…В этом году Виктор оканчивал школу, и Татьяна Николаевна нет-нет и с волнением вспоминала о его выпускных экзаменах. Вот и сейчас она смотрела на Виктора и думала об этих экзаменах.

— Мам, отметь, пожалуйста, — попросил Виктор, встав к дверному косяку.

— Тебе скоро и двери придется делать на заказ, — с гордостью в голосе проговорила Татьяна Николаевна.

— И сделаем!.. Ты знаешь, а мы завтра в Ригу едем, на всесоюзные соревнования школьников, — смущенно проговорил Виктор.

— И ты только сейчас мне об этом говоришь? Хорош сынок, нечего сказать. А как же твои экзамены? Когда же ты будешь готовиться? — недовольно проговорила Татьяна Николаевна.

— Так еще будет время! Да успею я, мам. До них еще месяц, а мы едем на недельку. Да и не заваливают на выпускных. Пойду погуляю.

«Как он похож на отца, просто вылитый Николай!» — думала она, наблюдая, как он тщательно и не торопясь оделся и вышел. Ее раздумья прервал громкий телефонный звонок. Продолжая улыбаться своим мыслям, Татьяна Николаевна медленно взяла трубку.

— Слушаю вас… Да, профессор Быстровская у телефона. Так. — Она нахмурилась: звонили из клиники. — Пульс?.. Давление?.. Сколько времени прошло с момента травмы?.. Готовьте больного к операции.

И ведущий хирург Быстровская выехала на очередную свою операцию, именно на ту, с которой мы и начали свой рассказ…

2

Прогуливаясь по скверу, что напротив Минаевского рынка, Виктор внимательно смотрел по сторонам, выискивая знакомых ребят, но тех нигде не было видно, хотя это было время их обычных встреч. Неожиданно к нему подошел парень лет двадцати пяти, одетый по последнему крику моды тех лет: брюки-дудочки (как только он в них протиснулся — не иначе как с мылом), яркий клетчатый пиджак, ярко-красный галстук и такие же красные носки. Все это дополняла пышная шевелюра с бакенбардами и свисающим на лоб коком… За эту знаменитую во всем районе шевелюру он получил прозвище «Дикой», и это так пристало к нему, что уже никто и не помнил, как было его настоящее имя. Сам он теперь представлялся не иначе как «Дикой». У него была и своеобразная танцующая походка: со стороны казалось, что в его туфли, на толстенной микропоре, были вделаны пружинки, которые и заставляли его так двигаться…

— Привет! — процедил он сквозь зубы.

— Привет, Дикой, наших не видел? — спросил Виктор.

— Так сегодня же «пятак» открыли… Все там! Пойдем?

«Пятаком», или «пятачком», называлась танцплощадка рядом с клубом строителей. Там обычно собиралась местная молодежь, посторонние редко заглядывали сюда — боялись! Танцевали под оркестр, а в перерывах — под радиолу. Едва Дикой и Виктор вошли на танцплощадку, как моментально привлекли всеобщее внимание. Ярко накрашенные девицы бросали на Дикого недвусмысленные взгляды, парни поглядывали с завистью. Многие были знакомы, Дикой небрежно кивал им. Когда они подошли к небольшой группе ребят, стоящих в центре площадки, те бурно приветствовали их.

— А я завтра в Ригу уезжаю, на соревнования, — заявил Виктор, пожав всем поочередно руки.

— Городские выиграл? — спросил его тощий и длинный парень в очках:

— Да, восьмиборье, а «сотку» — второе: на старте засиделся.

— Так с тебя причитается! — зашумели ребята, похлопывая его по плечу.

— Да, понимаете… денег с собой не захватил, — смутился Виктор.

— Ничего — сбросимся! — предложил тощий парень. — Кто за?

— Мы, к сожалению, пас: в ночную сегодня, — огорчились два брата-близнеца.

— Значит, нас — четверо! — подвел итог Дикой. — Надо отметить как следует, ребята: чемпионами не каждый становится… Беру на себя хату, девочек и что-нибудь зажевать, ну а вы — «кир»…

…Когда Виктор с двумя парнями, среди которых был тот тощий парень в очках по имени Никита, и Костя, здоровый, под стать Виктору, постучались по условленному адресу, им открыл сам Дикой.

— Чувихи — высший класс! — причмокнул он. — Маленькая с длинными черными волосами — моя, остальные — ваши! Усекли? Ну, пошли…

В большой комнате сидели четыре девушки, которые весьма отличались друг от друга не только по внешности, но и по возрасту. Две из них, которые суетились по квартире и были, по всей вероятности, сестры и хозяйки этого дома, выглядели гораздо старше других, по крайней мере лет на двадцать пять. Моложе всех была та, про которую говорил Дикой, на вид ей было лет семнадцать, если не меньше. Вообще было непонятно, как она попала в эту компанию. Было заметно, что она впервые в подобной ситуации, несмотря на то что вовсю храбрилась.

— Представляю вам виновника торжества! — театрально вскинув руки, проговорил Дикой. — Чемпион Москвы и ее окрестностей — Виктор Быстровский! Автографы — в порядке живой очереди!

После того как все перезнакомились, ребята достали из карманов бутылки с водкой и выставили на стол, на котором, кроме большой кастрюли с квашеной капустой и буханки черного хлеба, ничего не было. Одна из сестер, Вера, принесла стаканы и чайные чашки.

— Я думаю, что лучше это! — проговорила она. — А то прошлый раз все рюмки побили, — и начала сама разливать водку. Разливала она щедро, и две бутылки оказались пустыми.

— Мне — чисто символически! — попросил Виктор. — У меня через два дня соревнования…

— Да перестань, пожалуйста, — дернул его Дикой и шепотом добавил: — А то, глядя на тебя, и девчонки пить не будут…

— Может, тебе лучше кефирчику принести? — усмехнулась Вера и залпом осушила свою дозу.

— Ничего, Виктор, придешь, пропаришься в ванной и все как рукой снимет! — сказал ему Никита.

Виктор взял свой стакан и, зажмурившись, выпил его до дна.

— Браво! Сразу видно мужчину! — проговорил Дикой и протянул ему ломтик хлеба с капустой. Когда Виктор открыл глаза, все перед ним качалось и плыло, он быстро проглотил протянутый ему бутерброд и только после этого смог нормально вдохнуть. Все стали казаться ему добрыми и милыми людьми, и он полез к каждому с поцелуями и заверениями в вечной любви. Стало шумно и весело… Дикой предложил поиграть в «бутылочку». Эта игра заключается в том, чтобы целовать того человека, на которого укажет бутылка, после того как водящий ее крутанет. Больше всех везло Виктору: кто бы ни крутил бутылку, она чаще всего указывала на него. Несмотря на опьянение, Виктора больше всего взволновали Маринины поцелуи, той девушки, которую отметил для себя Дикой. Когда Виктор в третий раз целовал Марину, Дикому это, вероятно, надоело.

— Везет же ему! Хотя ведь он у нас вроде именинника, — криво усмехнулся он и добавил: — Выпьем за его поездку… Только на этот раз до дна! — Он многозначительно посмотрел на Марину, которая с большим трудом сделала глоток и поставила на стол.

— Выпьем! — подхватил Виктор заплетающимся языком и сам налил себе водки в стакан.

Включили музыку и начали танцевать. На пластинках, сделанных из рентгеновских снимков, были записаны буги-вуги и рок-н-ролл. Это была стихия Никиты, который начал яростно подкидывать в танце младшую из сестер — Надежду. Получалось у них очень неплохо, несмотря на то что никогда до этого они вместе не танцевали… Это было последнее, что запомнил Виктор, не помнил он и того, как, совершенно пьяный, свалился со стула, как его отнесли в другую комнату и уложили на диван… Стояла тишина и царил полумрак, когда Виктор приоткрыл тяжелые веки. Он усиленно напрягал память, пытаясь вспомнить, что с ним и где он находится. Постепенно восстановил в памяти события вечера и уже спокойнее огляделся вокруг. Рядом, на кровати, лежали Костя с Веркой, они уже спали, и Виктор смущенно отвернулся, так как сбившееся одеяло открыло часть обнаженного тела, удивительно белого по сравнению с телом Кости. Виктор вышел в другую комнату, где было застолье: валялись пустые винные бутылки, стоял запах кислой капусты и хмельного. На кушетке в углу Никита устало целовался с младшей сестрой.

— Никита, а где остальные? — спросил недоуменно Виктор.

Даже и не прекращая интимного занятия, а наоборот, открывая ноги подруги, чтобы Виктору было виднее, Никита ответил: