Но процесс облагораживания Истории функционировал уже по факту реализации, что отмечено соответствующими разноцветными бумагами с печатями. К их числу безусловно относится написанное в 1861 году будущим президентом Аргентины Доминго Сармьенто послание буэнос-айресскому губернатору Бартоломе Митре: «Не жалейте крови гаучо, кровь — единственное, что у них есть человеческого. Их кровь — удобрение, которое надо обратить на пользу стран».

— А это ему Борхес посвятил одно из своих эссе в «Предисловиях»?

— И стихотворение в придачу. Памятник Доминго сваял Огюст Роден. Так что фигура крупная, почти наставническая… Литератор! Пятьдесят томов сочинений написал. Педагог!

— А чем ему гаучос не угодили?

— Они, по его терминологии, проходили как «исключительно порочные двуногие животные», варвары. Их называли л’агенте пердида — потерянные люди. После освобождения Аргентины их заставили служить в армии — за отсутствие паспортов, которые этим безграмотным вроде были и не нужны. Ну а когда гражданские войны закончились, то и гаучос пришел конец.

— Ну они же есть и сейчас! Сам видел!

— Конечно, как туристы могут обойтись без зрелищ с гаучос! Когда они вымерли за колючей проволокой, то сначала стали безобидной литературной модой, а потом — и туристической.

К этому времени в провозглашенный столицей Буэнос-Айрес хлынули сотни тысяч лимиты из безнадежно отсталых Испании и Северной Италии. Приехав в Байрес и не найдя в нем работы, они отправлялись в пампасы (ставшие самыми что ни на есть родными целинными землями), где получали небольшие наделы. Правда, не сразу…

— Вот тут можно подумать о тачанках!

— И недоброжелательных соседях — к примеру, из Уругвай-Поля. А настоящий гаучо батька Махно скачет, понимаешь, в даль светлую…

В ассортименте: плащи, кинжалы, Золушки

Есть ли у Тени своя Тень? А Тень у Тени Тени? И кто производит их учет?

Пока мастера кодов и ловцы багов изощрялись в мозговом штурме, превращая Аргентину в Атлантиду, Авалон, Гуляй-Поле и Шамбалу в одном флаконе и ожидая, какое точное техзадание на оптимизацию Истории будет дано им свыше, в сокровенных глубинах Капиталь Федераль^[3] шли отдельные дискуссии.

Иногда они плавно переходили в скандал на грани перестрелки. Так, агенты департамента национальной безопасности обнаружили, что неустановленные личности ведут слежку за офисом Фонда, и, выбрав момент, попытались тех скрутить. Но вместо тихой спецоперации получилась шумная драка — неустановленные оказались отлично подготовлены к противодействию захватам и болевым приемам.

Присмотревшись, командир нацбезовцев распознал в противнике военную контрразведку, подчинявшуюся полковнику Рафаэлю.

— Сеньоры, мать вашу! Что вы тут делаете?!

— Да то же, что и вы, сеньоры, будь вам пусто!.. Охраняем этих умников!

— А есть от кого?

— Следят…

— Не мы?

— Не вы.

— Вместе?..

— Милости просим.

Через несколько часов общими усилиями обнаружили признаки еще одной слежки, кроме той, о которой шла речь. Тоже весьма профессиональной. За этим хвостом из четырех неприметных типов, умело сменявших друг друга и пасших директора до самого дома, следили, пока они не заняли посты напротив директорской виллы. После чего и скрутили. Двоих.

Выяснилось — частные детективы из самого крутого бюро в столице. И наняла их первая леди.

— Дорогая, — сколь мог деликатно поинтересовался президент Лео у супруги, получив доклад безопасников, — неужели это было так необходимо?

— Я должна была убедиться, что это надежные люди.

— Ну, не очень они надежными оказались, если двоих из них повязали. Правда, помощнику Рафаэля один из них таки нос разбил, — удовлетворенно констатировал Лео. — Пустячок, а приятно.

Но в дальнейшем разговоре выяснилось, что донья Исабель имела в виду надежность оптимизаторов истории, поскольку желала внести в нее свои добавления. Доверить таковые она могла только специалистам с безупречной репутацией.

Президент вспомнил предыдущие отчеты тайной полиции, особенно один, несмотря на гриф «Секретно», стремительно распространявшийся в нелегальных копиях и устных пересказах, превращаясь в героико-эротическую сагу «Как доблестный Гомес в бордель ходил». В общем, Лео промолчал, и мысли его приняли отнюдь не приятное направление в виде вопроса: а за кем еще следят подосланные его супругой детективы?

— Дорогая, от них требуется умение писать программы и нажимать правильные кнопки.

— Но они должны воплотить во мне духовную наследницу Эвиты, а ее недаром называют святой! Как же тут можно ограничиться только умением нажимать кнопки?

— Ну их-то святыми никто и никогда не назовет, — пробормотал президент, отступая к двери.

Однако его супруга еще не всё сказала.

— Почему бы тебе не стать императором? — вопросила она. — Тогда я стану императрицей. А наши дети…

— Императрюнчиками! — перебил её Лео. — Ты думаешь, это так просто — стать императором? Для этого как минимум нужна империя.

— А чем тебе не нравится великая латиноамериканская империя во главе с потомственным защитником угнетенного народа Лео Троцким?

От поиска ответа Лео спас очередной звонок. Безопасники докладывали, что обнаружили еще две группы, ведущие слежку за сотрудниками Фонда. Опять детективы с лицензиями, на этот раз нанятые сеньоритой Клео…

Президент спешно покинул покои супруги и позвонил полковнику.

— Рафаэль! — заорал он в трубку. — Что там твоя подруга себе позволяет? Что ей-то надо от этих несчастных историков?

— Уже знаю, Лео, уже знаю. Свихнулась моя дура на историках. Хочет, чтобы ее провозгласили и внучкой Клеопатры, и духовной наследницей Эвиты.

Карамба, вздохнул президент.

Раньше девушки мечтали выйти за принца, теперь — за Отца Нации. Чудесная история латиноамериканской Золушки до сих пор волнует сердца… Когда-то ее звали Мария Дуарте, и её, незаконнорожденную дочь, даже не допустили на похороны её отца… Ей пришлось в пятнадцать лет покинуть ставший чужим отчий дом и податься в актрисы, в поисках славы. Стать знаменитой актрисой или певицей — тогда был единственный способ для латиноамериканской женщины «выбиться в люди»…

Кто ищет — тот найдет… Наконец случилась встреча, изменившая не только её судьбу, но и всю дальнейшую историю Аргентины. Это был обычный благотворительный концерт в пользу пострадавших от недавнего землетрясения, за кулисами которого будущая вершительница судеб познакомилась с сорокавосьмилетним полковником Пероном, министром и «перспективным политиком», «серым кардиналом» правительства.

Эвита следует за ним как тень — у красавца-военного, щедрого и обаятельного, тогда было много женщин, среди них были и более привлекательные, чем она… Но вскоре именно Эвита действительно стала его тенью, его «ангелом-хранителем». В ночь с 17 на 18 ноября 1945 года произошел очередной государственный переворот — министр Перон среди прочих свергнут военными, его арестовали и должны были вскоре убить «при попытке к бегству», но верная Эвита выступает по радио и таким образом собирает перед дворцом тридцатитысячную безоружную толпу, которой Перон, демонстративно снявший пиджак («Я — такой же, как вы!»), зачитывает накануне написанный ею текст — повышение зарплаты и прочее…

Это было поражение заговорщиков — не стрелять в первый же день переворота в толпу, вместо того, чтобы «вешать ей очередную лапшу на уши»… Толпа требует возвращения Перона… А дальше начинается короткий «хэппи энд» — Перон женится на Эвите и становится президентом страны.

Дальше — больше. Аристократы не хотят иметь дело с «этой плебейкой, Кобылой» — тем хуже для них. Одной из суперакций Эвиты стало упразднение благотворительного общества Аргентины, которым руководила по многолетней традиции местная знать. Через год был создан Фонд Марии Эвы Перон, усилиями которого в стране были вскоре построены тысячи больниц и школ, одеты и обуты, получили хлеб и кров сотни и тысячи аргентинских бедняков. Президент Перон не мог иметь детей, и Эвита искренне публично говорила, что её дети — это миллионы простых и бедных аргентинцев. Ей верили и обожали, называя святой…