Началась скрупулезная проверка. Сотни личных дел пришлось изучить чекистам. Знакомясь с биографиями и послужными списками, с рапортами и объяснительными записками об обстоятельствах выхода из окружения, мы прекрасно понимали, что любое, даже малейшее, подозрение, высказанное вслух, может очень больно ранить честного, беззаветно преданного нашей Родине человека. Поэтому и в отделах кадров фронта и армий, и в беседах с людьми наши сотрудники действовали с предельной осторожностью и тактом. А это не давало возможности быстро продвигаться вперед, как этого требовала от нас обстановка на фронте.
Дело в том, что к концу 1941 г. в Красной Армии возникла острая необходимость в командных кадрах для войск, особенно в командирах взводов, рот, батальонов и полков. Для разрешения этой проблемы при отделах кадров армий и фронтов, создавались краткосрочные курсы, на которых проходили подготовку и переподготовку разные категории командиров, в том числе и военнослужащие, вырвавшиеся из окружения. Расшифровка структуры курсов и принципа подбора слушателей для них имела две серьезные отрицательные стороны. Получив точные сведения о количестве подготовленных командиров, немецкое командование могло определить потребность фронта в командном составе и масштабы наступления, к которому готовились в то время войска фронта. Вместе с тем, располагая данными о методах проверки окруженцев на сборных пунктах и на курсах, абвер получал возможность разрабатывать для своих агентов более надежные легенды, что в дальнейшем могло ещё более осложнить работу советской контрразведки.
Сознание этого заставляло всех нас работать не покладая рук. Неожиданная помощь со стороны значительно ускорила развязку этого запутанного дела, и все мы получили ещё одну прекрасную возможность убедиться, какие замечательные люди нас окружают и насколько своевременной и неоценимой может быть их бескорыстная помощь.
…16 января 1942 г. к начальнику Песковского районного отдела НКВД лейтенанту госбезопасности Рощину обратился бухгалтер местного отделения госбанка Михаил Иванович Кононов. Он сообщил, что несколько часов назад банк посетил новый начальник финансовой части фронтовых курсов по переподготовке командного состава интендант 1 ранга (полковник интендантской службы) Круглов, в котором он, Кононов, узнал своего земляка – бывшего белого офицера Андрея Блажко. Рощин тотчас связался с начальником нашей оперативной группы в Песках старшим лейтенантом госбезопасности Вдовиченко, и тот встретился с Михаилом Ивановичем. Кононов рассказал, что он и Андрей Блажко родились в одном селе на Сумщине. В 1915 г. окончили гимназию в Сумах и после призыва в армию были направлены в Тифлисскую школу прапорщиков. На германском фронте молодые офицеры служили в одном полку.
В 1917 г. пути их разошлись. Блажко, сын богатого кулака, был явным сторонником монархизма и сразу перешел на сторону контрреволюции. Воевал в армиях Деникина и Врангеля, дослужился до штабс-капитана и в 1920 г. вместе с остатками врангелевских войск бежал из Крыма за границу. Спустя много лет Кононов случайно встретился на сумском базаре с отцом Андрея, и тот под большим секретом сказал ему, что сын его живет в Германии и учится в какой-то академии.
И теперь получалось, что после двадцатитрехлетнего перерыва Андрей Блажко появился вновь, но уже как интендант 1 ранга Круглов. Получив месячное содержание на весь личный состав курсов, он в сопровождении казначея и охраны уехал в свою часть. Кононов не подал виду, что узнал Блажко. А Круглов и мысли не допускал, что этот прихрамывающий, совершенно седой и худощавый человек, суетящийся за банковской стойкой, и есть его земляк, однокашник и однополчанин, храбрейший в прошлом офицер Михаил Кононов, Контрразведчиков такая ситуация вполне устраивала.
О заявлении Кононова Вдовиченко срочно сообщил в особый отдел фронта, где были приняты все меры по проверке биографических данных интенданта 1 ранга Круглова. Тем более что эта фамилия упоминалась в списке командиров, интересующих особый отдел в связи с записями, обнаруженными у Вальтера Вольфа.
В тот же день вскрылись некоторые весьма любопытные обстоятельства. В отделе кадров фронта под такой фамилией и с таким званием значился лишь один человек – Круглов Александр Петрович, 1896 г. рождения, русский, беспартийный, до сентября 1941 г. занимавший должность начальника одного из отделов штаба тыла армии, входившей в состав Юго-Западного фронта. Под Черниговом он попал в окружение и пропал без вести. Об этом отдел кадров армии, уже сообщил его семье.
Песковский интендант был явно интересной фигурой. В помощь Вдовиченко особый отдел выделил двух оперработников. Одновременно в Воронеже была создана группа для всесторонней проверки начфина Круглова. Наши товарищи сделали десятки запросов и через несколько дней располагали более или менее нужными данными.
В своем объяснении о выходе из окружения Круглов писал, что 19 сентября он находился в расположении 297-й стрелковой дивизии, которая в результате танкового прорыва противника оказалась отрезанной от своих. Из окружения выходил с группой бойцов и командиров этой дивизии, но потом тяжело заболел и в течение трех недель вынужден был скрываться на хуторе Мощный Черниговской области. Почувствовав себя лучше, решил пробираться к линии фронта и перешел её в первых числах ноября в районе Касторного, на участке 40-й армии. Оттуда был направлен на сборный пункт в Пески, где после проверки был назначен начальником финансовой части курсов командного состава.
В общем, версия Круглова могла быть вполне правдоподобной. Требовалось уточнить отдельные детали. А вскоре появилась и первая зацепка. Оказалось, что при распределении на сборном пункте он не просил направить его на старую должность в армию, что обычно делали все командиры, вышедшие из окружения, а с радостью принял назначение на курсы, объясняя это тем, что после мытарств во вражеском тылу неплохо хотя бы некоторое время побыть подальше от передовой.
При последующих встречах с нашими оперработниками Михаил Иванович Кононов подробно рассказал о прошлом Блажко и его родственных связях. К сожалению, все близкие белогвардейца жили в Сумской области, оккупированной немцами, и посылать туда наших людей мы посчитали нецелесообразным, это связано было с большим риском и, главное, с затяжкой времени.
Разыскали мы и некоторых бывших сослуживцев интенданта, но с привлечением их к опознанию начфина решено было повременить. В штабе армии, где ранее он служил, сложилось мнение, что их товарищ погиб, и вызывать преждевременные подозрения, бросать тень на имя честного человека мы не имели права.
Для начала опознания решено было установить связь с семьей Круглова, находившейся в то время в одном из городов на Волге. С первым же самолетом туда вылетел лейтенант госбезопасности Волков. Без особого труда он разыскал Серафиму Федоровну и двух дочерей Александра Петровича Круглова. Близкие очень тяжело переживали весть о том, что их отец и муж пропал без вести. В то время такое известие воспринималось как похоронная. Волков представился сослуживцем Александра Петровича. Рассказывая о фронтовом житье-бытье, он, как бы для иллюстрации, показал несколько фотографий, и среди них снятого крупным планом начфина курсов. Но ни Серафима Федоровна, ни дочери не проявили к этой фотографии никакого интереса. Напившись чаю, Волков тепло поблагодарил гостеприимных хозяек и в тот же вечер вылетел в Воронеж.
Заслуживали внимания и показания квартирной хозяйки начфина, одинокой, женщины лет сорока, которая работала фельдшером в местной больнице. Она рассказала, что интендант с первых же дней знакомства проявлял себя с наилучшей стороны. Уравновешенный, немногословный, он всегда старался помочь по хозяйству и, что ценилось в то время особенно высоко, до крошки приносил в дом свой командирский паек. О себе коротко сообщил, что он из старых холостяков, до войны работал в Куйбышеве и занимал там большую должность, что война круто изменила его взгляды на семейную жизнь – только сейчас он понял, как важно иметь в жизни близкого и преданного человека. Так постепенно, шаг за шагом, раскрывая друг перед другом душу, они, вернее, она не заметила, как сошлись. Вначале квартирант рисовал картины их совместной жизни где-нибудь на Волге или Каме, но затем тон его разговоров несколько изменился. Интендант начал убеждать свою подругу в том, что «Германию мы не одолеем» и поэтому пока совершенно неясно, где и как придется им жить.