— Я сохраню твою тайну, — продолжал он. — А когда ему станет лучше, помогу ему выбраться из деревни. Только пообещай, что будешь очень осторожна, пока меня не будет рядом. Никому не говори об этом и никого сюда не впускай.

— Спасибо, спасибо тебе, — зашептала Мария, обнимая молодого солдата. — Ты мой защитник, ты мой спаситель. Буду весь вечер сегодня за тебя молиться. За тебя и за Артема.

— Не бойся, родная. Все будет хорошо. Мы оба вернемся. Обещаю.

Он говорил это искренне, от всего сердца, но не смог сдержать слова. Когда снаряд попал в кузов грузовика, машина перевернулась, но, к счастью, не взорвалась. Он был за рулем и остался в кабине, тогда как Артем вылетел из нее, пробив телом лобовое стекло.

Протирая глаза от крови, сочившейся из пореза на лбу, солдат бросился к своему товарищу. Тот ничком лежал на земле. Он был уже близко, когда услышал свист. Снаряд попал точно в тело его друга, но у юноши уже не было времени, чтобы осознать это. Тело его пронзила адская боль. Какая‑то неведомая сила разрывала на части плоть. А потом — пустота. Так оно всегда и бывает. Так приходит смерть.

Глава 3.Три четверки

Высокий мужчина в черной кожаной куртке сделал последнюю затяжку и выбросил окурок в окно машины. Это была уже третья сигарета, которую он выкурил, наблюдая за двумя девушками, сидящими в кафе под открытым небом. В полдень в центре Воронежа было как всегда многолюдно. Все спешили по своим делам, и никто не обращал внимания на черный Фольксваген, припаркованный у тротуара в неположенном месте. А водителя от прохожих скрывали тонированные стекла.

Внимание мужчины было приковано к девушке, сидящей к нему лицом. Густые светло — каштановые волосы, бездонные глаза, безупречно правильные, как с картинки, черты лица; а какая улыбка! Как красива и как похожа…

Резкий порыв весеннего ветра, проникший в салон автомобиля через приоткрытое окно, отвлек его от нахлынувших воспоминаний. Он мог бы подойти к ней, поговорить… Мира не оттолкнула бы его, хотя, может быть, имела веские причины для этого. У нее доброе сердце, и она смогла бы простить. Водитель черного Фольксвагена знал о ней все. Он был знаком и с ее подругой — еще с тех времен, как та была девчонкой. Теперь Вера, конечно, стала другой. На смену косам пришло модное каре и оригинальная косая челка. Она повзрослела, и больше никто не мешал ей экстравагантно одеваться, вызывающе краситься и носить целую груду украшений. Только насмешливая улыбка осталась прежней.

Мужчина тяжело вздохнул. Мысли его вновь вернулись к Мире. Вероятно, она не держит на него зла. Впрочем, девушка наверняка изменила бы свое мнение, узнай она, что он замыслил сделать. Но она не узнает. Никогда.

Повернув ключ в замке зажигания, он тронулся с места.

Покинув кафе, девушки пошли по проспекту, продолжая разговаривать.

— У тебя еще есть сегодня пары в академии? — спросила Мира подругу.

— Нет, я свободна как ветер! — радостно сообщила Вера, но вдруг всплеснула руками:

— Какой кошмар! Я совсем забыла! На сегодня перенесли микробиологию. На пять вечера. А я пообещала маме забрать Олечку из детского сада. Что же делать?

— Может быть, позвонишь матери и объяснишь ситуацию? Не пропускать же из‑за этого пару!

— Ну, я пропустила бы пару с удовольствием! Но на этот раз не выйдет. Это лабораторная, тут пропуски недопустимы. И родители сегодня заняты, и Мишки как назло нет в городе! Мира, выручай! Больше мне не к кому обратиться. Только не говори, что у тебя сегодня вечером английский!

— Нет, английский у меня по средам, а сегодня понедельник. Так что я свободна. Только я боюсь, мне не разрешат забрать твою сестру. Я ведь не родственница ей.

— Это не проблема. Я сейчас позвоню воспитательнице и предупрежу ее. А Олечка тебя знает и не побоится пойти с тобой. Ну, так как? Сделаешь это?

— Конечно. О чем речь?!

— Спасибо тебе большое! — вскричала Вера, сжимая подругу в объятиях. — Ты просто моя палочка — выручалочка!

— Ну, что ты, что ты… — пробормотала Мира в ответ. Хотя она знала Веру много лет, безудержные эмоции подруги до сих пор приводили ее в некоторое смущение.

— Зайдешь за ней около шести. В конце дня они всегда гуляют в «Парке Патриотов». Там еще музей, танки стоят и горит вечный огонь…

— Я все это знаю: я же ведь там живу, — перебила ее Мира.

— Ну, вот и славно! Тогда встретимся у академии?

— Какой академии?

— Медицинской, конечно! Где я, по — твоему, учусь? К тому времени, как вы приедете, я как раз закончу рассматривать под микроскопом симпатичную плесень — или какую‑нибудь другую микроскопическую живность.

— Только не надо о плесени. Хорошо? Мы ведь только что поели.

— Что ты имеешь против микроскопических грибов рода Penicillium? — Вера никогда не упускала случая похвастаться своими знаниями, порой и не слишком обширными. — И вообще, я же не рассказываю тебе про трупы в формалине. Да — да, именно про те, с которых содрали кожу, чтобы обнажить нервы… — доводить собеседника до исступления историями про то, что проходят на практических занятиях студенты медицинской академии, было второй слабостью девушки.

— Еще одно слово — и будешь сама забирать Олю из садика! — Мира шутливо погрозила ей пальцем.

— Молчу!

Девушки расстались. Вера жила в самом центре города и даже часто хвасталась знакомым, что на открытках с видами Воронежа виден ее дом. Мира же перешла на другую сторону улицы и села в автобус. Проезжая по мосту, соединяющему два берега водохранилища, девушка любовалась, как ветер рябит поверхность рукотворного моря. Оно уже больше, чем на половину освободилось ото льда, и над водой носились чайки. Яркие лучи солнца серебрили лазурную гладь. Мира сидела у открытого окна и вдыхала запах весны.

Еще явственнее она ощутила этот аромат, когда в тот же день отправилась забирать сестренку Веры из садика. Мира вышла из дома заранее, боясь опоздать, и с радостью обнаружила, что солнце еще не село. Выйдя из дворов, девушка пошла по проспекту. В прозрачном воздухе звонко отдавался стук ее каблуков о каменную плитку тротуара. А еще из кустов доносилось нескончаемое пение птиц, и ветер шевелил распущенные волосы девушки. Несмотря на островки подтаявшего льда, сугробы отвратительно грязного снега на обочинах и мусор, накопившийся на улицах в течение зимы, город выглядел обновленным, проснувшимся от долгого сна.

Еще издалека Мира услышала новый звук, дополнивший ликующую весеннюю симфонию. Это были радостные детские голоса. Воспитательница, женщина средних лет, собирала детей и выстраивала их по парам, чтобы перевести через дорогу.

Эту же картину созерцал и водитель черного Фольксвагена. Он пока что находился значительно дальше от детей, чем Мира, и ехал очень медленно, обдумывая свои дальнейшие действия. Поглощенный своими мыслями — благо, на дороге было мало транспорта — он не смотрел по сторонам и не замечал девушку.

А Мира в свою очередь не обращала внимания на черную иномарку. Та была для нее лишь частицей транспортного потока, загрязняющего прозрачный весенний воздух и заглушающего шумом двигателей звуки пробуждающейся жизни. Девушка смотрела на детей. Их смех слышался все отчетливее. Мира внимательно оглядывала толпу малышей, одетых в яркие курточки, но не могла найти среди них Олю. Дети были слишком далеко, чтобы можно было различить лица.

Неожиданно к группе детсадовцев подошел мужчина. Прежде, чем он успел переброситься с воспитательницей парой слов, шумная толпа ребятишек окружила его, в одно мгновение разрушив строй, с таким трудом построенный женщиной.

«А это еще кто такой?» — изумилась Мира, ускорив шаг.

Еще больше девушку поразило, насколько дети были рады встрече с незнакомцем. Они звонко смеялись и радостно кричали что‑то. А он… он тоже смеялся. Подхватывал детей на руки, кружил их в воздухе, что‑то рассказывал…

Когда мужчина повернулся к ней лицом, Мира остолбенела: это он — тот самый загадочный незнакомец с кладбища. Незнакомец? Нет. Она знала его имя: его звали Александр.