Личность покончившего с собой «Адмирала» была установлена якобы швейцаром и горничной из «Отеля туристов». Они опознали в нем одного из тех, кто жил при них в отеле. Этот швейцар и горничная послужили хорошим прикрытием для роли Азефа в деле Зильберберга.

Если допустить даже, что Азеф не дал точных указаний относительно Зильберберга и Сулятицкого до их ареста, то во всяком случае после ареста он осветил Герасимову всю их деятельность и тем подвел к виселице. Гибель их после ареста становилась неизбежной.

В феврале Азеф уже появляется в Финляндии на Таммерфорском съезде партии[126] вместе с Гершуни и Брешковской.

Никитенко после ареста Зильберберга, узнав, что Азеф в Финляндии и снова готов вернуться к боевой деятельности, решил обратиться к нему за помощью. Но Азеф отказался иметь дело с группой, заявив, что не может доверяться новым, не проверенным им людям, и даже высказывал предположение: «Может быть, среди них есть провокатор». Заместителем Зильберберга пришлось стать Никитенко, как самому ближайшему его помощнику по делам группы.

Во второй половине февраля произошел случай, который и меня заставил бежать из Петербурга.

Некоторые сыщики знали меня давно и очень хорошо. Я помню, как в августе 1905 г., после свидания в Н.-Новгороде с Азефом, меня преследовал до Петербурга низенький, толстый, пожилой сыщик. Не раз мелькал он предо мной и в Выборге в 1906 году. В Н.-Новгороде был назначен во время ярмарки съезд боевиков. Азеф просил меня повидаться с ним, назначив свидание на ярмарке, в саду с открытой сценой. Там же в саду за столиком я нашла Савинкова и Зильберберга. За боевиками следили, о месте съезда знала охранка, благодаря этому свиданию я попала, или сознательно была подведена Азефом, под наблюдение.

Около Царскосельского вокзала сновало всегда много сыщиков. Особенное обилие их было на углу Гороховой. Мне же часто приходилось проходить мимо Царскосельского вокзала. Как-то в половине февраля я направлялась домой и, подходя к углу Гороховой по Загородному, увидела того сыщика, который меня знал еще с ярмарки. Отступать было поздно, приходилось прямо идти на него. Сыщик выдвинулся на панель и даже на момент как-то вскинул руками, как будто хотел задержать меня, но посторонился. Я прошла, зная, что теперь начнется преследование. Квартира моя находилась недалеко, но именно за квартиру я всего более боялась. У меня на всякий случай хранились кое-какие принадлежности для работы над снарядами, которые могли мне во всякий момент понадобиться, если бы вновь потребовалась моя помощь. Желая увести сыщиков в сторону от главной опасности, я направилась дальше по Загородному к Технологическому и по Забалканскому свернула на Садовую. Однако, вижу: за мною следуют двое. Мне не раз приходилось попадать под неотступное преследование. В такие моменты мысль начинает лихорадочно работать, просыпается какое-то сильное упорство, побуждающее во что бы то ни стало уйти от погони. Так должен чувствовать себя затравленный зверь. На Садовой я устремилась в первый проходной двор, который я знала, но меня постигла неудача — двор оказался закрыт. Наняла извозчика, поехала на Покровскую; сыщики за мной, тоже на извозчике. С площади мне удалось пройти проходным двором на Канонерскую, где снова я взяла извозчика. Погоня как будто прекратилась. Чтобы проверить, я побывала и на В. О., и на Петербургской стороне, несколько раз вновь прибегая к проходным дворам. До часа явки я оставалась все время на улице. Увы, на явку никто не пришел, стало быть, надо ждать следующего дня. Я не могла уехать из города, не предупредив товарищей: кто-нибудь, из них мог зайти ко мне на квартиру. Решила вернуться к себе, рассчитав, что за вечер и ночь установить мой адрес не смогут.

В то время наружное наблюдение в Петербурге было поставлено очень широко. Кроме наблюдения за каждым политически неблагонадежным лицом и его квартирой, существовало наблюдение по кварталам. Каждый сыщик своего квартала должен был знать всех, в нем живущих; таким образом, охранке удавалось быстро устанавливать всех «подозрительных», — где живет заинтересовавшее их лицо или в каком районе чаще появляется.

К себе я вернулась благополучно, подле дома никого не было. Утром вышла из квартиры — кругом спокойно. Но опять неудача: никого не видала за день. Рискнула еще одну ночь провести дома. На следующее утро мой дом был буквально окружен. Внизу вместе со швейцаром стоял старший дворник. В противоположных воротах Семеновских казарм прятался сыщик, на углу Загородного меня ждал еще агент. Попыталась пройти проходным здесь же на Рузовской, за мной следовали по пятам. Я долго металась в этот день по городу, мои уловки ни к чему не вели. Наконец, проходной двор на Преображенской спас меня. Убедившись, что я вышла из окружения и меня более не преследуют, я решила немного изменить костюм: купила себе в одном из модных магазинов меховую шапочку, оставив свою шляпу на хранение «до завтра».

Никитенко как раз на этот день дал мне адрес новой явочной квартиры — присяжного поверенного Чиаброва. К несчастью, адрес оказался передан неточно — по лестнице, которую мне описывал «Капитан», квартиры Чиаброва я не нашла. В раздумьи я задержалась на площадке, соображая, что делать дальше. Здесь, на площадке, меня застал Никитенко, — он также искал квартиру Чиаброва, и вместе с ним мы так и не нашли ее. Не теряя времени, тут же на лестнице я переговорила с ним и решила немедленно уехать из Петербурга в Финляндию.

На извозчике я добралась до Удельной, там захватила уже последний ночной поезд, шедший в Териоки.

Однако, мои мытарства на этом не кончились, неудачи меня преследовали. В Териоки я приехала часа в два ночи, почти в пустом поезде. На платформе сыщик, — неизбежная фигура в то время при каждой финляндской станции. Сошли с поезда. Ночь. Идти некуда. Отель «Бельвю», на который я рассчитывала, версты две от станции. Отправилась — сыщик за мной.

Кругом пустынно, темно, на дороге — лишь я и он. Стало жутко.

Прохожу мимо небольшой гостиницы, кажется, какая-то «Звезда», в которой укрывался перед убийством Герценштейна «Сашка» Половцев.[127] Чтобы избавиться от сыщика, решила переночевать в ней. На мой стук спустилась прислуга — финка. Через дверь она сказала мне, что все комнаты заняты, места нет и отказалась впустить.

Финка с трудом говорила по-русски, и я перешла тогда на финский язык, который немного знала. Объяснила, что дача, на которой я живу, далеко от вокзала, извозчика нет, я боюсь ночью идти, мне не нужна комната, лишь бы впустили, я и в передней согласна провести ночь. Утром уйду к себе. Сыщик все время стоял в нескольких шагах от крыльца. Финка, наконец, уступила моим просьбам и провела меня в буфетную, даже принесла свою подушку.

В буфете было холодно, не топлено. Я расположилась на диване, но уснуть не могла. Скоро послышался стук внизу и опять голос финки. Дверей она, однако, не открыла. Стук в течение ночи повторялся несколько раз, финка спускалась, и голос ее становился все раздраженнее. Она говорила с кем-то через дверь, по-русски. Я догадывалась, кто там стучит.

Когда начало светать, я поднялась, соображая, куда направиться? Сыщик, несомненно, где-то тут, близко, и последует за мной. Финка рассказала мне, как ей не давал спать всю ночь какой-то русский, который пришел вслед за мной и требовал, чтоб его тоже пустили в гостиницу.

Надо было уходить. Расплатившись за ночлег, я вышла на крыльцо. Смотрю — слева у крыльца, как раз в сторону вокзала, развесистое дерево, все опушенное снегом. Сквозь ветви вижу фигуру своего ночного спутника. Он стоял спиной к крыльцу, но вдруг быстро повернул и нырнул куда-то за здание. Около гостиницы была небольшая площадь полукругом, в глубине ее мелочная лавочка. Хозяин как раз открывал двери, и сыщик соблазнился возможностью погреться, проведя всю ночь на улице. Пока он шел, я быстро пересекла за его спиной этот кусок дороги, самый опасный для меня. Дальше начинался забор, который скрывал меня от сыщика.