Эдна Грубер возникает как яркое видение на выступе стены.
Эдна Грубер. Скиталец. Ты превратил меня в привидение.
Макс. Что… Что тебе надо? Как ты здесь оказалась, в чужом городе?
Лена. С кем ты разговариваешь?
Макс. Вот! Гляди же!
Лена. Я никого не вижу.
Макс. Куда бы я ни пошел, где бы я ни остановился, она возникает на моем пути. Сидит на дне котлована и зовет…
Эдна Грубер. Скиталец. Мне приходится быть вездесущей.
Макс. С крыш доносится ее крик. Она подносит ко рту ладони и кричит…
Эдна Грубер. Моя мука, моя тоска, мой плен.
Макс. Она находит меня повсюду и лишает меня покоя…
Эдна Грубер. Ты медлишь, мой друг! Ты забыл о том, что тебя поцеловал ангел и вверил тебе свою судьбу?
Макс. Я помню… с тех пор я ни о чем другом не думаю.
Лена. Макс! Молчи! Ты пугаешь меня.
Макс. Лена, держи меня крепче! Не отпускай.
Эдна Грубер. Неужели ты остановишься на полпути?.. Я замерзаю, я замерзаю… (Видение исчезает.)
Макс. Ты слышала, что она сказала?
Лена. Ты заболеешь, милый, ты заболеешь, если не перестанешь.
Макс. Сейчас что-то случилось. Что-то оборвалось. У меня просто не хватает сил. Ну почему ты не достаточно сильный?!
Лена. Три крошечных слова — мне их так не хватает сейчас.
Макс. Не могу. Больше не могу.
Затемнение.
Репетиция. Стол с вращающимся зеркалом, перед которым сидят Эдна Грубер и Фолькер. Посреди сцены входит Макс и садится перед режиссерским столиком.
Фолькер. Как ты думаешь: ей сорок два года, у нее семья, два совсем взрослых сына, она преуспела в своей профессии, во всяком случае, так было до того, как она стала работать в институте своего отца. А теперь вновь встречает этого мужчину, единственного в жизни, кому она принесла жертву… Как ты думаешь, кого она видит там, в зеркале?
Эдна Грубер. Кого она видит?.. Боже мой! Разве она не счастлива? Просто необыкновенно счастлива!
Фолькер. Возможно. Но возможно, что она немного испугана. Возможно, она читает на своем лице, что будет дальше. Она знает, что ей предстоит…
Эдна Грубер. Она об этом не ведает!
Фолькер. Она улыбается. Но она пугается собственной улыбки. Она кажется ей поразительно чужой, чуть ли не мерзкой.
Эдна Грубер. Что ты мне шепчешь на ухо?
Фолькер. В своих глазах она вдруг замечает убийственные искорки. Она догадывается, на что она способна. Посмотри на свои пальцы. Так. Поверти перстень. Обопри локти. Вот так. Ты видишь в зеркале свои руки, вращаешь перстень…
Эдна Грубер. Знаешь ли ты, что внутри нас солнце никогда не заходит? Оно и ночью светит из колодца сна?
Фолькер. Да… Ну конечно.
Эдна Грубер. Ты не понимаешь, что я имею в виду?
Фолькер. Понимаю, понимаю. Видишь ли, образ, который она себе придумала, и ее отражение в зеркале не совпадают.
Эдна Грубер (цитирует из роли). «Ты меня поймешь. И ты предашь меня. Это не игра. Мы не раз будем бросаться с кулаками друг на друга. И здесь же, на этом месте, заживут все мои раны…».
Фолькер. Еще жестче, еще резче.
Эдна Грубер. «Давай! Бей! Ну бей же! Болью, слезами нарастает моя сила!»
Фолькер (встает). Ну вот, приблизительно так.
Эдна Грубер (смотрит в зеркало). Что я знаю об убийстве? Ничего. «Если бы мне это понять, прежде чем я умру, сжать крепко-крепко твое тело обеими руками, словно сердце, которому возвращают жизнь…». Так по тексту? Чепуха какая-то! Я не могу ничего запомнить. Я не смогу больше сыграть ни одной роли. Не смогу на сцене раскрыть себя. Не нахожу точной интонации. Я выдохлась, я выдохлась как вечерние духи, как запах цветка. Это правда: я слишком стара для этой роли.
Макс (встает). Нет! Вы, вы единственная, у кого еще есть силы, кто возвышает свой голос над нервическим бормотаньем, над всем малодушным, посредственным и тривиальным. Для вас сцена, игра — все еще нечто святое. Вы показываете нам, вы свидетельствуете: мы, люди, существа более высокого рода, чем мы сами о себе думаем. И каждый, будь он самый заурядный человек, чувствует это, испытывая священный трепет, — как же иначе, если вы, актриса, утоляете его печали…
Эдна Грубер. Ах, милый… Что я потеряю — что я, в самом деле, потеряю, если я откажусь? Так ли все это важно? Вчера ко мне приезжала дочь. Она стала красивой взрослой женщиной. Она была вместе с другом, за которого собирается выйти замуж. Он оптик, хочет открыть собственный магазинчик в Кувейте. В Кувейте. Итак, она тоже покидает меня. Я ничего не могу поделать, она уезжает, а я остаюсь. Мой муж умер два года назад, и я осталась одна в доме. Из-за него я ушла со сцены. Я его очень любила, его жизнь была для меня важнее моей собственной — и потом он так рано ее лишился. У человека только отнимают. Смерть и разлука правят миром. Я должна была давно уехать отсюда. Но я не могу бросить свое гнездо, своих животных. Я говорю об этом, потому что душа не на месте. Все время текст забываю.
Затемнение.
Стойка бара, освещенная мрачноватым рассеянным светом. Молодой бармене глубине занимается уборкой. Слепая, в темных очках, с папочкой, опирается спиной и обоими локтями о стойку.
Макс, стоя в неком удалении от нее, ищет в карманах мелочь.
Макс (Слепой). У вас случайно нет двадцати пфеннигов?
Слепая. Вам не пришло в голову ничего лучшего, чем, наконец, заговорить со мной? После длинной-предлинной ночи, в течение которой вы таращили на меня глаза до тех пор, пока все не разошлись и остались только мы одни? Вам не приходит в голову ничего лучшего, чем выпрашивать у меня пару монет для телефона, как будто бы я только повстречалась вам на дороге. Как будто мы с вами не прождали вместе восемь часов и общими усилиями обчистили бар? Для того ли мы целую ночь томились в ожидании, чтобы теперь на рассвете вы появились передо мной и попросили двадцать пфеннигов?
Макс. Но мне надо позвонить!
Слепая. Я этому не верю. Это надо же себе представить!
Макс (Бармену). У вас не найдется еще монетки?
Слепая высыпает на пол содержимое своего портмоне, Макс поднимает деньги и направляется к телефонному аппарату.
Слепая. Эй! А где же остальное? Вы же сказали двадцать пфеннигов!
Макс (звонит). Да, я. Чем ты занимаешься? Нет, я не слоняюсь. Не могу уснуть. Я хочу тебя видеть… Послушай, я могу к тебе прийти? Да, сейчас — мы позавтракаем вместе, а потом я отвезу тебя на репетицию… Хм. Понимаю. Ты уверена? Ладно. Пока. Нет, я не злюсь. Извини. (Возвращается к стойке.)
Слепая. Я думаю, вы можете сделать для меня кое-что хорошее, дорогой. Всего лишь один день.
Макс (кричит на нее). Послушайте! Перестаньте городить всякую ерунду на вашем киношном жаргоне! Избавьте меня от вашего китча! Ни слова больше! Я могу рассвирепеть и хорошенько отдубасить вас по вашей вихляющей задницу!
Слепая (отступая назад). Вы с ума сошли?! Обезьяна! Что вы себе воображаете? Прыщ негодный! Погоди! Я из тебя вышибу наглость. Всеми доступными мне средствами, включая мою вихляющую задние!
Макс (Бармену). Я тут распинаюсь, а вы хихикаете. Над чем смеетесь? Вы, фигляр! Над собой смеетесь!
Бармен (орет на него). У нее нарушено зрение, ты, идиот!
Слепая. Нарушено? Я слепая. Темно, как в погребе. Вас это пугает?