На границах государств, а в некоторых случаях и княжеств, были выложены нежилые камни — суть их была объявлена «военной тайной». А, по слухам, в какой-то далекой Америке началось возведение великой американской стены, отделяющей её от всех прочих территорий. По старинной традиции, за возведение должны были взяться потомственные стеноделы — китайцы.

Вместе с Цифрой иссякли и многие искушения — и причем не только внеземные (в смысле — виртуальные). Некоторые даже утверждали, что наконец-то наступил вожделенный Золотой Век — с человечества осыпалась мишура цифровой цивилизации, и люди вновь вернулись к традиционному земледелию, скотоводству, меновой торговле, и человек человеку станет товарищем и братом, а не менеджером и клиентом. Появились секты, проповедовавшие, что надо очиститься, всё забыть и начать сначала. Поскольку они Прошлое называли «блудом», то их вскоре прозвали заблудниками. О них даже сложили присказку — «в трех днях заблудился». Просто те не могли ничего больше трех дней помнить и поэтому любили по-крупному и мелкому одалживаться…

Недолюбливали простые люди и тех, кто занимался путанием в современности, слагая всякие слухи как о местах отдаленных, так и близких. Поэтому каждый полувождь, бережно сохранявший хоть малую, но власть, держал при себе фактчекинга. Сей человек просто обязан был все значимые, подаваемые своему кормильцу факты сверить с действительностью. А ужо после проверки выходил Отец Местности на Красное Крыльцо и оттудова вещал городу и люду проверенную новость: «Люди с песьими головами из Бадена начали движуху в нашу сторону и через две годины…»

Недостатком этого простого, но в целом понятного мира можно было назвать появление упырей. Так теперь вежливые люди с признаками свежей цивилизации называли бесхозяйственных (вернее — бесхозных) ученых. Не мог (не захотел?) помочь Родине — иди в свинопасы. Здание Академии наук даже пытались приспособить под свинарник, но свиньи не прижились. Не выжили. Видимо, не перенеся некое ученое чванство. А вот ученые-бесхозники уцелели и даже пытались пророчествовать о своей незаменимости, но успеха не имели^[6].

Зато в силу вошли люди поистине энциклопедических знаний, среди которых выделялись антиквары. Многие из них передвигались на тройках со звонкими бубенцами и в сопровождении крепкой стражи. А на второй тройке следом ехал оркестр с балалайками, дудками и праздничными барабанами, вовсю наяривая: «Эх, завтрева куплю Отчизны лучшие картинки…»

Поиск на руинах Мирозданья

А между тем на собачьем рынке продолжался тот самый разговор.

— Книгоискаки, говоришь?

Покупатель так и не ушел в сторону ряда с копчеными на обломках шпал крысами, вяленой собачатиной, бледной морковью и дорогущими грибами, которые некие умельцы приноровились выращивать в тупиках тоннелей. Ценились эти шляпки больше, чем подземные грибы, которые когда-то собирали в дубовых рощах с собаками, предками книгоискак. Ходили даже слухи, что кто-то где-то научился добывать и те, бесформенные черные грибочки, пищу королей и кинозвезд, прокапываясь к их колониям теперь уже с другой стороны земной поверхности. Ведь как не верти, поверхность-то двусторонняя.

Сказки, подумал продавец. Эх, найти бы библиотеку или хоть ящик с книгами какой-нибудь завалященький! Хоть с брошюрами… Хоть бы с парой схем — за тех платили в валюте, аж пекинской тушенкой, которую, по слухам, до сих пор производят в неком закрытом районе, где хранилась секретная тайна консервирования…

— Мне щенки не нужны, — прорвался сквозь гомон ярмарки голос, ставший вдруг тверже и вкрадчивее одновременно. — Мне нужно взрослую, обученную собачищу.

— Это очень дорого будет.

— Я не спрашиваю, дорого или дешево. Я говорю, что мне нужно.

Ну а как без собаки? Человечество поначалу чуть не лишилось привычных домашних животных. Кошки сначала одичали, потом заселили труднодоступные для людей туннели и подвалы и, как уверяли некоторые очевидцы из союза тайных следопытов (те еще диггеры), создали там собственную цивилизацию. Послов этой цивилизации в человеческих поселениях встречали с величайшим почетом, ибо они приносили избавление от коварных грызунов, угрожающих съестным припасам. К тому же кошки были признаны существами разумными, со всеми вытекающими последствиями.

Лошади и коровы сохранились, конечно, и опять обрели былую значимость транспортных средств, кормильцев, тягловой силы при обработке земли. Но их, как и свиней, могли держать лишь те человеческие общины, которые занимали хорошо укрепленные стационарные убежища, абсолютно недоступные для блуждающих банд рейдеров-грабителей, которые, в свою очередь, были объявлены вне закона с последующей поимкой и казнением…

А вот собаки, поначалу тоже чуть не одичавшие, выжили и остались при человеке, постепенно сформировалась новая порода — похожая на кавказских овчарок. Эти мохнато-лохматые псы были способны и защитить, и служить при необходимости мощными и скоростными упряжными животными. Но самое главное, что именно среди них рождались щенки с феноменальным чутьем, способные не просто обнаружить книгу в заброшенных руинах под толщей битого кирпича, но даже различить, что именно там скрывается. Ведь мягкие обложки пахнут не так, как интегральные, а твердый переплет и вовсе иначе воспринимается обонянием. Так говорили знатоки-собачники, смеясь над пускающими обильные (именуемые также павловскими) слюни при виде элитной собачьей пищи бывшими учеными-инстинктоведами.

Разведение и натаскивание таких мудреноищущих собак было не только прибыльным бизнесом, но и культурным служением. Поэтому, наверное, и возникла одна совершенно новая традиция — собаке, нашедшей настоящие книгорукописи, устраивали не только праздничное пиршество, но парадное катание. В сани впрягали тройку нанятых за немалую денежку известных, но уже надоевших народу бывших попсовиков-артистов, и те с задорными песнями («Эх, птица-тройка!») скакали в упряжке три почетных круга с почтенной собакой в титуле ездока.

Конечно, тут, как и в любом другом выгодном деле, среди собачников водились и мошенники, да и относительно честные заводчики не брезговали продажей щенков и взрослых псов без особых способностей как чемпионов породы. Но только тем, кто хотел с их помощью искать не пойми чего. Хочешь найти фигню (она же — фиговый артефакт) — ищи сам, зачем профессиональную собаку-то в непоняток впутывать?

И вот теперь перед продавцом стоял клиент, заявивший о намерении обзавестись взрослой собакой.

— Я не спрашиваю, дорого или дешево, спрашиваю лишь — сколько?

— Взрослые не продаются, — решительно отрезал продавец. — Но могу оказать содействие, чтобы нанять донкихота^[7].

И внимательно посмотрел на клиента. Тот не моргнул и после минутной заминки задал правильный вопрос.

— Санчопансо-то у него хороший?

— Санчопансо что надо, обученный, две библиотеки уже нашел, — заверил торговец. — Однако недешево будет. Очень недешево… Но с гарантией…

Поторговались и договорились. И тронулись вместе в дальний путь на юго-запад, присоединившись к уходившему туда же обозу.

Непросто подняться из самых низов безциферного общества к человеческому бытию. Джон понимал, что ему в свое время повезло примкнуть к общине, сумевшей завладеть приличным куском земли, на которой росло пропитание. Там ему и дали прозвище-титул Дауншифтер, признав новым человеком нового мира, а не изгоем-злыднем из Прошлого. Заодно и посвятили в родовые Иваны. С собаками он ладил отлично, семейная традиция, все-таки. Но за всё прошедшее время он так и не избавился от привычки при каждом удобном случае мечтать, что будет найдена не просто книга, а путь в светлое прошлое. Или попросту говоря — «Путевка в жизнь».

Ведь на родине, которая внезапно стала такой недосягаемо далекой, у Джона-Ивана остались родители, младшая сестра. Что с ними сталось теперь? В новом мире нет места утонченным леди и благородным джентльменам, давно утратившим на житейском уровне хищные навыки предков-первооткрывателей. Талант отца-финансиста точно не будет востребован, горестно размышлял Джон… нет, теперь уже Иван. Фондовые рынки сменились стихийными базарами, вымерли брокеры, заросли сорняками ступени бирж… А что будет с сестренкой, которая была еще школьницей, когда Иван уезжал на стажировку? По ней уже тогда было видно — красавицей станет. Но что ждет беззащитную красавицу на острове, открытом всем ветрам и набегам? Страшно подумать…