Я должен с удовольствием отметить, что мои подопечные обычно мало меняются после того, как становятся кандидатами или докторами наук. Большею частью они остаются прежними, хорошими, преданными клинике и больным.

Однако изредка наблюдаются и отклонения.

Была у меня ученица. Она пришла в клинику после окончания одного из столичных вузов. Пришла на должность младшего научного сотрудника. Говорила, что чуть ли не с пеленок мечтала об ортопедии и травматологии.

Общительная. Улыбчивая. Доброжелательная. Услужливая. Говорливая. Располагающая к себе. Приветливая. Понимающая юмор. Склонная к поэзии. Она быстро находила точки соприкосновения с людьми. Быстро переходила на «ты».

С энтузиазмом и завидной энергией она взялась за выполнение порученного ей экспериментального исследования. Довольно быстро и успешно шла ее работа. Незаметно пролетело два года. Отрабатывались серия за серией экспериментальные исследования, оформлялись протоколы, успешно шло изучение микроскопического строения тканей на тазобедренном суставе подопытных животных. А затем написаны целые главы работы. И все легко. Без натуги. С улыбкой.

А вот и написан литературный обзор – обзор литературы по вопросу, касающемуся проведенного исследования. Так же легко и быстро, без малейшей натуги сданы полагающиеся экзамены по четырем необходимым для нашей специальности дисциплинам. Меня порой настораживала «легкость», с которой она выполняла свою работу.

Работа была завершена, представлена к официальной защите и успешно защищена. Вскоре «ученица» была утверждена в ученой степени кандидата медицинских наук.

И тут наступило мое первое разочарование…

Дело в том, что обычно младшие научные сотрудники, успешно защитившие кандидатскую диссертацию и не менее успешно освоившие специальность, избирались в клинике на должность старшего научного сотрудника. Эта должность в научно-исследовательском институте соответствует положению доцента в вузе. Кроме того, что должность старшего научного сотрудника – это серьезный шаг в продвижении по научной лестнице, она дает и значительные материальные преимущества. Я твердо убежден в том, что старшим научным сотрудником может и должен быть только высококвалифицированный специалист – это прежде всего. Ну и, конечно, достаточно способный научный работник. Человек, даже способный, даже успешно защитивший диссертацию, но не являющийся достаточно опытным специалистом в своей профессии, не может и не должен быть старшим научным сотрудником. Я так считаю по той простой причине, что старший научный сотрудник получает определенные права. А эти права можно давать только человеку, который принесет пользу больным людям и нашей науке. Только такому человеку. Если эти условия не соблюдены, то, как это ни парадоксально звучит, неквалифицированный, малограмотный старший научный сотрудник (а с такими, к сожалению, приходится встречаться!) будет использовать свое право во вред больным, во вред науке.

Зная мои установки, эта «ученица», будучи недостаточно искушенной в ортопедии и травматологии, вдруг стала проявлять неожиданно для меня, да и не только для меня, повышенный интерес к одной из теоретических дисциплин. Оказалось, что причиной столь горячего интереса к этой теоретической дисциплине явилось то, что в этой лаборатории имелось место старшего научного сотрудника. И моя «ученица», бросив «любимую с пеленок» ортопедию и травматологию, стала теоретиком. К тому времени она достаточно глубоко «увязла» в работе по предложенной мною теме для докторской диссертации. И эта работа была выполнена ею успешно. Она стала доктором медицинских наук, заведует лабораторией. Мы и сейчас работаем с ней в контакте. Она не лишена способностей. Так же улыбчива. Так же дружелюбна. Так же контактна. Но все же назвать ее своей ученицей я не могу – ведь она так просто и легко изменила делу.

Я ничего не говорю о моих старших помощниках… Их тоже много… Руководители отделов, доценты, старшие научные сотрудники, ассистенты кафедры… Все они тоже разные. В них много хорошего, устоявшегося, уже не поддающегося изменениям.

С моими помощниками я всегда чувствую себя хорошо, уютно, спокойно. Их присутствие порождает во мне чувство уверенности, надежности, прочности бытия. Мне кажется, что с ними я все преодолею, с ними не страшны трудности.

Удивительна человеческая натура! Приходилось мне оперировать не у себя в клинике, а в других местах. В прекрасных, оборудованных по последнему слову медицинской техники, оснащенных всем новейшим оборудованием, хорошо организованных операционных! В операционных, которые и сравнить по этим признакам невозможно с той операционной, в которой я повседневно работаю. И всегда я, сравнивая, – поражаюсь, приятно поражаюсь, той несказанной уверенности и спокойствию (если можно говорить о каком-то спокойствии во время операции), которые овладевают мною, когда я «дома», в своей клинике, в своей операционной, со своими друзьями-помощниками.

МОИ ПАЦИЕНТЫ

В клинику была доставлена семнадцатилетняя Марина О. Она не могла ходить. Причиной этого был развившийся паралич ног, который возник внезапно.

Паралич – это очень страшно! Особенно ужасно и страшно, когда паралич возникает внезапно. Вдруг, среди полнейшего благополучия, среди обычной нормальной жизни у полноценного и здорового человека, который и не подозревает о существовании паралича, наступают внезапные изменения. А эти изменения заключаются в том, что собственные ноги, послушно выполнявшие все твои желания, распоряжения и приказания, вдруг перестают тебя слушаться.

Ты хочешь встать, а ноги не подчиняются тебе.

Ты хочешь опереться на них, а они тебя не держат.

Ты хочешь поднять ногу, переместить ее, как обычно ты делал это, не задумываясь и не придавая этому особого значения, а она – твоя собственная нога, часть твоего тела, твоего существа – тебя не слушается, не выполняет твоих распоряжений, не подчиняется тебе! Более того, тебе кажется, что у тебя вдруг не стало твоих собственных ног! Они исчезли! Ты потерял их!

Но и это не все. Ты пытаешься «найти» свои ноги, ощутить их. Ты трогаешь их руками, но они не чувствуют прикосновений рук. Как это необычно, противоестественно, страшно.

Твои ноги не чувствуют ни тепла, ни холода. Они не отличают прикосновения теплой руки от прикосновения холодного металла. Они не чувствуют боли! Ты можешь колоть их иглой, а они не чувствуют уколов. Они не в состоянии отличить тупое от острого! Это очень непривычно и непонятно.

Но и это не все.

Кожа твоих ног и других частей тела, охваченных параличом, и другие ткани, лишенные защиты вследствие утраты болевой чувствительности, не ощущающие прикосновений, давления, температурных изменений, становятся совершенно беззащитными перед обычными для них воздействиями. Даже от прикосновения простыни, давления одеяла, складки на поверхности постели, получасового пребывания в одном положении, в одной позе, появляются изъязвления, раны, целые участки, лишенные кожного покрова. Ноги отекают, становятся необычно толстыми, бесформенными, лишенными привычных контуров. Порой их объем увеличивается в два, а то и в три раза. Кожные покровы не выдерживают такого давления, идущего изнутри от скопившейся в тканях отечной жидкости, и трескаются, разрываются.

И все это усугубляется внезапностью случившегося, наступившей полнейшей беспомощностью и зависимостью от других!..

Марина росла веселой и жизнерадостной девочкой. Родители ее были здоровыми людьми. Среди ее близких и известных им родственников больных тоже не было. Кроме обычных, свойственных маленьким детям болезней, Марина ничем не болела.

Первые неприятности возникли в Марининой жизни тогда, когда ей исполнилось семь лет.

Однажды, купая Марину, мама заметила какую-то разницу между левой и правой половинками ее спины. Она не могла не только рассказать, в чем состояла эта разница, она не была даже уверена в том, есть ли эта разница. Ей показалось! Еще раз внимательно осмотрела и ощупала свою дочку и ничего не нашла.