Незадолго до этой встречи я видел А. Ф. на улице. Она, как всегда, была жизнелюбива, энергична. Несмотря на свой почтенный возраст, она много двигалась, всем интересовалась, имела ясную голову и светлый ум. А тут…

Общее истощение, прострация, моральное бессилие, отсутствие желания жить, развивающееся у большинства пожилых людей с переломами костей.

Я не отходил от А. Ф. Ее лечили очень энергично. За каждым назначением, будь то введение камфорного масла, дыхательная гимнастика, банки или протирание кожи, я следил насколько мог бдительно. Всеми доступными средствами мы пытались сделать ее более активной, стойкой, сопротивляемой. Я привел в палату всех соучеников, которых смог найти в городе, чтоб как-то повысить волю А. Ф. к жизни. Все было напрасно. Она таяла день ото дня. У нее развилась застойная пневмония. Нарушилась и нормальная работа сердца. Поднялась высокая температура. Несмотря на самый тщательный уход, у А. Ф. появилось истончение и покраснение кожи, а затем и изъязвление ее. Все чаще и чаще А. Ф. впадала в сонливое полубессознательное состояние. А на седьмые сутки после поступления она не вернулась к действительности. Она тихо угасла. На моих глазах погиб дорогой мне человек…

Случай с А. Ф. еще больше подхлестнул меня. Необходим был более надежный метод лечения переломов шейки бедра.

Передо мною стоял ряд довольно трудных по тем временам задач. Прежде всего следовало изыскать материалы, из которых можно было бы изготавливать гвозди для соединения отломков сломанной шейки бедра. По тем временам это была нелегкая задача.

Я стремился найти такой материал, который, будучи введенным в кость человека, не требовал бы потом повторной операции для извлечения отслужившего свою службу гвоздя после сращения отломков. Появившиеся тогда нержавеющие стали не устраивали меня, так как не отвечали моим замыслам: они требовали повторной операции.

Мое внимание привлекли две работы. Первой была работа академика Владимира Михайловича Мыша, относящаяся к 1911 году, в которой он сообщал об успешном использовании для соединения отломков сломанных костей штифтов из коровьего рога. Второй была работа немца Рена и японца Вакабаяши, которые примерно в то же время, что и В. М. Мыш, сообщили также об успешном применении гвоздей из коровьего рога для нужд костной пластики.

Я решил испытать возможность использования коровьего рога для соединения отломков сломанной шейки бедра.

И начались опыты на безотказных, милых моему сердцу собаках. Много раз они верой и правдой служили мне и моим ученикам, помогли в разработке новых методов и способов лечения болезней и повреждений тазобедренного сустава и позвоночника.

Суть проводимых исследований заключалась в том, что в шейку бедра собаки вводились гвозди, изготовленные из коровьего рога. Спустя определенные сроки эти гвозди вместе с окружающими их тканями извлекались и подвергались весьма тщательному изучению под микроскопом. Это было необходимо, чтобы ясно представлять, какую же реакцию со стороны тканей вызывает коровий рог, введенный в толщу кости. Какова ранняя реакция? Какова реакция тканей через неделю? Через месяц? Через три месяца? Через полгода? Через год?

Эти исследования показали, что коровий рог не вызывает какой-либо вредной, опасной для человека реакции со стороны костной ткани. Довольно быстро он окружается выраженной капсулой – оболочкой, которая изолирует его от окружающих тканей, наподобие того, как внешняя оболочка электрического провода изолирует сам медный проводник, по которому проходит электрический ток, от окружающей среды. Организм животного, а следовательно, и человека как бы защищает себя от проникшего в его ткани инородного тела – в данном случае штифта из коровьего рога – плотной и прочной капсулой. Следовательно, эти штифты не принесут вреда тканям шейки бедра человека, в которую они будут введены. Коровий рог инертен для тканей человека. Он обладает именно теми качествами, которые мне нужны!

Первая часть задачи была выполнена: я нашел необходимый мне материал, выдержавший экспериментальное исследование.

Второй, не менее трудной задачей оказался поиск наиболее целесообразной формы гвоздей из коровьего рога, которые вписывались бы в размеры сломанной шейки бедра, достаточно надежно и прочно удерживали бы ее отломки.

На это ушло много времени. Много часов и дней провел я в мастерской, испытывая различные профили гвоздей на прочность. Оказалось, что лучше всего отвечает нужным требованиям четырехгранный гвоздь, напоминающий по своей форме штык трехлинейной винтовки; на этой форме гвоздя я и остановился.

Наконец, пожалуй, самой трудной задачей являлась третья. Она заключалась в разработке техники введения гвоздя в отломки сломанной шейки бедра. Если смотреть на бедренную кость скелета человека, лишенную окружающих ее мышц, фасций, клетчатки, то невольно возникает вопрос: имеется ли какая-либо сложность во введении гвоздя в шейку бедра? Ведь все очень просто! К сожалению, это не так. Шейка бедра находится далеко от кожной поверхности человеческого тела. Она расположена в глубине тканей и окружена большим мышечным массивом. Она не доступна для ощупывания рукам врача. Путем ощупывания нельзя определить положение ее отломков. Хирург пытается определить углы отклонения шейки бедра и ввести гвоздь строго по центральной оси. Именно по центральной оси. Только тогда отломки шейки бедра будут скреплены наделено. Если нее гвоздь отклонится в одном из отломков сломанной шейки от этой центральной оси, надежного скрепления не наступит. Отломки не будут прочно удерживаться. Они сместятся и сращения их не произойдет.

Я обратил внимание на то, что при вращении ноги скелета внутрь за счет перемещения головки бедра во впадине сустава шейка бедра временно как бы теряет свое отклонение кпереди и располагается параллельно плоскости операционного стола.

Практически это значило, что при введении гвоздя в отломки сломанной шейки бедра я могу пренебречь отклонением шейки бедра кпереди, так как оно временно устранено. И если я буду вводить гвоздь параллельно плоскости операционного стола, то в данной плоскости он пройдет по центральной оси шейки бедра.

Находить второй угол отклонения шейки бедра, отклонение ее кнутри, было проще.

Исследования подтвердили правильность моих представлений и расчетов. Можно было переходить к клиническим операциям.

И вот потянулись томительные дни ожиданий. Пациентов с переломами шейки бедра, которые обычно всегда имеются в клинике, не стало! Каждое утро я с надеждой приходил в клинику и каждое утро надежда не оправдывалась. Больные с переломами шейки бедра исчезли! Они не поступали в клинику!

Наконец, однажды утром в палате я увидел маленькую старушку с седой головой, которая поступила в клинику с долгожданным диагнозом. Это была К. семидесяти девяти лет – моя первая пациентка, которой я произвел операцию по своей (своей!) методике.

Я очень волновался перед операцией, беспокоился за свою больную. Видимо, в те годы я еще недостаточно владел собой, не умея скрывать свои переживания от окружающих, особенно пациентов. Мое беспокойство заметила старушка. Она удивительно терпеливо перенесла операцию, которая проходила под местным обезболиванием – без выключения сознания. Более того, нашла в себе волю и мужество, чтобы подбодрить меня.

Операция прошла успешно, осложнений не возникло. К. была выписана из клиники. А через десять месяцев она пришла сама с букетом цветов. Она очень хорошо ходила, не хромала и не испытывала каких-либо неприятностей и болезненных ощущений в ранее сломанной ноге. Она оказалась удивительно приятным человеком со светлой и ясной головой, несмотря на свой возраст. В течение девяти лет после операции – до конца жизни – у К. все было хорошо. Я питал к ней, пожалуй, родительское чувство. Она стала для меня дорогим человеком, которому была возвращена возможность жить.

Странное это отношение – врача к пациенту, которому он вернул здоровье, а может быть, и жизнь. Уж очень близкими и дорогими становятся эти люди. Я испытываю к ним чувство огромнейшей благодарности за то, что они благополучны, что не «подвели» меня, что поправились, что живут и чувствуют себя хорошо.