Днем разговоры волей-неволей возвращались к этой вести — ведь существенно менялся весь ход войны. Каждый из гостей комментировал новость с точки зрения собственных интересов. Перес находил все новые доказательства для своих прогнозов о роли Латинской Америки в экономических перспективах ближайшего будущего. Бетета, который, как мне сказали, усиленно пытался провести в правительственных кругах какое-то соглашение с Чили, настаивал, что ныне это соглашение будет иметь решающее значение для страны; проект его состоял в обмене местного кофе на чилийские промышленные товары, хотя последние ни по качеству, ни по ценам не могли конкурировать с американскими. Посол говорил без умолку, свойственным ему особым, доверительным тоном, а губы его растягивала заученная улыбка, которая так шла ему. Жена смотрела на него с восхищением — гости в свою очередь с не меньшим восхищением смотрели на нее, обращая мое внимание на изящество ее манер, на ее элегантность, драгоценности.

— Исольда всегда производит потрясающее впечатление! — говорил мне Кастаньеда. — Она блистала бы при дворе любого европейского монарха. Истинная посланница нашей страны! Символ красоты и благородства наших женщин! Именно так отозвался о ней даже Сирано, светский репортер «Эль Меркурио», когда увидел Исольду в Лиме.

— А муж? — спросил я. — Что собой представляет посол?

— Выдающаяся личность! — немедленно откликнулся Кастаньеда — Свободно владеет четырьмя языками. Не жалеет собственное состояние, чтобы поддерживать престиж представляемой им страны. Недавно снял в Сантьяго здание бывшего немецкого посольства — настоящий дворец! Содержание этого дворца обходится баснословно дорого, зато Бетета принимает сливки чилийского общества. И в Сантьяго, и в Буэнос-Айресе все только и говорят о Бетете и о его супруге — красавице Исольде. Супруги Бетета давно были бы нашими послами в Вашингтоне, если бы национальное правительство не поддалось давлению некоторых политиканов.

Между тем, устроившись у миниатюрного фонтана в центре гостиной, Бетета высказывал свои прогнозы насчет вступления США в войну:

— Я уже давно знал об этом и писал в наше министерство еще в прошлом году. Поверенный в делах Турции — кстати, мой большой друг — говорил мне в Сантьяго, что, видимо, в декабре японцы нападут на Пирл-Харбор.

— Так всегда! — воскликнул Кастаньеда. — Чинуши из министерства утонули в своих бумажках и забыли обо всем.

— Вы не представляете, что пришло в голову нашему министру, этому глупцу! — продолжал посол. — За день до моего отъезда сюда в посольстве была получена шифровка. Мне предлагалось переговорить с чилийским правительством — предложить ему выступить в едином блоке с другими латиноамериканскими странами против резолюций, которые могла бы принять какая-либо мирная конференция. Подумать только: сегодня говорить о мирных конференциях и резолюциях! Как можно надеяться, что русские или англичане посчитаются с этим, если мы не выступили рядом с ними? В какое глупое положение можно попасть, принимая подобные решения! Иначе как «тропикализмом» такие действия не назовешь. Нашим чиновникам следовало бы почаще выезжать за рубеж, — в негодовании закончил свою речь Бетета.

— А что ты думаешь о нашей экономике? — вмешался Кастаньеда. Он следил за разговором с пристальным вниманием, чутко улавливая все оттенки рассказа Бететы.

— Кто знает… Возможно, несколько упадет в цене кофе. Из-за действий подводных лодок перевозка кофе становится все более опасной. Возможно, на внутреннем рынке появится излишек кофе. Зато следует ожидать новых контрактов. Так уж и быть, — продолжал Бетета, — сообщу вам нечто сугубо конфиденциальное. Правительство дало разрешение на экспорт трехсот тысяч мешков кофе в обмен на промышленные товары и консервы. Однако пока нежелательно, чтобы этот шаг стал известен. Я говорю вам об этом по секрету, зная, что вы можете использовать кое-что в своих интересах. А вот тебе, — вдруг сказал посол, обращаясь к сеньору Кастаньеде, — тебе, видимо, будет интересно сообщение о том, что в страну предполагается ввезти большое количество сантехники.

— И ты думаешь, она упадет в цене? — спросил кто-то.

— Естественно. Так что, если у тебя есть в запасе кое-что, продавай скорее. Но лишь меня не впутывай.

— С тех пор как я услышал о нападении японцев, — сказал Кастаньеда, глядя в упор на Бетету, — меня преследует мысль: какими американскими товарами можно было бы сделать сегодня на рынке «corner»[4]? И пришел к выводу, что в цене непременно должна подняться сталь. Ты согласен со мной?

— Вполне. Я бы немедленно занялся скупкой колючей проволоки.

— Завтра можно выяснить в банке возможность кредита. Я знаю, где можно купить проволоку, пока на нее не поднялась цена.

— Я бы вошел компаньоном при закупке железобетонных или строительных конструкций, — сказал Перес.

— Договорились, — немедля отозвался Кастаньеда.

— Сеньор К. не заинтересуется участием в этом дельце? — любезно обратился ко мне Перес.

Опять сирена корысти своим сладким пением манила меня в глубины вод.

— Нет, сеньоры, я не могу этого сделать. Мои акции дают мне вполне приличный процент. К тому же у меня нет никакого опыта в купле-продаже строительных материалов.

— Ну при чем тут строительство? Речь идет лишь о том, чтобы скупить всю имеющуюся в городе сталь, а затем выпускать ее на рынок постепенно и по очень высокой цене.

— Нет, не могу. Кроме того, меня беспокоят последние новости. Впереди — разгром Германии. Он будет страшен, но он неминуем. Бог знает, что может произойти с нами, немцами, проживающими на вашем континенте.

— С кем угодно, сеньор К., но только не с вами! — сразу же возразили мне несколько голосов.

— Я совершенно подавлен газетными сообщениями с фронтов. В войну втянуты два континента, неизвестно, сколько она продлится… Во всяком случае, глубоко признателен вам за предложение. Надеюсь, мой отказ вы не истолкуете как проявление недружелюбия. Через какое-то время, возможно, такие предложения начнут интересовать и меня, но сейчас я весь под впечатлением событий, которые могут трагически повлиять на мою судьбу.

— Через некоторое время уже может быть поздно, — заметил кто-то.

Бог мой, ну какое мне до всего этого дело! Ведь охотник, которого трясет приступ малярии, не бросается в погоню за дичью!

Разговор замер. Я ощутил на себе чей-то взгляд. Обернулся и увидел Мерседес.

— Не хотите ли прокатиться до соседней деревушки? Эти скучные разговоры не должны интересовать вас. Поехали!

Я не мог больше сдерживаться и ответил, надеясь, что она поймет всю горечь моего состояния:

— Разговоры эти меня интересуют, но я предпочитаю прогулку.

С нами поехали еще пять человек — мы собирались осмотреть в соседнем селении церковь колониальной эпохи. В машине я задал несколько вопросов, касающихся Бететы:

— Зачем он приехал? Видимо, на какие-то переговоры с членами правительства? Судя по всему, он сильная пружина в дипломатическом мире. Не так ли?

Мерседес загадочно улыбалась, другие — тоже.

— Он приехал потому, что боится потерять пост! И все из-за своей болтливости. Ведь те секретные сведения, которые он спокойно сообщал нам сегодня, он сообщает каждому. Министр, конечно, вне себя. Есть мнение отозвать Бетету из Сантьяго, поэтому он и поспешил приехать сюда с женой. Ему крайне важно, чтобы все здешнее общество говорило о том, что наша страна погибнет, если Чили лишится столь прекрасной женщины, как супруга нашего посла! Он намерен вынудить правительство оставить их в Сантьяго. Кроме того, у Бететы подготовлен еще один аргумент: он снял здание посольства на год вперед и платит за него бешеные деньги. Надо знать этого посла — он больше думает о том, что отъезд из Сантьяго прервет обучение его детей в первоклассных колледжах! Своими доводами он сможет выиграть еще полгода, как раз до смены министра.

Мерседес не могла себе представить, насколько чуждо было мне то, о чем она рассказывала. Странный мир: легкий, не отягощенный заботами. Бесконечно далекий. Загадки его и привлекали, и отталкивали меня, как всегда бывает, когда разум встречается с чем-то недоступным.