Твэн рисует картину жалкого, предательского поведения «свободных подданных короля Артура» по отношению к своим собственным интересам. Он проводит параллель между ними и «бедными белыми», которые жили на плантаторском Юге убогой жизнью голодных, презираемых людей, но во время гражданской войны стали на защиту унижавшего их общественного строя.

«Янки» — это славословие в честь страны, где нет аристократии, короля и государственной церкви. Это осуждение феодальных порядков и нравов мертвящего царизма, это также насмешка над теми буржуазными европейскими странами, которые погрязли в феодально-монархических формах государственной власти.

Зачем нужны короли? Ведь они не лучше и не нужнее каких-нибудь кошек. Если уж люди привыкли к наследственной монархии, почему не завести королевский дом кошек? «Они будут столь же полезны, сколько любой другой королевский дом, будут иметь не меньше знаний, обладать теми же добродетелями и теми же предательскими чертами… Они будут очень недороги и могут называться столь же пышно, как и настоящий королевский дом: «Кот VII или Кот XI или Кот XIV, милостью господа бога».

В «Янки» Америка превращается в мечту, в идеал, о котором коннектикутский мастер может только вздыхать. «Янки» — это утопия, и утопической страной Твэна является современная Америка. В тот период утопические романы выходили в Америке один за другим[7]. Огромную известность получил утопический роман Беллами. Несколько раньше была опубликована «Утопия, история вымершей планеты» Криджа. Вскоре появился новый обильный урожай утопических романов. Это был непосредственный отклик на обострение классовых противоречий в Америке.

Перед лицом монархической Европы Твэн почувствовал себя воинствующим демократом. Он решил бороться с английскими монархическими влияниями, которые мешают американцам правильно оценить «бессмертные благодеяния» французской революции 1789 года. Когда английские издатели предложили выбросить кой-какие куски из издания «Янки», предназначавшегося для Англии, Твэн выразил категорический протерт. Английская печать резко выступила против «святотатственной» книги Твэна. В письме к дружественному критику Твэн заявил, что это его не удивляет. Культурным светским людям не нравятся книги Твэна, они считают их вульгарными. Но ведь Твэн и не собирается писать для этих людей. «Я никогда, даже на мгновение, не пытался помогать культурному развитию культурных классов. Я не гожусь для этого ни по природным данным, ни по образованию. И я никогда не стремился к этому, но всегда гнался за более крупным зверем — за массами».

Впрочем, Твэн тут же торопится снизить значение своих слов. Он не претендует на то, что может «помогать культурному развитию» масс. Он стремится только «развлечь их… ибо учить их могут в другом месте».

Закончив «Янки», Твэн снова некоторое время не писал. Осложнения в делах заставляли его переходить от ярких надежд к отчаянию. «Желаю вам счастливого рождества, — пишет он заведующему своим издательством, — к я прошу бога, чтоб до моей смерти и у меня было хоть одно счастливое рождество».

Целый год прошел в заботах о машине Пэйджа. Казалось, что машина уже окончательно готова, но она все еще не работала, как нужно. Пришлось спешно искать компаньонов — денег не хватало. Твэн выбивался из сил, пытаясь доказать, что изобретение принесет десятки миллионов долларов прибыли. По ночам мешали спать будущие миллионы и повседневные заботы — как раздобыть денег. Ухудшились и дела издательства.

Надо выпускать новые и новые книги, писать статьи. Твэн порылся у себя в архивах. Тема была почерпнута из старой пьесы о том же многократно показанном короле мечтателей о миллионах — Селлерсе.

В новой книге «Американский претендент» нашли отражение некоторые мотивы, начавшие звучать в «Янки». Аристократическая Англия в лице юного лорда преклоняется перед Америкой, страной демократии. Книга была написана наспех. Художественная ценность ее очень невелика.

В 1891 году Клеменсы решили переехать на жительство за границу. Дом в Гартфорде был заколочен, некоторых из слуг отпустили. Поддерживать тот уровень жизни, который был установлен почти два десятка лет тому назад, когда Клеменсы переселились в свой гартфордский дом, не хватило средств. Твэну хотелось на время оставить Америку. Он принялся за статьи, родилась мысль о новой книге путевых записок.

Посетив Бейрут, Нюрнберг, Гейдельберг, Швейцарию, Клеменсы обосновались на некоторое время во Франции. Твэн совершил путешествие в лодке по реке Роне. Он чувствовал себя превосходно вдалеке от тревог мира, от газет. «Совесть находится в состоянии дремоты, ленивого комфорта и полного счастья», писал он. Но даже на тихой Роне душа «миссурийского демократа» порой вспыхивала пламенем ненависти. После осмотра Старинных замков, построенных «набожными животными» — христианами, он вспоминал в письме к Жене преступления, освященные христианской религией. Теперь «эти берега… заставляют презирать человечество».

Зимою в Берлине Твэн встретился за обеденным столом с Вильгельмом. Через несколько месяцев состоялось свидание с принцем Уэльским, будущим Эдуардом VII. Американский юморист понравился принцу. Клеменсы часто встречались с представителями знати. Твэн умел смешить своих собеседников.

Однажды, впрочем, Твэн заговорил в аристократическом кругу как человек Запада. Шла беседа о предках. Указывая на висевшую тут же картину суда над Карлом I, Твэн обратил внимание присутствующих на одного из судей. «Это мой предок», скромно сказал он.

В это же время Твэн сочинил неуважительный к религии рассказ о том, как он с архиепископом и евангелистом отправился в поезде на тот свет, как незаметно поменялся с архиепископом билетами и что из этого вышло. Миссис Клеменс, конечно, категорически запретила печатать это «ужасное» сочинение. Но Твэн перевел рассказ на немецкий язык — он напечатает его по-немецки, и Ливи об этом не узнает. В последнюю минуту, однако, мужество оставило Твэна, и он признался жене в задуманном преступлении — рассказ так и не был напечатан.

Клеменсам не сиделось на месте. Из Берлина они отправились во Францию, оттуда в Италию — Рим, Флоренцию. Затем Венеция, Швейцария, снова Германия. Казалось, это путешествие беззаботных американских туристов. Но всюду, куда ни ехали Клеменсы, их настигали сообщения о делах издательства. Летом 1892 года Твэну даже пришлось предпринять спешное путешествие в Америку, чтобы найти какой-нибудь выход из создавшегося трудного положения.

Твэн снова решил писать о Томе и Геке. Слава их была велика, читатели с нетерпением ждали новых рассказов об этих любимых героях. Все это время — в дороге, в гостиницах — он работал. Рассказ о пребывании Тома и Гека среди индейцев не удался. Тогда Твэн решил посадить Гека, Тома и негра Джима на воздушный шар — они совершат кругосветное путешествие. Был начат также рассказ об итальянских близнецах, родившихся со сросшимися телами. Эта тема имела, казалось, неограниченные возможности. Предположим, один из близнецов — член общества трезвости, а другой — пьяница, один — буйный, другой — скромный, один влюблен, другой… Явно, это «свежая идея… не похожая ни на что другое в литературе».

Твэн теперь стремился писать заведомо развлекательные книги, рассчитанные на нетребовательного читателя. В них он или использовал популярность любимых героев своих лучших книг — Тома и Гека, или выводил в основном образы эксцентрические. Высокий уровень реалистического художественного мастерства, достигнутый в «Гекльберри Финне», был снижен.

Так как рассказ о близнецах получался еще недостаточно смешным, Твэн перенес действие в родной Ганнибал, названный Досонз-Лэндинг, и в воображении его начали возникать образы людей, характерных для Ганнибала. Книга писалась, как обычно, без всякого плана. Твэн выдумывал действующих лиц, и они начинали жить своей собственной жизнью, разрешать собственные проблемы, ничего общего не имеющие с близнецами. Вот Вильсон, чудак Вильсон, преисполненный презрения к человечеству. Вильсон полюбился Твэну, постепенно он сделал его главным действующим лицом.