Мое замечание было встречено гробовым молчанием.

— Понятно, — продолжал я, — значит, поход в городской комитет вы выдумали для того, чтобы Гисек мог купить мне букеты. Я же попался на вашу удочку.

— Идти туда было нужно. Если не сегодня, то уж завтра обязательно. Вы и сами об этом знаете не хуже нас. Мы лишь совместили приятное с полезным, — рассудил Гисек. Он уже пришел в себя после встречи с майором.

У меня вдруг мелькнула мысль, что такие прекрасные гвоздики не раздают солдатам даром.

— Сколько с меня? — спросил я.

После недолгого раздумья Гисек назвал сумму и тут же извинился за то, что цветы зимой значительно дороже, чем летом.

Я расплатился и отпустил всех членов бюро. Однако, когда они собрались уходить, я неожиданно почувствовал, что сказано еще не все. И что последнее слово должно остаться за мной. Надо же им хоть как-то объяснить, что они не правы…

— Спасибо, — только и смог я произнести вопреки всем законам логики.

Глава 32

Несмотря на то, что в спальном мешке я свернулся клубком, а в печке весело потрескивали дрова, я чувствовал, что мороз начинает проникать во все щелки. Приближалось утро. Как раз в такое время бывает холоднее всего. Я начал подумывать о том, что хорошо было бы встать и немного согреться в движении.

Начинался третий день дивизионных тактических учений. Совсем немного времени отделяло нас от выдвижения в район сосредоточения. Беспокоило одно — сумеем ли мы завести двигатели на таком лютом морозе? Вечером мы подготовили все, как и полагалось. Но мороз оставался морозом. Масло застывало и в двигателе, и в системе трансмиссии.

— Может, пора поднимать? — донеслось из соседнего мешка.

Я узнал голос Метелки.

— Еще немного обождем, — ответил я. Честно говоря, мне не хотелось нарушать тишину, столь необычную там, где сосредоточено так много техники.

Прежде чем я сумел насладиться окружающим покоем, предутреннюю тишину разорвал рёв мотора, из последних сил борющегося со снежными сугробами. Затем мотор стих, и тут же раздался голос, оповещающий о прибытии полевой кухни с горячим супом. Через несколько минут все были на ногах.

— Вы торопитесь так, будто уверены, что он на самом деле горячий, — попытался охладить пыл солдат, разбуженных столь приятной новостью, десятник Пехачек.

Солдат, приставленный к полевой кухне, кричал:

— Специальный суп! Приготовлен с учетом погодных условий! Ложка стоит — не падает!

В его голосе слышалось искреннее желание сделать наше вступление в новый день как можно более приятным. Улавливался и оттенок гордости за ту работу, которую выполнили повара, пока мы отдыхали.

Все бросились к котлу. Последним подбежал четарж Метелка.

— Я бы не смог есть, не почистив зубы, — сказал он.

Суп был на самом деле горячим, густым и, естественно, очень аппетитным. Мы даже перестали замечать мороз, который немилосердно обжигал наши лица и руки.

После еды все отправились к своим танкам. Я случайно сошел с тропы и тут же по колено провалился в снег. Ледяной воздух покалывал легкие, щипал в носу, каждое прикосновение к металлу без перчаток грозило неприятными последствиями. Танки были покрыты инеем, который маскировал их лучше любой сети или краски. Я снова забеспокоился, заведутся ли двигатели. Наверное, поэтому мой приказ прозвучал не так решительно, как следовало бы.

Двигатели завелись. Едкий дым, вырывавшийся из выхлопных труб, был гуще обычного, но длилось это недолго. Двигатели быстро нагрелись до нужной температуры. Все шло пока нормально.

Мы выехали из временного парка еще до рассвета. Гусеницы машин глубоко зарывались в снег. Сначала путь наш лежал по равнине. Этот участок мы преодолели легко. Потом начались подъемы и спуски, дорога повернула к лесу. Я знал, что самые опасные места там, где снег прикрывает наледи. Но и холмистую местность, и лес мы прошли довольно спокойно. Потом дорога снова побежала по равнине.

Я напряженно вслушивался в монотонный гул, регистрируя каждый посторонний звук, который мог бы быть сигналом опасности. Пока ничего подозрительного не было.

Поудобнее устроившись на своем месте, я начал размышлять, не упустил ли чего во время подготовки к учениям. Начал с солдат. Значение происходящего им понятно, и все они мечтают отличиться на учениях. Командиры взводов — опытные люди, особенно Метелка — моя правая рука. На командиров экипажей и механиков-водителей можно смело положиться: все, что им было положено знать и уметь, они знают и умеют на «отлично». Я немного подумал и добавил к слову «все» еще одно — «почти»… Для точности. Итак, почти все они знают свое дело на «отлично». Техника замечательная, люди умеют с ней обращаться, что подтвердил недавний длительный марш. Пушки подготовлены идеально, экипажи хорошо натренированы для рытья танковых окопов, достаточно умело пользуются средствами химической защиты. С пополнением запасов горючего и смазочных материалов тоже проблем быть не должно. Не забыты и тренировки по оказанию первой помощи, в том числе и по эвакуации из танков. Словом, подготовлены мы хорошо. Я могу быть спокоен.

Я стал рассматривать пейзаж, открывшийся перед машиной. В районе учений было все — и холмы, и равнины, и различного рода «ловушки». Именно сейчас они становились особенно опасными — из-за погоды. Свистел ледяной ветер. Мороз стоял такой, что казалось, воздух звенит. Утром кто-то посетовал, что таких морозов не помнят в этих краях даже старожилы.

Мы спустились в низинку, такую, каких вполне обоснованно побаиваются и более опытные, чем я, командиры. Дело в том, что эти заболоченные низинки почти не замерзают. Они покрываются лишь тонким хрустящим ледком, на который ни в коем случае нельзя въезжать — под тяжестью танка ледок превращается в кашу, а под ним — об этом даже думать было страшно — болото, хоть и неглубокое.

Для того чтобы в случае необходимости быстро развернуть роту в боевой порядок, я поставил свою машину третьей. Командир взвода Метелка в первом танке демонстрировал филигранную технику. Он умело руководил своим водителем, удачно преодолевая препятствия. Десятник Чадек командовал вторым танком и наверняка решил ни в чем не уступать Метелке. За мной с надлежащими интервалами выстроились остальные машины роты. Взошло солнце. Его лучи, с трудом пробивавшиеся сквозь мглу, окрасили снег в розоватый цвет.

Видимо, Метелку я перехвалил, потому что неожиданно впереди раздался вой двигателей — тот, что так больно бьет в уши танкистов. Первая машина замерла. Все было ясно: Метелка влетел в одну из болотистых низинок. Как ни старался, как ни пытался командир взвода заставить машину продвинуться вперед или назад, ничего не вышло. Чадек по собственной инициативе решил объехать застрявших. Но и он увяз в предательском болоте.

Я открыл люк, чтобы еще раз с сожалением убедиться: танкам будет непросто выкарабкаться. Неужели опоздаем? О действенной помощи не могло быть и речи. Я внимательно осмотрелся, чтобы определить наиболее приемлемое для объезда место. На это ушло несколько минут.

— Вправо, круто вправо, — скомандовал я Малечеку. Двигатель взревел, гусеницы начали дробить хрупкий лед, а я покрылся испариной при мысли, что моя попытка тоже может оказаться неудачной. — Еще правее! — крикнул я своему водителю, хотя знал, что круче повернуть уже нельзя.

Малечек хладнокровно, грамотно вел машину. Эта сдержанность, упорство в борьбе со сложностями появились в характере Малечека вскоре после женитьбы. Никогда не думал, что человек может так быстро измениться.

Я с тревогой следил за продвижением нашего танка. Все мои опасения разом прошли, стоило мне почувствовать, что правая гусеница зацепила наконец твердую почву. Не теряя уверенности, что оба танка выберутся сами и догонят нас, я отдал Малечеку приказ двигаться вперед. Перед тем как захлопнуть люк, я еще раз убедился, что все остальные машины следуют за мной. Немного успокоившись, я продолжал движение вперед. В общем-то это делал Малечек, а я думал о том, что нас ждет впереди.