Меж двумя маранами — «поплавками» из множества камер — строили палубу и трюм и ставили паруса.
Первые пираты появились чуть позже. Они облюбовали по свойствам подобный Горелой Области треугольник Ничейной Воды моря Чермасан, где отлично взрывается порох. Они поставили на свои корабли пушки и вооружились огнестрелками. И попадавшие под огонь димараны в одночасье показали свою слабость: стоило продырявить существенную часть камер одного «поплавка», как он становился слишком тяжел, тянул на дно, и судно переворачивалось. Корабли торговые и пассажирские обзавелись пушками, бензиновыми двигателями, которые работали только в этом треугольнике моря и порой помогали удрать от битвы, и навесили броневой щиток на каждую камеру, но даже все это вместе взятое не слишком помогало защититься от пиратов, которые быстро уравняли шансы.
Тогда капитан Нилиния Ролан — она никогда не была Учеником миродержцев — спроектировала новый вид кораблей — тримараны, где палуба и трюм покоились уже на трех «поплавках». Тримараны оказались устойчивее и выносливее своих предшественников, но сильно уступали в маневренности. Именно поэтому «опасные» димараны до сих пор в ходу…
Что касается пароходов — изобретения Оверона Надд, — то на них и те, и другие смотрят свысока. Тихоходные, постоянно ломающиеся посреди моря и просящие бускира у простых парусных судов. Большого будущего за ними никто не видит. Однако, случись штиль, опаздывающие на Юг или Север пассажиры забивают пароходы под завязку. И в итоге… частенько оказываются в нужном порту куда позже радостно оставленных позади судов… именно потому «пароходом» в любом порту дразнят человека, которых туго соображает, или просто неудачника.
…Спокойное, дремлющее море; и под балконом мельтешат треуголки и шляпы с перьями и чадят зигареллы. Кангасск оперся на перила балкона и снова хлебнул кофе. На душе было странно, но обычно обостренное харуспексом предчувствие почему-то молчало. Так и казалось: судьба в данный момент не знает верной дороги и балансирует на перекрестке, задумчиво оглядываясь по сторонам. Возможно, именно сейчас Орион решает, какой выбрать корабль, пока здешние синоптики подогревают страсти, обещая неделю-две глухого штиля у северных берегов. Хорошо еще, никто не догадывается, чьих это рук дело.
Как-то у Кана с Орионом вышел долгий разговор об управлении погодой. Орион тогда четко определил: монополия на погоду — только у миродержцев; они, конечно, могут дать лицензию, но это едва ли проще получения лицензии на харуспекс, ибо погодный баланс в Омнисе — дело серьезное и хрупкое. Потому все погодные изменения где-либо в обитаемом мире происходят или сами по себе, или направляются Югой и Серой Башней.
В любом случае, подумал Кангасск, никому и в голову не придет, что хозяин Севера решил одним мановением руки подорвать его торговлю. Потому клянут все сейчас какие-нибудь высшие силы и заваливают Ориона предложениями одно другого выгоднее…
Пока Кангасск размышлял о судьбе и погоде, Ингис выбрался из кармана, вскарабкался по его одежде, лихо цепляясь когтями и хлопая крыльями, и сунул-таки любопытную морду в чашку с кофе. Когда Кан опомнился, дракон уже шумно лакал черный южный напиток и отказываться не собирался. Пришлось оттащить наглую зажигалку за лапу. Что-то пробурчав насчет того, что наглость — неотъемлемое свойство любых драконов, Кангасск допил кофе сам, единым залпом.
Теперь ему совершенно не хотелось спать, а небо над Аджайеном тем временем стремительно вечерело, темнея до ночной синевы. Алая полоса заката уже отметила горизонт.
Кан вернулся с балкона в комнату и развалился на кровати; дожидаясь Ориона, он насвистывал портовые песенки и играл с карманным драконом… А что еще оставалось делать?.. За время ученичества у Влады он понял: иногда даже в час беды ничего нельзя, да и не нужно делать, нужно просто ждать. И он ждал. Когда стало темно, то засветил четыре Лихта и развесил их по всем углам.
…По лестнице застучали тяжелые сапоги. «Ну наконец-то!» — с облегчением вздохнул Кангасск и приподнялся на локте. В холодное сияние Лихтов ступил Орион. Теперь он был одет по местной моде: синий камзол поверх белоснежной рубахи, свободные брюки, ремень с тяжелой пряжкой, сапожищи последнего размера; в руках же сын звезд держал зловеще-черную треуголку и какой-то сверток. Он острозубо улыбнулся навстречу удивленному взгляду Кангасска и, несмотря на новенький чистый наряд, тем еще более стал похож на пирата из сна. Аж жуть берет, честное слово…
— Что не так? — хитро поинтересовался Орион.
— Ты же не носишь обуви! — быстренько нашелся Кангасск.
— Не выношу сражаться босым, — пояснил сын звезд. — Неуютно, знаешь ли…
— Хмм… — Кан глубокомысленно почесал подбородок. — А это что? Сабля?..
В ответ Орион бросил ему треуголку и сверток (Кангасск их ловко поймал) и извлек оружие из ножен.
— Да, — сказал он весело, любуясь отблесками ледяного света на поверхности клинка. — Сабля. Притом замечательная. И куда удобнее, чем катана, когда дело доходит до битвы на корабле. Знал бы, что придется, и тебя бы научил паре трюков, — Орион вернул саблю в ножны, затем снял их с пояса и бережно прислонил к стене. — Но, думаю, ты и со своим мечом справишься, — заметил он. — Влада говорила, ты храбр в бою.
— Но… — смутился Кан, вспоминая единственный бой, в котором Влада его видела.
— Зря она не скажет, — отрезал Орион. С этими словами он сел на край кровати и с наслаждением стянул сапоги.
— Что в свертке? — безобидно поинтересовался Кангасск.
— Одежда для тебя, — ответил ему Орион и пошутил: — Пирата из тебя, пожалуй, не получится, скорее уж правильный, законопослушный моряк… В общем, план таков: спим три часа и отправляемся на рассвете. Корабль я выбрал быстрый, если не самый быстрый в порту. Так что, какая бы беда не ждала нас на Юге, мы ее опередим.
— А что за корабль?
— Называется «Ювель». Это средних размеров димаран. А быстрым быть его положение обязывает, ибо возят на нем исключительно контрабанду.
— Мы поедем с контрабандистами?! — вспыхнул Кангасск.
— Да знал бы ты, что они везут, Кан! — Орион изобразил загадочный испуг.
— И что? — отозвался Кангасск скептически.
— Целую гору харуспексов! — с этими словами сын звезд разразился громогласным хохотом.
— Не смешно… — с укором произнес Кангасск и обиженно отвернулся.
Орион разбудил его рано. Облачившись в незнакомую одежду, Кангасск отметил, что она, вопреки всему, удобна и даже красива. Молоденькая служанка, которая принесла завтрак, так прямо и сказала, что он хорошо выглядит. Кан до сих пор удивлялся преображению: стоило выйти из Арен-кастеля, как его не просто никто ни разу не назвал уродом, а даже наоборот… Стоит задуматься: быть может, он и вправду красив?
Наскоро проглотив завтрак, они вышли на набережную, дружно нахлобучили на головы треуголки и отправились искать «Ювель». Как ни странно, люди больше не оглядывались на них: видимо, приодевшись по-местному, удалось смешаться с толпой. Больше не было видно мохнатых лап и острых ушей Ориона, а глаза у него не на столько уж необычны, чтобы привлекать внимание самим по себе: просто они несколько больше, чем у простого смертного, и ресницы длиннее, но этого можно и не заметить издалека. Несколько недоуменных взглядов словил не шедший к наряду меч Кангасска: катана, да еще и со снятой гардой. А харуспекс он предусмотрительно спрятал под рубаху, от чужих глаз подальше.