— Да, помаленьку… И почему меня все тут называют Марией? Это же не мое настоящее имя.
— Возможно, потому, что так звали мать Иисуса, — с улыбкой произнес солдат.
— Ну, что ты такое говоришь?.. — смутилась Мария. — Это же богохульство!
— Это правда. Ты просто святая! — ласково произнес юноша, коснувшись ее щеки.
Затем он обратился к Артему:
— Ну, и что сказал полковник?
— Да, ничего особенного… — отмахнулся тот.
— Надеюсь, то, что мы узнали, действительно оказалось ценным?
— Да, вполне.
— И в чем же дело? Я тебя насквозь вижу. Плохие новости? Рассказывай!
— Не то, чтобы плохие… Может статься, и хорошие…
— Ну, что там? Не тяни!
— Только что прибыл грузовик, нагруженный продовольствием и боеприпасами…
— Но это же замечательная новость! Как им удалось прорваться через окружение?
— Чудом, не иначе! Вот только груз предназначен не только для нас, но и для Вересаевки. Думаю, ты знаешь, где это находится…
— Да, двадцатью километрами севернее.
— Верно. И нам с тобой досталось почетное право доставить часть груза в это самое место.
— Это безумие! Единственная дорога, по которой может проехать машина, идет по открытой местности. Обстрелять ее не составит труда. А одна пуля из винтовки, нацеленной на бензобак, и все, конец! Сам знаешь.
— Знаю, конечно, а еще знаю, что приказы не обсуждаются. Что поделаешь? — Артем пожал плечами. — Полковник считает, что раз однажды удалось прорвать окружение, то нам с тобой это удастся вновь. Не печалься! Прорвемся!
— Ты не должен ехать. Уж лучше я один!
— Не забывай: ты тоже можешь погибнуть. Или попасть в плен. Это одно и то же, в конце концов. Да и вообще, — Артем засмеялся, — я тут старший по званию, и приказы отдаю тоже я!
— А если я не подчинюсь? Ты отдашь меня под трибунал? — дерзко улыбнулся его друг.
— Ну ладно, ладно… — примирительно начал Артем. — Пойдем уже, нас еще ожидает инструктаж.
Мария все это время молчала, слушая разговор друзей. Но на лице ее проявились невесть откуда взявшиеся морщинки, а взгляд угас.
— Вы еще зайдете сюда до отъезда? — спросила она у молодых людей.
— А как же! — заверил ее Артем. — Мы выезжаем только с наступлением сумерек. Кипяти чай, Машенька, мы сейчас вернемся.
— Не грусти, все образуется! — добавил молодой солдат.
— Ну, пошли, пошли уже! — поторопил его Артем, открывая дверь и хлопая друга по плечу.
Слушая наставления полковника, молодой солдат думал о том, что, вероятно, напрасно убеждал товарища в невыполнимости задания. Не в первый раз они оба шли на риск и не раз уже с честью выдерживали самые суровые испытания. А риск на этот раз был как нельзя более оправдан. Жители соседней деревни, так же, как и они сами, наверняка уже долгое время голодали. Сам он был вынослив и мог какое‑то время обходиться без еды, но страдания женщин и детей рвали его душу на части. Артем тоже чувствовал это, может быть, не так остро, но все же чувствовал. И все‑таки…
Закончив говорить, командир спросил:
— Есть какие‑нибудь вопросы?
— Товарищ полковник, — начал солдат. Он почувствовал, как Артем незаметно ткнул его локтем в бок, но не стал обращать на это внимания. — Разрешите мне ехать одному.
— Нет, вы поедете вдвоем, — ответил полковник голосом, не допускающим возражений.
В Малых Буграх весь день царило радостное возбуждение. С утра не раздалось ни одного выстрела. К тому же, теперь, когда в поселение доставили провизию, угроза голода отступила хотя бы на какое‑то недолгое время.
Вместе с солдатом, который вел грузовик с продовольствием, приехал журналист одной провинциальной газеты. Он писал о событиях на фронтах. Сначала его действия вызвали явное неодобрение у жителей деревни: «Ишь, нашелся тут: все ходит, да высматривает, будто шпион какой!», но очень скоро словоохотливый и веселый журналист завоевал всеобщее расположение.
Выходя из избы, служившей полковнику штабом, друзья услышали громкий голос репортера:
— Идите сюда, бойцы! Я вас сфотографирую. Советская страна должна знать своих героев!
— Вот сюда! — продолжал он, когда двое подошли ближе. — Становитесь рядом с грузовиком. Кадр замечательный получится!
— Да, фотография, наверное, хорошая выйдет, — согласился с ним Артем.
— Как раз для некролога сгодится! — не сдержался его товарищ.
Заметив смущение на лице журналиста, солдат ободряюще улыбнулся ему и сказал:
— Я шучу. Не берите в голову! Мы вернемся, вот увидите!
— Ты сейчас к Маше? — спросил Артем у своего друга, отходя от грузовика.
— Да, — отозвался тот. — Пойду, утешу ее. Бедняжка, наверное, места себе не находит, переживает.
— Моя Настюша, небось, только обо мне и думает, — со вздохом произнес Артем. — Тяжко ей приходится одной, да еще и с сыном на руках. Тоскую я по ней, очень тоскую. Но ведь разлука будет не вечной, свидимся еще, — добавил он, мягко улыбнувшись кому‑то невидимому.
Артем посмотрел другу в глаза:
— Но если со мной что случится…
— Я позабочусь о ней, — закончил тот, кладя руку на плечо товарища. — О ней и о твоем сыне. Разыщу их, где бы они ни были. Только не надо об этом больше, ладно?
Расставшись с Артемом, он направился к избе с голубыми занавесками на окнах. Открыв дверь, юноша не нашел внутри Марии, но тем не менее в помещении кто‑то находился. Он сразу ощутил это, а приглушенный стон, раздавшийся со стороны печи, развеял последние сомнения. По спине солдата пробежал холодок, и сердце учащенно забилось. Он так и не вошел внутрь, а захлопнул дверь и прижался к ней всем телом, словно боясь выпустить кого‑то, спрятавшегося изнутри. Опустив голову, он пытался отдышаться, как после долгого изнуряющего бега.
Обернувшись, молодой человек увидел Марию. Она шла по направлению к избе. Их взгляды встретились, и женщина все поняла. Мария слишком хорошо знала его, чтобы неверно истолковать выражение тревоги на юном лице. Она подошла ближе, нервным движением поправляя платок.
— Что происходит? — спросил молодой солдат. Он в свою очередь слишком хорошо знал Марию, чтобы понять, что ей прекрасно известен ответ на этот вопрос. Несмотря на обуревавшие его чувства, слова прозвучали очень спокойно: он бы никогда не повысил голос, говоря с ней.
— Я все объясню, — проговорила женщина, беря его за руку.
Вместе они вошли в избу. Закрыв за собой дверь, Мария подвела его к печи и отдернула занавеску, покрытую многочисленными заплатками. Там на груде тряпья лежал мужчина лет тридцати пяти. Глаза его были закрыты, а лицо казалось очень бледным. На лбу выступили крупные капли пота — его явно лихорадило. Мужчина был облачен в военную форму, а погоны не оставляли никаких сомнений в том, что это был немецкий офицер.
— Я нашла его два дня назад — когда тебя не было — в роще, что за деревней. Там до этого шли бои. Он нуждался в помощи, и я не могла пройти мимо. Не могла и доложить обо всем командованию. Они бы убили его. Понимаешь? — в голосе женщины звучала мольба.
— Понимаю, — юноша ободряюще улыбнулся. — Он опасно ранен?
— Нет… я думаю. Пуля попала в предплечье. Я вытащила ее и перевязала рану. Он потерял много крови, и у него был сильный жар, но сейчас ему уже лучше. Я думаю, он поправится.
— Почему ты мне сразу об этом не рассказала? Ты сомневалась…
— Я доверяю тебе, правда! — живо возразила Мария.
— Я знаю это, — он мягко улыбнулся. — Ты сомневалась, что я пойму твои чувства? Боялась, что осужу?
— Наверное, так, — виновато улыбнулась Мария. — Но я все равно рассказала бы тебе, только чуть позже.
— Послушай меня, — он наклонился к ней, так что их глаза оказались на одном уровне и аккуратно обхватил руками ее голову, не давая отвернуться. — Да, бывают моменты, когда мне кажется, что ты понапрасну жертвуешь собой ради других, но я никогда не осужу тебя. Никогда я не позволю себе думать, что ты поступила плохо. Скорее изменю собственное мнение.