«Какой я дурак! — упрекал он себя, возвращаясь в каюту. — Проклятое невежество! Будь прокляты эти коробки, праплемянничек и все его коварное “Братство”!.. Почему я вообще веду себя, как идиот?.. Зачем Олаф велел мне бросить коробочки в реактор?.. Видимо, их надо просто уничтожить… Но не для этого же он пронес их сюда, на корабль?.. Нет, что ни говори, а нужно узнать, что там».

Открыть коробочку было не так легко, как казалось на первый взгляд. Крышка прилегала настолько плотно, что под нее нельзя было просунуть острие ножа, и металл оказался значительно тверже, чем думал Северсон.

Изрядно намучившись и сломав нож, Северсон с досадой швырнул коробочку на пол. То ли благодаря упругой обшивке каюты, то ли из-за того, что удар пришелся в нужное место, коробочка неожиданно раскрылась, из нее выплыли полоски шелковистой бумаги и несколько небольших стеклянных ампул, в которых обычно хранятся лекарства для инъекций. Он поймал одну и посмотрел на свет. Жидкость в ампуле была абсолютно прозрачна.

А коробочка тем временем продолжала свое путешествие по каюте, рассыпая ампулы. Упругие стены отбивали летящие предметы в самых разных направлениях. Через несколько секунд каюта стала похожа на улей, где снует рой пчел.

Коробочку и несколько ампулок Северсон поймал довольно быстро, а потом дело осложнилось. Размахивая кожаным шлемом, он летал по каюте, напоминая самому себе чудаковатого профессора-энтомолога, который с сачком в руках бегает по лугу за редкой бабочкой. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем Северсон завершил охоту. Тогда он принялся внимательно рассматривать ампулы.

После тщетных усилий разобрать полустертые надписи на стекле Северсон положил ампулки обратно в коробку, а одну старательно завернул в бумагу и запихнул в карман, — на всякий случай, как вещественное доказательство.

Коробочки он спрятал в выдвижном ящике, среди белья.

Реакторы двигателей снова замолчали. Жизнь экипажа вошла в привычную колею.

По предложению Молодиновой, немного изменили распорядок дня: после шестичасового дежурства каждому ученому выделялось еще два часа для научной работы. Чтобы упорядочить наблюдения, распределили и области исследований: Чан-су с Цагеном должны были изучать радиозвезды, Навратил — центр Галактики, Ватсон — его окрестности, Шайнер — «новые» звезды. Фратев проверял параллаксы светил. Словом, работы хватало всем. Никто не жаловался, что время тянется медленно.

Свободные минуты Северсон посвящал «разведывательной работе», однако Алена уже начала терять интерес к этому занятию.

— Мы следим за Ватсоном уже много дней, подсматриваем за ним во время работы, подслушиваем под дверью каюты, а что обнаружили? — спрашивала она. — Ничего! Правда, у него в каюте есть приемник и блокнот с таинственными знаками. Но что в этом преступного?

Северсон не возражал девушке, однако втайне продолжал свое дело. Его интересовал не только Ватсон, но и Дитриксон и отношения между ними.

Наконец Олаф выздоровел. Узнав об этом, Северсон сразу же сел к видеофону и набрал номер запасного аппарата Ватсона.

Его предположение подтвердилось: действительно, раньше других Олаф посетил Ватсона.

С огромным вниманием Северсон следил за тем, что происходит в каюте Ватсона. Хозяин и гость беседовали, как давние друзья.

— Как чувствуете себя, больной? Очень рад, что снова вижу вас живым и здоровым! — приветствовал Олафа Ватсон.

— Жив — это правда, но болезнь все-таки дала себя знать… Я вам очень благодарен, дружище.

— За что? — удивился Ватсон.

— За сочувствие и поддержку, за частые посещения в больнице… Разве этого мало?.. Ну, а как продвигается дело?

Ватсон схватил его за руку и прижал палец к губам:

— Тс! Тише, дружище!.. Пока что все в порядке. Вот будет сюрприз, когда… — И он начал говорить так тихо, что нельзя было разобрать ни слова.

— Хороший из тебя детектив, Лейф! — вдруг послышался за спиной Северсона голос Алены. — Не пугайся, это я. Хотя мог бы быть и кто-нибудь другой. Осторожным тебя назвать никак нельзя, мой Шерлок Холмс!

— Ты давно стоишь здесь? — спросил он смущенно.

— Нет, только зашла. Что нового у Ватсона?.. О, у него гость!.. О чем же они разговаривают?

Северсон побледнел и наклонился к видеофону, чтобы Алена не видела его лица:

— Плохо слышно, а усилить нельзя. Но ты ничего не потеряла, Аленка. Рассказывали анекдоты, к тому же слегка пикантные, поэтому и продолжают шепотом…

Олаф действительно засмеялся, и Ватсон тоже.

— Если узнаете что-нибудь новое, — позовите меня, — сказал Дитриксон, прощаясь. — Я пойду. Надо еще зайти к Молодиновой и Навратилу.

— Все-таки никчемные из нас детективы! — снисходительно улыбнулась Алена и выключила аппарат.

«Никчемные… Действительно никчемные! — отдавалось в голове Северсона, когда он, попрощавшись с Аленой, шел в свою каюту. — Эти злодеи все-таки заключили союз; они замыслили что-то недоброе, а мы до сих пор не можем вывести их на чистую воду… Что же делать?»

Он не спал всю «ночь», как по привычке называли время, предназначенное для сна. На «Луче», конечно, не было ни дня, ни ночи, ни весны, ни зимы; продолжительность периодов определяли только атомные часы; но экипаж жил по земному календарю.

Согласно этому распорядку наступило утро, когда Северсон наконец обдумал детальный план действий, однако выполнение замысла пришлось отложить, потому что как раз на это утро была запланирована передача на Землю для Всемирной Академии наук. То были недельные сводки по результатам научных исследований — преимущественно цифры, значки и непонятные аббревиатуры. Сегодняшняя передача была интереснее, чем обычно: экспедиция сообщала, что Мадараш обнаружил неизвестные до сих пор нуль-лучи, способные разрушать ядра атомов. Но Северсон даже не вчитался как следует в это сообщение, обещавшее стать на Земле настоящей сенсацией; он с трудом дождался конца передачи, чтобы приступить к более важному делу.

Как настоящий детектив, он украдкой пробрался на склад, раздобыл там усовершенствованный фотоаппарат с автоматической экспозицией, прихватил длинный трос. Все это было ему нужно, чтобы совершить путешествие за пределы «Луча», в безвоздушное пространство.

Пока Северсону везло. Никем не замеченный, он проплыл к шлюзовой камере, заполнил ее воздухом, надел скафандр. Один конец троса прикрепил к пряжке пояса, а второй — к кольцу на перекладине.

Обезопасив себя таким образом, Северсон нажал на рычаг внешнего герметичного люка. Давление воздуха резко распахнуло его. Перед человеком открылось свободное межзвездное пространство.

От страха у Северсона замерло сердце. Судорожно вцепившись в проем люка, он прижался к гладкой обшивке великана. Звездное небо отражалось в ней, как в кривом зеркале.

Ни звука, ни движения. Казалось, «Луч» утратил свою бешеную скорость и просто неподвижно висит в безвоздушном пространстве.

Северсон осторожно повернул голову. Его взгляд упал на большой шар, где находился «мозг» великана: кабина управления, обсерватория, передающая станция. За большими иллюминаторами двигаются ученые. Они даже не подозревают, что извне кто-то смотрит на них.

«На самом деле не подозревают?.. Не увидел ли меня случайно кто-нибудь?» Северсон взглянул на свой скафандр. На него падали только слабенькие блики света; с большого расстояния вряд ли их заметишь. Значит, все в порядке. Вперед!

Передвигаться было трудно. Перчатки скафандра скользили по гладкому металлу; тело стремилось оторваться от поверхности звездолета и нырнуть в пространство. Иногда Северсону казалось, что движется не он, а корабль — оптическая иллюзия, характерная для мира невесомости, где нет ни «верха», ни «низа»: человек все время считает, что «верх» там, где голова.