Изменить стиль страницы
РАССКАЗ
Такой в Дамаске голод наступил,
Как будто бог о людях позабыл.
В тот год ни капли не упало с неба,
Сгорело все: сады, посевы хлеба,
Иссякли реки животворных вод,
Осталась влага лишь в глазах сирот.
Не дым, а вздохи горя исходили
Из дымоходов. Пищи не варили.
Деревья обезлиствели в садах,
Царило бедствие во всех домах.
Вот саранчи громады налетели…
И саранчу голодных толпы съели.
И друга я в ту нору повстречал,—
Он, как недужный, страшно исхудал,
Хоть он богатствами владел недавно,
Хоть был из знатных муж тот достославный.
Его спросил я: «Благородный друг,
Как бедствие тебя постигло вдруг?»
А он в ответ: «С ума сошел ты, что ли?
Расспрашивать об этом не грешно ли!
Не видишь разве, что народ в беде,
Что людям нет спасения нигде,
Что не осталось ни воды, ни хлеба,
Что стопы гибнущих не слышит небо?»
А я ему: «Но, друг, ведь ты богат!
С противоядием не страшен яд.
Другие гибнут, а тебе ль страшиться?
Ведь утка наводненья не боится».
И на меня, прищурившись слегка,
Взглянул он, как мудрец на дурака:
«Да — я в ладье! Меня разлив не тронет!
Но как мне жить, когда народ мой тонет?
Да, я сражен не горем, не нуждой —
Сражен я этой общею бедой!
При виде мук людских я истомился,
О пище позабыл и сна лишился.
Я голодом и жаждой не убит,
Но плоть мою от ран чужих знобит!
Покой души утратит и здоровый,
Внимая стонам горестным больного.
Ведь ничего здесь люди не едят!..
И пища стала горькой мне, как яд».
Муж честный не смыкает сном зеницы
В то время, как друзья его в темнице.
РАССКАЗ
Однажды ночью весь почти Багдад
Был океаном пламенным объят.
И некто ликовал средь искр и дыма,
Что сам он цел и лавка невредима.
Мудрец ему сказал: «О сын тщеты!
Лишь о себе заботой полон ты!
Ты рад тому, что все вокруг сгорело,
Что лишь твоя лавчонка уцелела?»
Бездушный лишь спокойно ест и пьет
В те дни, как голодает весь народ.
И как богач не давится кусками,
Когда бедняк питается слезами?
Во дни беды — бедой людей болей,
Дели с другими тяжесть их скорбей!
Друзья не спят, хоть к месту доберутся,
Когда в степи отставшие плетутся.
Пусть мудрый царь заботится везде,
Где труженика видит он в беде:
Осел ли дровосека вязнет в глине
Иль заблудился караваи в пустыне.
Ты, мудрый, внемля Саади, поймешь:
Посеяв терн, жасмина не пожнешь!
*
Слыхал ли ты преданий древних слово
О злых владыках времени былого?
В забвенье рухнул их величья свод,
Распались их насилие и гнет!
Что ж он — насильник — в мире добивался?
Бесследно он исчез, а мир остался.
Обиженный в день Страшного суда
Под сень Иездана станет навсегда.
И небом тот храним народ счастливый,
Где царствует владыка справедливый.
Но разоренье и погибель ждет
Страну, где в лапы власть тиран берет.
Служить тирану муж не станет честный.
Тиран на троне — это гнев небесный.
Султан, твое величье создал бог,
Но знай: он щедр, но и в расплате — строг.
Ты горше нищих будешь там унижен,
Коль будет слабый здесь тобой обижен!
Позор царю, коль он беспечно спит,
Когда в стране насилие царит.
Во всех заботах бедняков участвуй,
Будь с ними как пастух заботлив с паствой.
А если в царстве правды глас умолк,
То шах для стада не пастух, а волк.
Когда от сердца он добро отринет,
Он мир с недобрым будущим покинет.
Воспрянут люди. Бедствия пройдут,
А извергов потомки проклянут.
Будь справедливым, чтоб не проклинали!
Чтоб век твой добрым словом поминали!

Ирано-таджикская поэзия image008.jpg

РАССКАЗ
Жил муж в пределах западной страны,
И были им два сына взращены.
Взросли богатырями, удальцами,
Разумными, с отважными сердцами.
Отец нашел: они повелевать
Способны и водить на битву рать.
И сыновьям своим он на две части
Всю разделил страну и бремя власти,
Чтоб не поссорились между собой
И не затеяли за царство бой.
Все разделив и дав им поученье,
Он отошел в блаженные селенья.
Меч Азраила нить его пресек,
Чем жил он век — утратил все навек.
А в государстве том два шаха стало.
Войск и казны досталось им немало.
И каждый у себя по своему
Уменью править начал и уму.
Один избрал добро. Другой — поборы,
Насилье, чтоб собрать сокровищ горы.
Один природным нравом был такой,
Что думал сам о нуждах бедняков,
Давал голодным хлеб, жилище строил,
Угодных богу странников покоил;
Хоть тратил деньги, войско пополнял,
Простой парод нужды при нем не знал,
И мир в стране царили, и отрада,
Как средь людей Шираза в дни ибн-Са'да.
Да принесет плоды для всех живых,
Владыка, древо чаяний твоих!
Послушай о султане благородном,
Который в процветании народном
Трудов своих награду находил
И справедлив ко всем, и ласков был.
И благодать его страной владела,
Его землей Карун прошел бы смело.
И не была ничья душа при нем
Уколота и розовым шипом.
Добром так прочно царство утвердил он.
Что выше всех царей вселенной был он.
А брат другой, чтобы казну собрать,
Харадж с крестьян стал непосильный брать.
Купцов же пошлинам таким подверг он,
Что разорил их, в бедствие поверг он.
Брал у людей он — людям не давал.
Он в лихоимстве меру потерял.
И хоть казна его — гляди! — скоплялась,
От голода все войско разбежалось.
Слух средь купцов до дальних стран прошел,
Что в царстве том — грабеж и произвол.
Купцы в ту землю ездить перестали
Полей своих крестьяне не пахали.
Беда постигла край царя того.
И тут враги напали на него.
И с корнем вырвал гнев его небесный…
Земля ему, ты скажешь, стала тесной.
Враги же становились все наглей,
Топча поля копытами коней.
Как защититься? Войска не осталось,
Густое населенье разбежалось.
Чего от жизни тот несчастный ждет,
На чью главу проклятие падет?
Забыл, отверг он слово назиданья
И, прогневив судьбу, погиб в изгнанье.
И люди к брату доброму пришли,
Сказали: «Будь царем его земли.
Добром обрел ты мощь и изобилье,
То, что напрасно он искал в насилье!»
На сук забравшись, некто сук рубил,
В саду в ту пору сам владелец был.
Сказал он: «Дерево мое он рубит,
Но не меня он, а себя погубит!»
Услышь совет мой: «В мудрости живи,
Рукою сильной слабых не дави.
Тот завтра будет к вечному приближен,
Кто ныне в прах перед тобой унижен.
Чтоб стать великим завтрашнего дня,
Живи сегодня, малых не тесня.
Когда величье минет — мгле подобно.
Тебя за полы нищий схватит злобно.
Гляди — простерты бедных пятерни!
Возьмут и сбросят в прах тебя они.
По мненью мудрых, знаний свет приявших
Постыдно, страшно пасть от длани павших.
Султан! Дорогой праведной иди!
Чтоб ведать правду — внемли Саади!
*
Не говори, что царь всего превыше!
Я царству предпочту покой дервиша.
О мудрый муж, кто нагружен легко,
Тот и пойдет, ты знаешь, далеко.
Хлеб бедняка и воля — радость сердца,
Но целый мир забот у миродержца.
Бедняк, на бедный ужин хлеб добыв,
Как Шама царь, и весел и счастлив.
Но скорбь и радость — дней летящих злоба,—
Как дым, исчезнут за вратами гроба.
И тот, на чьем челе венец блестит,
И тот, кто весь свой век ярмо влачит,
И тот, чей трон вознесся до Кейвана,
И тот, кто стонет в глубине зиндана,
Едва лишь войско смерти нападет,
Не различишь их — этот или тот?
Слыхал, когда я Хиллу посетил,
Как с духовидцем череп говорил:
«Когда-то царским фарром обладал я,
Войсками грозными повелевал я.
Передо мной бежал в смятенье враг,
И я пошел — завоевал Ирак.
И на Кирмаи я двинулся с войсками…
Но все прошло, и пожран я червями!»
Вынь вату из ушей, дабы внимать
Словам, что могут мертвые сказать.
*
Да не увидит дел исхода злого,
Кто никогда не делает дурного.
Злодей же злом повсюду окружен,
Как сам себя язвящий скорпион.
Коль добрых чувств вы к людям не храните,
Вы сердце замуруете в граните.
Нет, я ошибся, говорить не след,
Что в камне, в меди, в стали пользы нет!
Для крепких стен идущий камень вечный
Не лучше ли, чем изверг бессердечный?
Цари-тираны хищников лютей.
И тигр и лев не лучше ль злых людей?
Ведь ближних, словно хищник, не терзает
Тот, кто душой и сердцем обладает.
И зверь быть нами должен предпочтен
Тому, чья жизнь еда, питье и сон.
Коль всадник в пору в путь коня не тронет,
Тогда и пешеход его обгонит.
Чтоб урожай надежд твоих созрел,
Сей семена любви и добрых дел.
Но никогда я в жизни не слыхал,
Что тот, кто сеял зло, добро пожал.