Мне удалось удалить весь больной, разорванный межпозвонковый диск Максима. Я внимательно осматриваю переднюю поверхность спинного мозга там, где он был сдавлен. При этом осмотре мне удалось установить, что спинной мозг в этой области не пульсирует. Его оболочка утолщена и тускла.
Это прогностически плохо, следует предполагать, что полного восстановления деятельности спинного мозга после произведенной мною операции может не наступить. В лучшем случае его деятельность восстановится частично. Это значит, что не все движения в ногах восстановятся. Они могут восстановиться частично, настолько частично, что это восстановление не будет иметь реального значения для Максима. Тогда беда!
Об этом я сужу на основании своего врачебного опыта, сравнивая увиденное с тем, что я наблюдал у многих других подобных пациентов.
Естественно, что увиденным я очень огорчен.
С плохим, тревожным чувством я заканчиваю операцию. Вместо удаленного межпозвонкового диска в образовавшийся между телами двух позвонков дефект я укладываю кусочек костной ткани, взятой из тазовой кости Максима.
Я расправляю легкое. Ушиваю рану. Мои помощники накладывают повязку.
Операция закончена.
Максима увозят в послеоперационную палату, где на протяжении ближайших часов и дней он будет находиться под неусыпным наблюдением, пока постепенно не отпадут одно за другим все беспокойства за его состояние…
* * *
Послеоперационный период Максим перенес хорошо. Его крепкий организм помог ему с честью справиться со всеми трудностями. К концу второго месяца после операции у Максима настолько восстановились движения в ногах, что он смог вставать на них. Потом он начал ходить… Сначала с помощью костылей, а потом и без них…
Но вот деятельность тазовых органов, столь важная для человеческой жизни, полностью не восстановилась. Длительное сдавление спинного мозга привело к тому, что эти органы перестали нормально функционировать…
К сожалению, операционный прогноз подтвердился…
* * *
На протяжении последующих лет я неоднократно встречался с Максимом. Он похудел. Стал меньше ростом. В тридцать с небольшим лет он стал совершенно седым. И все это время он вел себя героически. Для того, чтобы заниматься столь необходимым ему теперь уже для здоровья плаванием, он ежегодно уезжал на Черное море, где устраивался работать инструктором водной станции. Будучи отличным пловцом, все лето он проводил в море. Так как ему трудно было ходить на далекие расстояния, то он и жил у моря, на станции.
Со временем Максим стал неплохо ходить. Он мог пройти без всякой помощи несколько кварталов. В этом отношении он стал независим. Он полностью обслуживал себя. Он частично вернулся к работе.
Однако состояние его ухудшалось.
Я видел, как раз от разу его лицо становилось бледнее, отечнее. Да и он сам понимал это. Хуже Максиму становилось от часто повторяющихся вспышек воспалительного процесса в мочевых путях. С каждым разом после таких вспышек воспалительного процесса его почки работали все хуже и хуже…
Он оставался все таким же жизнелюбом. Он всем интересовался. Он много читал. Он очень дружил со своим маленьким сыном и уделял ему много внимания и времени. К чести его жены, у них сохранилась семья. Он оставался в дружбе с юмором. Он оставался хорошим и добрым человеком.
Ранним июньским утром домой мне позвонила жена Максима. Она сказала, что только что Максим умер в почечном центре больницы…
Его почки, измученные болезнью, отказались очищать кровь от ядовитых продуктов жизнедеятельности организма…
Случилось это через пять лет после описанной операции…
«Lieber Professor Яков Леонтьевич!» Так начинаются письма, которые я получаю к каждому празднику из небольшого городка Дребкау, расположенного недалеко от Берлина. Это очередная весточка от Эберхарда и Брунгильды, с которыми несколько лет тому назад свела меня судьба.
Жарким летним днем у меня на даче, где я проводил свой отпуск, неожиданно появился главный нейрохирург нашего военного округа полковник З. Он рассказал, что его разыскали врачи больницы неотложной помощи и показали молодого человека, который, по его мнению, нуждается в моей помощи – и срочно. Сейчас же. Сию минуту.
Через сорок минут мы были в дежурной больнице.
Эберхард – так звали этого молодого человека – был туристом из Германской Демократической Республики. Вместе со своей женой Брунгильдой по путевке они приехали к нам в город.
Романтический ореол Сибири, голубизна летнего сибирского неба, просторы и красота нашего города, гостеприимство, радушие и приветливость сибиряков произвели на него и других туристов неизгладимое впечатление. И вот перед расставанием с Сибирью, за несколько часов до отлета группа туристов приехала на городской пляж.
Нырнув в реку, Эберхард ощутил мгновенную боль в шее, а затем «потерял» свое туловище.
…Я увидел распростертое неправдоподобно большое тело молодого мужчины. Оно поражало и вызывало невольные ассоциации о добром, красивом и всесильном великане.
Однако этот всесильный великан был совершенно беспомощен.
Не стоило большого труда после ознакомления со сделанными до моего приезда рентгенограммами шейного отдела позвоночника и осмотра пострадавшего установить, что у него имеется тяжелый многооскольчатый перелом четвертого шейного позвонка, осложненный повреждением высоких шейных отделов спинного мозга.
Грозная квадриплегия! Паралич рук и ног!
Одно из тяжелейших осложнений, которое только может возникнуть при повреждениях шейных позвонков! Повреждение, сопровождающееся высокой смертностью или в раннем периоде, когда неудержимый грозный отек верхних отделов спинного мозга переходит на ствол головного мозга и губит расположенные здесь жизненно важные центры, останавливая дыхание и работу сердца, или в поздние периоды, когда истощенный длительной травматической болезнью человек теряет всякую возможность сопротивляться инфекции и гибнет от истощения и заражения крови…
Если на вопрос о том, что случилось с Эберхардом, ответить было не трудно, то на вопрос, можно ли помочь Эберхарду и как ему помочь, однозначного ответа не существовало.
Много труда и времени в последние двадцать лет было отдано повреждениям позвоночника. Причинами такого пристального внимания к заболеваниям позвоночника были массовость и тяжесть этих повреждений, а также малоудовлетворительные, плохие исходы лечения.
Я отлично понимал, что далеко не всегда можно излечить пострадавшего с повреждением позвоночника, так как далеко не всегда можно поправить то, что разрушило насилие. Но вместе с тем я твердо представлял, что значительное большинство пострадавших с повреждениями позвоночника могут получать более совершенное лечение, лечение, которое позволит им стать полноценными людьми, полноценными тружениками и полноценными членами общества.
Мне казалось, что существующие методы лечения различных повреждений позвоночника слишком пассивны и слишком шаблонны…
Они не только слишком пассивны и слишком шаблонны, но нередко приводят к довольно печальным, а порой и трагичным исходам. Найти в памяти подобные примеры было нетрудно. Они встречались ежедневно. Вот история К., с которым судьба свела меня много лет назад и трагедия которого разыгралась на моих глазах. Это был рабочий совхоза – сорокадвухлетний крепкий и здоровый мужчина. Его привезли к нам в клинику через несколько дней после случившейся беды. Было это двадцать с лишним лет назад, в начале зимы. Он поехал за сеном для своей коровы. Уже наступили морозы. Снега выпало не очень много, а морозы наступили сразу после осенних дождей. Поднимаясь на вершину стога, К. поскользнулся и упал с высоты пяти-шести метров, ударившись спиной о наледь. Резкая боль пронзила спину. Однако он нашел в себе силы встать на ноги, сесть в телегу и приехать домой. Даже распрячь лошадь, вопреки многолетней привычке, он уже не смог.