Изменить стиль страницы

Несколько секунд в наступившем молчании слышалось лишь его яростное сопение.

— …Ты неплохо сражаешься, — вдруг сказала Влада.

— Это я сперепугу… — признался Кан, смущенно почесав затылок. — Вообще-то, я первый раз в настоящем бою…

— Я научу. В пути у нас будет время, — обещание было дано…

Глава вторая. Жаль, нет ружья

Чарги ступают мягко. Пушистые лапы лишь едва слышно шуршат осенней листвой да пощелкивают когтями по фигурной брусчатке улиц в городах. Но если чарги идут по траве, ты не услышишь их: для этого слух человечий слишком груб…

Тропа, уходившая от хорошо наезженной торговой дороги на север, порядком заросла. Травы постепенно брали свое, но еще много десятков лет пройдет, прежде чем времена золотой лихорадки забудутся: когда-то здесь шли и шли на север орды золотоискателей, и их тяжелые сапоги протерли землю до камней. Именно потому забытая тропа, словно шрам, все еще проглядывает сквозь молодую зелень.

Она не змеилась подобно обычным тропам, а дерзко шла напрямик через луг и лес. У гор, условной границы Горелой Области, она выныривала из-под дырявого зеленого ковра и устремлялась вверх, огибая кручи, настоящей двухколейной дорогой, на которой то и дело попадались закатанные в пыль гильзы от патронов, напоминающие о суровых временах…

— Что сейчас в Горелой Области? — спросил Кангасск у Влады. — Туда никто не ходит. И оттуда — тоже. Может, там людей-то не осталось?

— Слишком смелая надежда, — покачала головой Влада. — Конечно, Область разорена войной, но жить здесь очень даже можно.

— Я бы не стал, — сказал Кан уверенно.

…Сэслер чистил винтовку. Сказать точнее — бережно протирал сложную систему вогнутых стеклышек, укрепленную на ее стволе. Они позволяли глядеть в даль, как из подзорной трубы, да еще и целиться при этом.

Оставшись доволен чистотой и блеском всех элементов своего чудесного прицела, Сэслер закрыл стекла в черный футляр с плотно пригнанной крышкой. Теперь прицел смотрел со ствола винтовки, словно диковинный глаз.

Перед тем как отправиться на охоту, Сэслер заглянул в дом, помахал рукой жене, улыбнулся маленькому сыну. Привычный и приятный ритуал, завершив который можно с легким сердцем идти куда угодно.

Густой сосняк, которым порос склон, заставлял солнечный свет падать вниз пятнами, и Сэслер, по старой охотничьей привычке, обходил их, неслышно двигаясь в полумраке. Глазу на винтовке он тоже не позволял мелькать, закрыв его футляром, иначе тот пускал бы во все стороны бесстыдно-яркие солнечные зайчики.

…Погодка выдалась неплохая: ни дождя тебе, ни тумана. Охотник устроился меж кустов ежевики на краю обрыва, откуда открывался обширный вид на злачный луг; сюда — имей терпение — обязательно заглянет сегодня какая-нибудь голодная животина.

Глазастая винтовка мирно лежала рядом, и глаз ее был зачехлен. Растянувшись на травке под прикрытием ежевичных кустов, Сэслер спокойно поджидал добычу.

При ясной погоде мир просматривался до самых гор, загораживавших горизонт. Даже старая дорога была видна… и, кажется, по ней кто-то шел…

— …Старая дорога уходит дальше в горы, — сказала Влада. — Там текут ледяные горные ручьи, где раньше промывали песок и искали золото. Вдоль таких ручьев в те времена как грибы вырастали поселки золотоискателей. Сейчас все заброшено, но не исключено, что часть народа осталась — а значит, без огнестрелки нам с тобой там нечего делать. Придется сделать крюк по лесу…

Кангасск вздохнул и задумчиво почесал свою чаргу за ухом; та громко мурлыкнула в ответ.

…Мало ли кто ходит по старой дороге. Сэслер не против. Но вот сворачивать с нее и нарушать его границ они не имели права!

Сорвав чехол, Сэслер схватился за винтовку, глянул в глаз…

…Ладно хоть выдержки хватило сгоряча на курок не нажать!.. Сначала он этих двоих всадников за солдат Крогана принял — и жутко разозлился, что они посмели опять сунуться в его владения. Но потом присмотрелся и увидел, что кевлар-то на них, конечно, кевлар, но у них нет ружей! У одного через плечо короткий лук висит, за спиной — колчан со стрелами, на поясе — меч. У второго и вовсе пара мечей — вот и весь арсенал. Да и поклажи у них прилично, как у путешественников, а вовсе не дурней Крогана.

Вот так так!.. А думалось, через Горелую Область никто больше не ходит!.. Даже дорога заросла почти. И вот на тебе!

Определенно, эти двое появились тут неспроста. Сэслер не был бы Сэслером, если б не решил докопаться до истины… охота подождет. Возможно, эти двое даже похуже солдат Крогана могут оказаться, даром что без ружей. Нет, определенно, за ними надо проследить…

…Две черных букашки двигались по равнине неторопливо — и Сэслеру было хорошо видно их со склона. Главное, заметить, где они войдут в лес, а уж в своем-то лесу охотник их не потеряет. Сэс не беспокоился, глядя на клонящееся к закату светило, — пропадать на охоте по нескольку дней для него было не впервой. Дома его не хватятся.

Порой он снимал чехол и приникал к винтовочному глазу, следя, правда, чтобы не пускать бликов. Увеличение глаз давал хорошее, а опыта Сэслера хватало, чтобы читать разговоры по губам. Сколько прихвостней Крогана на этом провалилось! Сколько их, точно оловянных игрушек, попадало! И все из-за того, что обсуждали что попало между собой… Конечно, откуда они могли знать, что невидимый охотник следит за ними со своего склона и знает все, что они говорят. А потом — нежданная гибель всего отряда. Жуткая, бесшумная стрельба неизвестно откуда, ведь, казалось бы, местность открытая, спрятаться стрелку негде, разве что на склоне, так ведь не дострелишь оттуда! К тому же так точно в голову каждому не попадешь. (О глазе-то — изобретении Сэслера — знал только сам Сэслер да его семья). Вот и пошло: мифы всякие народились про нечисть, про волшебство… Сам того не ведая, одинокий охотник держал в страхе всю разбойничью ватагу Крогана и волей-неволей закрывал им всякий путь на Юг по старой дороге.

Кроган полагал, что это ему наказание свыше за что-то, — он вообще был для разбойника очень религиозен, — но и помыслить не мог, за что… Паренька, которого он по глупости-молодости замучил и убил на потеху толпе, он давно не вспоминал. Зато Сэслер не забыл своего старшенького, которого, кстати, звали так же, как отца. Не забыл — и мстил жестоко…

…Нет, эти двое никакие не солдаты Крогана, решил Сэслер… У них приятные ясные лица. Очень милые молодые парень и девушка, ровесники, похоже. И говорили они о совершенно безобидных вещах… Девушка весело рассказывала парню о Севере. Истории были смешные. Сэслер — и тот «заслушался», если это слово применимо к чтению по губам.

«Путешественники, — подумал он. — Как есть — путешественники. Молодые, смелые, но такие беззащитные… Парень на моего старшего похож чем-то… Да, ему и лет примерно столько же… Эх, через мои земли пропущу, ладно уж, а вот как на Кроганские выйдут — что тогда? — Сэслер зажмурился, так мучителен был выбор. Но перед глазами снова встал старший сын, погибший молодым… — Нет! Не могу я! — мысленно крикнул охотник. — Присмотрю за ними, не будь я Сэслер!»

…Вечер спустился быстро, укатив солнце за холмы. За день пути устали и чарги, и путники, так что привал всем был в радость. Чарги отдирали сочную кору с деревьев и с аппетитом ее хрумкали. Они вообще всеядны, могли бы поохотиться, но, видно, ленились сегодня. Кангасск притащил хвороста, Владислава пристроила над костром котелок, где уже лежали, залитые водой, сушеное мясо и злаковые хлопья, — извечная еда путешественников, которую, при отсутствии возможности сварить суп, грызут в сухом виде. Есть еще мюсли — смесь вроде этой, только с сухофруктами и орехами вместо соленых мясных кусочков.