— Клянемся! Клянемся! Клянемся! — троекратно произнесли красноармейцы и рабочие.

Эхо разнеслось по реке, и было такое впечатление, будто и она поддержала клятву отомстить за смерть комиссара…

Многое пришлось испытать Сергею за годы гражданской войны. Почти до ее конца сражался с ним бок о бок Василий, но потом был тяжело ранен, и ему пришлось уйти из Чека. Однако не мог он долго оставаться не у дел: немного подлечившись, стал проситься на какую-нибудь работу. Учитывая храбрость и беззаветную преданность, направили его на один из сложнейших участков трудового фронта, в милицию, защищать завоевания и социалистическую собственность трудящихся молодой Страны Советов.

Незадолго до начала Великой Отечественной войны вражеская пуля оборвала его жизнь. Он умер как и полагается умирать таким людям: на боевом посту, до самой последней минуты сражаясь за идеалы, в которые свято верил.

Тяжело переживал Сергей утрату друга, но началась война и заставила отбросить личную боль: всем было тяжело и больно в эти суровые годы испытаний. Сергея оставили работать в органах, а позднее, после окончания войны, он возглавил один из отделов Комитета государственной безопасности.

Много дел прошло через его руки, но оставалось одно дело, которое мучило его и не давало покоя: найти убийцу Василия! Это дело он считал делом своей чести и поклялся во что бы то ни стало найти убийцу.

По роду своей службы ему несколько раз приходилось сталкиваться во время войны с делами, за которыми стояла одна из самых опасных немецких разведчиц. Однако всякий раз ей удавалось ускользнуть. Ее жестокость не знала границ. Она свято придерживалась девиза: «Никаких свидетелей! Человек, который знает о тебе больше, чем ему следует, должен быть мертв!»

Когда закончилась война и гитлеровская Германия капитулировала, Лисица, именно такую кличку присвоили ей бывшие хозяева за хитрость и неуловимость, исчезла, не оставив никаких следов. Долгие послевоенные годы Сергей Петрович продолжал упорные поиски, но Ванда словно в воду канула, и он уже решил, что эта женщина нашла свой конец, и надеялся, что конец по ее подлой жизни…

Старый генерал, мысленно прожив свою жизнь и вспомнив все минувшее, жалел, что сейчас, когда на дворе стоял тысяча девятьсот восьмидесятый год, многое изменилось в умах советских людей. Всюду царят фальшь, неверие, взяточничество. Многие коммунисты потеряли честь и совесть, всячески пытаясь удержаться в своих креслах. Нет, не за такое будущее боролись они в свое время! Мог ли он, честно проанализировав свое прошлое, хоть в чем-то обвинить себя за то, что происходит сейчас? Ему трудно ответить на этот вопрос… Да и есть ли ответ?

Эти мысли не дают ему спать ни днем ни ночью: именно поэтому он и решил на бумаге восстановить всю свою жизнь. Написать все честно и подробно, чтобы будущее поколение смогло само оценить их поступки, их дела и решить для себя: что можно взять для своей жизни, а что всенародно осудить… Ладно, эти мысли он продолжит анализировать позднее, сейчас ему предстоит встретиться с главным делом его жизни, с тем делом, которое он пока не закончил. Через несколько минут в кабинет введут убийцу его давнего друга, на могиле которого он поклялся отомстить за его ужасную смерть.

Пожилая женщина вошла в кабинет уверенно и спокойно. Она специально умело подкрасилась, тщательно оделась. Бросив приветствие на английском языке всем присутствующим, она уселась посередине кабинета и закинула ногу на ногу. Затем с явной усмешкой обвела взглядом присутствующих.

— Сколько интересных мужчин работает в КГБ! — проговорила она кокетливо, и переводчик тут же перевел. Неожиданно ее взгляд столкнулся со взглядом Сергея Петровича. Что-то странное и непонятное ощутила женщина от этого взгляда. Ей даже показалось, что ей знакомы эти глаза. Она испытала страх, но не могла оторвать взгляда от этих поблекших, но все еще голубых глаз…

Вот, наконец-то перед ним сидит ОНА — женщина из прошлого!.. Старый генерал устало выпрямил спину, и в его глазах промелькнула жалость. Да, он не ощущал ненависти, которую должен был бы ощущать. Жалость, потому что видел перед собой некое существо, которое даже мысленно не мог назвать человеком. Существо, не имеющее ни своей Родины, ни своей фамилии, ни даже своего имени…

Всю жизнь это существо боролось за то, что никогда не могло воплотиться. И сознавая это, ничего не могло с собою поделать, так как давно уже зашло в тупик… В ТУПИК, из которого может быть только один выход…

Он смотрел на нее, и неожиданно для себя самого ему на ум пришли давно забытые строчки, которые он и прочел вслух:

Его внук недоуменно посмотрел на деда и тут же — на женщину: он поразился тому, как мгновенно изменилось ее лицо. Она с трудом хватала воздух своим моментально сморщившимся ртом и расширенными от ужаса и ненависти глазами смотрела на Сергея Петровича.

— Это ты… — к удивлению всех присутствующих, она произнесла без всякого акцента.

— Увы, Ванда Яновна, Хелена Брайс, Лисица и как еще там вас, это я! — устало произнес старый генерал, затем медленно встал и пошел прочь из кабинета: ему было душно, отвратительно и почему-то больно и жалко — то ли от ее присутствия, то ли от нахлынувших на него воспоминаний. Он не чувствовал на себе ее страшный, испепеляющий ненавистью взгляд; старый генерал просто не обращал на нее уже никакого внимания, она потеряла для него всякий интерес, и его мысли были далеки от происходящего…

Где? Он и сам не мог толком ответить, не в силах сосредоточиться на чем-либо. У него самого было ощущение того, что и сам он оказался в ТУПИКЕ… и это ощущение было ужасным… Он осторожно прикрыл за собой дверь, и эта старая женщина вдруг вся обмякла, в ней пропала даже злоба, она, словно по волшебству, превратилась в старую, дряхлую и больную женщину, жалкую старушенцию. Дрожащими руками она вытащила из сумочки сигарету, прикурила ее, жадно затянулась и только потом выдавила сквозь зубы:

— Пишите…

Татьяна Николаевна устало сняла маску и халат, смахнула со лба пот. Очень трудная операция длилась больше четырех часов. Но профессор Быстровская была довольна: операция прошла на редкость удачно и закончилась даже с лучшим результатом, чем ожидала.

Она взглянула на себя в зеркало и огорченно заметила новые седые волосы. А первые у нее появились на Великой Отечественной… Она совершенно отчетливо помнит тот роковой день. Весна сорок четвертого года… Стояла теплая сухая погода. Тоща она, еще только Таня, работала врачом, защищать диплом предстояло через несколько месяцев. Рано утром она вошла в свой кабинет и широко распахнула окно. От яркого весеннего солнца закружилась голова.

— Как прекрасно! — не выдержала и воскликнула Таня. Ничто, совершенно ничто не предвещало беды — такой прекрасный день мог нести с собой только счастье и покой. Накинув белый халат, тщательно застегнулась и ласково взглянула на стоящую на столе фотографию симпатичного молодого офицера-летчика, на груди которого — Золотая Звезда Героя Советского Союза. Таня с улыбкой вспомнила знакомство с Николаем. Это было за несколько месяцев до войны…

— Девочка, не скажешь, где живут Поликарповы? — раздался за спиной мужской голос. Когда она повернулась, военный в форме летчика смутился: — Извините, пожалуйста, я думал, ребенок….

— Ничего! Не вы первый, не вы последний! — задорно ответила Таня и рассмеялась, и смех ее был похож на звон колокольчика. Глядя на нее, рассмеялся и летчик. Он и сам был молод, а его форма была настолько новой, что отдавала еще неповторимым запахом складского помещения. — Поздравляю вас с окончанием училища, товарищ летчик! — сказала она и смело протянула маленькую ладошку.