Подлецы, негодяи! Женя заскрипел зубами от приступа запоздалого гнева, больно ударившего в сердце. Подлецы! Сволочи! Нет, он никогда не будет уступать низости, никогда не будет кланяться подлости, не станет на колени перед силой. Он будет драться с ними, пока сможет двигаться, дышать, чувствовать.

Они били его за то, что он помешал им…

Они были темной силой, которая натолкнулась на препятствие и с ходу попыталась смести его. Впрочем, он не был пассивным препятствием. Он сам ввязался в это очень опасное происшествие. Сколько раз мама просила: «Будь осторожен. Избегай ссор. Ты такой вспыльчивый, справедливый».

Вот именно. Так что же теперь прикажешь? Из-за того, что на свете еще не перевелись подлецы — никуда не показываться? И тогда спокойной будет его жизнь? Верно? По крайней мере, не надо будет заступаться за какую-то незнакомую девушку. И сполна получать за это ударами кулаков и пинками ног. А как же тогда быть с честью, справедливостью, долгом? Нет уж, пусть так себя ведут маменькины сынки, заскорузлые эгоисты и разные прочие подонки. А сам он никогда не уступит никакой дряни.

Подлецы! Ах какие подлецы! Трое на одного! Нет, даже в самые страшные моменты он не боялся их и не думал отступать. Его душила ярость.

Ну, гады, держитесь! Он выпрямился и резко ударил кулаком в челюсть одного из троих. Тот завалился на спину куда-то в темноту. Сзади на Женю кто-то тяжело прыгнул, и тут же его шею сдавило чужой, согнутой в локте рукой. Женя закачался, но удержался на ногах. Дышать стало совсем невмоготу. Хорошо, в школе он немного занимался самбо — вот когда это пригодилось. Женя быстро наклонился вперед, и душивший его тип перелетел через его голову.

В эту же секунду третий попытался ударить его ногой. Женя сделал то же самое. И оба промазали. На Женю пахнуло винным перегаром. Парень задергался, пытаясь вырваться, попутно норовя ударить кулаком по голове. Женя спешил, понимая, что сейчас все решают доли секунды. Он вцепился руками за борта чужого пиджака и что есть мочи тряхнул парня. Тот ударился спиной и головой о стоящее сзади дерево.

— Пусти! — захрипел хулиган, пытаясь вырваться. — Пусти!

Вот именно — «пусти!».

Тип обмяк в его руках и повалился на землю. Тогда только Женя выпустил его.

…Он снова безостановочно атаковал Кима, как будто Ким и впрямь был его врагом. Весь во власти азарта, Женя снова бил и бил… Два его точных удара потрясли Кима, и он стал уходить в глухую защиту и клинчевать. Женя вырвал руки и снова бил. Какая-то необузданная зловещая сила захватила и повлекла его. В другое время он позволил бы Киму прийти в себя.

В зале нарастали неистовые крики. Вот это настоящий бокс! Зазвучал гонг. Дрожа от внутреннего возбуждения, Женя пошел в свой угол, сел на табурет.

— Молодец! Раунд твой. Чисто выиграл, — одобрительно сказал секундант, заглядывая ему в лицо.

Женя кивнул. Он и сам был доволен. Конечно, это всего лишь обычные студенческие соревнования, но для собравшихся здесь они чуть ли не событие мирового масштаба.

Прозвучал короткий гудок — сигнал приготовиться.

Поискал глазами Машу — кулачки все так же прижаты к губам. Встретилась с ним напряженным взглядом и не улыбнулась. Почему?

Прозвучал гонг. Рефери ждал в центре ринга с вытянутой вперед рукой и, когда боксеры сошлись, махнул ею:

— Бокс!

Ким первый ринулся в атаку. Его двумя-тремя ударами не сломишь. Он будет сражаться до конца. Мужества ему не занимать. Вот уж чего ему не хватает, так это хитрости. Сразу видно, готовит хук левой — он у него сильный и хлесткий. Вначале он два-три раза простодушно, с наклоном корпуса вперед, наносит ложные удары правой в челюсть или корпус, потом, в прыжке сменив ноги, вместо прямой правой ударит в челюсть хуком левой. Вот и вся механика.

«Он сделает ложный удар правой, — думает Женя. — И в этот момент, когда ринется на меня с хуком, я сам встречу его прямым…»

Да, они действуют по всем правилам. Финт, удар. Отход. Атака. Серия. Вокруг судьи, зрители. Каждое нарушение правил строго карается. Тут можешь быть спокоен, что тебя не стукнут ниже пояса, не долбанут по затылку, как тогда.

…Скорей всего тогда его снова ударили палкой, потому что он вдруг провалился в мглистую бездну и полетел в тартарары под тоненький перезвон серебряных колокольчиков. Казалось, этот зыбкий полет длился целую вечность. На самом же деле прошло всего одна-две секунды. Он упал на землю, но тут же вскочил на ноги, словно внутри его была тугая пружина.

Только высокий темп, только наступление могли еще принести ему победу. Он отвечал на удар ударом — все трое тяжело дышали, да кто-то из подонков матерно ругался…

…Ким наконец подготовил свой хук и бросился вперед, чтобы сокрушить Женю. Раз… — Ким выбросил вперед правую руку и тут же легко, как танцовщик в изящном па, прыгнул с ударом левой на Женю. Тот был наготове и сам ринулся навстречу с ударом правой прямым… Удар попал точно в подбородок. Ким рухнул на настил ринга. Женя, опустив руки, отошел в нейтральный угол. Судья начал отсчет, показывая открывшему глаза Киму на пальцах цифры.

«Вот, кажется, и все», — устало подумал Женя. Близкая победа не доставляла желанной радости. Что-то беспокоило его. Он смотрел Маше прямо в глаза, в них горели укор и осуждение. Ким поднялся на одно колено.

— Восемь!

Ким вскочил на ноги и принял стойку. Судья подошел к нему, заглянул в глаза и махнул рукой:

— Бокс!

Нет, Ким еще не пришел в себя от сильнейшего удара. Женя это понял, когда от обычного толчка Ким зашатался как при грогги[4]. В зале снова заволновались, закричали:

— Добивай!

Но среди этих криков Женя вдруг услышал знакомый, отчаянный:

— Ким, держись! Кимочка, милый, не падай!

В зале захохотали. Маша поднялась со своего места и продолжала громко и умоляюще:

— Ким! Держись! Ким! Ким! Ким!

Этот крик острее ножа полоснул Женю. Кажется, победа теряет для него всякий смысл.

Ведь в этом бою совсем другие ставки.

…Это тогда, на полянке, он боролся до конца. Помнится, больше всего в те минуты он боялся, чтобы его еще раз не сбили на землю. Он уже с трудом отбивался от наседавших на него бандитов…

Неподалеку по аллейке шла какая-то говорливая компания. Вот она приблизилась. Услышав за деревьями шум драки, люди остановились, прислушались. Кто-то заглянул на полянку.

— Ребята! Двигайте сюда! Нашего бьют! — прозвучал веселый голос. Знал бы этот озорной парень, какой неожиданный эффект даст его шутка!

Трое хулиганов, как по команде, побежали прочь, ломая кусты.

…После соревнований они с Кимом пошли проводить Машу. У выхода из Дворца спорта встретили Грошкина. Он критически оглядел ребят и назидательно сказал Жене:

— Вообще неплохо. Жаль, однако, вы сбавили темп в конце боя…

Женя в ответ лишь виновато пожал плечами. Грошкин повернулся и зашагал в зал.

— В третьем раунде ты перестал атаковать, — сказал Ким, старательно прикладывая пятак к синяку под глазом. — А ведь мог до времени закончить бой… Дал мне прийти в себя. Думаешь, я не заметил?

— Ну что ты, я работал, как обычно.

— Ты перестал наступать, я тоже это поняла, — сказала Машенька.

— Зачем наступать, если нет стоящей цели, — пожал плечами Женя. — Ты ведь за Кима болела.

— Ну что ты? Я за обоих болела, — возразила Маша. — Придумаешь такое! Я за того болела, кто слабее.

Потом они заговорили о завтрашнем семинаре по физиологии, и недавний бой отодвинулся в прошлое и занял в нем свое скромное, незаметное место.

Они подходили к Машиному дому, когда из его подъезда вышел высокий белокурый молодой человек с манерами артиста и гордым профилем древнеримского императора Октавиана.

Сердце Маши дрогнуло в радостном испуге.