Самолет на боевом курсе. Крепко-накрепко сжались пальцы рук, и из них, ставших закостенелыми, уже не выскользнут ни сектор газа, ни ручка управления самолета. Включен аэрофотоаппарат. Теперь остается выдержать время.

В эти несколько секунд прямолинейного полета воздушный разведчик должен быть не только смел и решителен, владеть отличной техникой пилотирования, он должен обладать редкостной выдержкой, умением владеть собой в критические моменты.

Мучительно долго тянется время. Огонь зениток усиливается. Самолет то и дело вздрагивает от взрывной волны, град осколков сыплется на кабину, мотор. Машину стало слегка подбрасывать. Видно, что-то с мотором не в порядке. Но вот выключен тумблер аэрофотоаппарата. Теперь разворот — и курс на восток.

Сорок минут полета — и Хитали на своем аэродроме, таком близком и родном. Посадочный знак «Т», выложенный на взлетно-посадочной полосе, сияет на солнце необычной белизной. Машина садится и сразу же заруливает на стоянку, где, подняв руки кверху, ее ждет механик.

Хиталишвили докладывает результаты разведки и просит, настаивает, чтобы его послали во главе готовящейся группы штурмовиков на задание.

— Но ты устал, — возражает комдив. — Тебе нужен отдых. У тебя гимнастерка — хоть выжимай! Однако Хитали твердит свое:

— Я скорее других найду колонну. Даю гарантию, что найду!

Есть у Бажова замечательный сказ «Круговой фонарь». Если в рудничном фонаре все исправно, то он «гонит свет ровно и сильно и большой круг захватывает». И летчики есть такие. Откуда не подойти к Хитали — отовсюду светится яркой звездой, с какой стороны не поверни — все та же неуемность; жажда как можно больше нанести врагу урона.

Комдив понимал, как важно определить ведущего. Ведь от него во многом будет зависеть исход атаки. Хитали же чертовски устал, с него струится пот, но кто, как не он, в данном случае, мог обеспечить выход группы на цель? Однако враг не ждет, может ускользнуть, укрыться в балке или оврагах. — Ну, что будем делать? — спросил полковник Чумаченко командира полка.

— Надо Хитали посылать, — тихо обронил комполка.

— Быть по сему, — согласился комдив и пригласил к себе комэска. Держа в руках мокрый негатив, комдив торопил летчиков с прокладкой маршрутов. Уточнив все детали вылета, он еще раз прошелся карандашом по двухкилометровке, затем, остановив карандаш, сказал Захару:

— Бот здесь, скорее всего, может находиться сейчас колонна.

Три шестерки подняты в воздух. Впереди Хитали.

Земля, исполосованная окопами и ходами сообщения, как глубокими рубцами, обрывалась вниз, к извилистой речушке Миус, змейкой извивающейся с севера на юг Донбасса.

Четко слышен голос Хитали по радио.

— Приготовиться к атаке!

По земле гуляет порывистый ветер, выкатывает то один, то другой шар перекати-поля и азартно гонит между кольями заброшенных плантаций. Обнаружить эти шары с высоты ста метров может только опытный глаз летчика, такой, как у Хитали.

Группа штурмовиков пересекает линию фронта. Теперь надо подняться, ведь цель-то здесь.

Начали бить зенитки.

Небо то и дело рассекается зенитными разрывами. Частые вспышки зловещих огней пестрят перед глазами, по синеве неба расползаются черные шапки. Но три шестерки «илов», перестроившись в правый пеленг, Упрямо летят навстречу разрывам.

Обмелевшая река Волчья, вдоль которой два часа тому назад была обнаружена вражеская колонна, могла послужить укрытием для противника. Не случайно перед вылетом командир дивизии обращал внимание Хитали на места, наиболее удобные для укрытия танков. Бесчисленное множество балок и оврагов затрудняет поиск, но Хитали обладает каким-то охотничьим чутьем, от его глаз не укроешься.

Вдруг кровь ударила в лицо. Так и есть! Прижавшись к высокому берегу реки, стоят танки.

— Атака! — прохрипел Хитали в микрофон.

Ручка управления вперед от себя. Все восемнадцать «илов» в пике. Посыпались градом противотанковые бомбы. Второй заход — и понеслись вниз «эрэсы», заплясали огоньки пушек и пулеметов, из-под плоскостей самолетов.

На земле творится что-то невообразимое. Более пяти тысяч противотанковых бомб перечертили вражескую бронетехнику, взбороздили землю, вспахали западный берег реки. Горят танки, автомашины. Огонь пожирает все подряд. Хитали, охмелев от всего виденного, делает еще заход и прочесывает из пушек и пулеметов попавшую в западню немецкую пехоту.

Тем временем перешли в наступление наши войска. Начала бить артиллерия, вперед двинулись танки. Невозможно оторвать взгляд от стремительно движущихся тридцатьчетверок и бегущих за ними советских солдат. Захватывающее зрелище!

Неожиданная и энергичная атака с воздуха, решительность летчиков-штурмовиков, сумевших в короткий срок нанести прицельный удар, дали возможность нашим войскам беспрепятственно овладеть важнейшим оборонительным рубежом.

После посадки мы тщательно стирали со своих карт следы минувшего боевого вылета. Исчезли под резинкой и маршрут до Куйбышево и заход на цель каждой шестерки «илов» и, наконец, само время удара… Но вряд ли может стереться в моей памяти этот боевой вылет, результат которого даже сейчас трудно переоценить.

Освобождены от немецко-фашистских оккупантов Сталино (ныне Донецк), Таганрог, Жданов, Полтава. А сколько районных центров, сел — не сосчитать!

Над картой неподвижно застыл Захар, не спуская глаз с карандаша начальника штаба. У него все помыслы устремлены к одному населенному пункту — Михайловке. Я знал, что Хитали ждет не дождется, когда же наконец наши войска освободят дорогое ему село.

И вот Михайловка в наших руках! Трудно выразить словами те чувства, которые овладели Захаром при этом известии. Как, ему хотелось увидеть Екатерину Митрофановну, Савелия Мальцева, Наташу! С того дня, как они его спрятали от фашистов, эти люди всегда были с ним рядом. А немногие счастливые мгновения, проведенные с Наташей, сохранились в его памяти навсегда.

Все эти тревожные и страшные годы Захара не интересовали девушки, которые встречались нам на дорогах войны или бок о бок с нами шли к победе. Он любил Наташу и думал только о ней.

И еще одно радостное событие довелось пережить Захару.

Тот апрельский день 1944 года запомнился ему на всю жизнь. И погода была в тон настроению — солнечной, теплой. В тот день дежурный по штабу принял по телефону телеграмму о присвоении звания Героя Советского Союза Хиталишвили Захару Соломоновичу.

Первой наградой Хитали был орден Красной Звезды. За Сталинград он был удостоен ордена Отечественной войны I степени, за Кубань — ордена Красного Знамени, за Донбасс — второго ордена Красного Знамени. И вот высшая награда Родины — звание Героя Советского Союза!

Хитали долго не мог придти в себя. О многом передумал летчик в то утро. Волновался, не знал как вести себя с друзьями при встрече. Это было так неожиданно, что от радости хотелось петь и плакать одновременно. А может, это ошибка? Возможно, дежурный что-то напутал?

Не прошло и часа, как весь полк поздравлял Хитали с высшей наградой. В тот же день был митинг. Поздравляли товарищи, тискали в объятиях друзья-летчики, воздушные стрелки.

Особенно усердствовал Василий Пискунов. Он схватил Хитали в охапку и закружил так, что в глазах потемнело:

— Слава тебе, Захар! — басил Пискунов. — Но носа не задирать!

Какое там, нос не задирать, когда на уме одно: «За что такое отличие?»

Есть за что, Захар! Вспомни всю свою фронтовую жизнь. Тяжелые бои под Кишиневом, затем штурмовка аэродрома Полтава. От порога старой хаты Екатерины Шляпкиной до Сталинграда дорога длинная, но, ступив на нее, мог ли ты знать, на какую вершину приведет эта дорога? Я знаю, ты горд и обидчив. Но война есть война, она крепко притирала людей. И ты, конечно, изменился благодаря товарищам, своему боевому комиссару, без их человеческого тепла и поддержки вряд ли ты достиг бы этой вершины.

Вспомни слова майора Выдрыча, когда он поздравлял тебя с орденом Отечественной войны I степени: «За мужество и отвагу, — говорил он, — за то, что крепко держишь слово коммуниста. В каждом боевом вылете твое будущее, а в будущем весь смысл жизни».