— Что, простите? — недоумевая, переспросил Мэссон.

— Если такая тварь вас ужалит, — объяснил Виллмер, — от медленной и мучительной смерти вас не спасет даже кровь черепахи. В отличие от моего оружия… — Он рассмеялся и пожал плечами. — Вам на самом деле стоит быть осторожнее, мистер Мэссон. Мистер Схеллинг очень надеется, что вы доберетесь до Фолс-бей целым и невредимым. Но, может, вы уже обнаружили цветок?

Мэссон взглянул вниз и заметил, что все еще держит в руке нож.

— Ах, да! То есть, нет, не тот цветок. Тут кое-что другое, нечто, чего я еще никогда не видел.

Фрэнсис развернулся и осторожно сделал еще несколько шагов к кустарнику, словно боясь наткнуться еще на каких-нибудь созданий. На одном из камней росла розетка из мясистых листьев, подпиравшая большущий цветок, над которым кружился рой мух.

— Как он называется? — поинтересовался Виллмер, пока Мэссон морщил нос от отвращения.

— Я не знаю, — ответил тот, — он еще неизвестен науке. Но выглядит как морская звезда, которая выползла из моря, вы не находите?

— Да, и пахнет точно так же. И какое имя вы ему дадите?

— Кто? Я?! О, нет, у меня нет права называть растения, — объяснил Мэссон и осторожно срезал цветок. — Я могу его только классифицировать в соответствии с принципами Карла Линнея, потом сделаю эскиз и отправлю один образец в Кью. Ему даст имя мистер Айтон, либо он направит цветок доктору Линнею в Швецию.

— То есть, вы хотите сказать, что растение должно пройти такой долгий путь в Европу, только чтобы кто-то, кто никогда здесь не был, сообщил нам, как называется цветок?

Мэссон пожал плечами и улыбнулся, пакуя образец. Наконец он сложил нож и спрятал его в сумку со словами:

— Это наука.

— Ну, пока что вы заботитесь о том, чтобы этой науке дул в паруса попутный ветер! — воскликнул Виллмер и пришпорил лошадь.

Мэссон тоже сел в седло и последовал за ним. Вскоре они добрались до тропы, которая поворачивала за гору. Потом они сразу же свернули на юг, к заливу Фолс-бей.

Облака, которые утром заметил Мэссон, не сгустились, а испарились под полуденным солнцем. Тем временем мужчины проезжали мимо ферм, полей, напоминавших лоскутное одеяло, и виноградников Констанции^[11]. Дома под соломенными крышами и с белоснежными фронтонами прижимались к склонам горы, величественно возвышаясь над армиями рабов. Работники привязывали молодые побеги виноградной лозы к деревянным подпоркам, или следили за ровными рядами виноградников, или срезали засохшие растения и потом высаживали новые.

Всадники остановились отдохнуть и пообедать под раскидистым молочным деревом. Пока лошади мирно паслись, мужчины перекусили припасами, которые Виллмер достал из седельных сумок: яблоки, копченое мясо и засохшие кексы. Они ели, запивая все сладким красно-бурым чаем, который Виллмер заварил из листьев местного кустарника, растущего повсеместно на склонах горы.

Они выпили чай, и Виллмер, удобно прислонившись к стволу дерева, устроил небольшую сиесту. Мэссон хотел ехать дальше без промедления, но голландец ему объяснил, что только дураки и рабы работают на полуденной жаре.

Пока проводник мирно дремал, Фрэнсис открыл дневник и снова перечитал слова, которые написала Констанция на первой странице: «Мистеру Мэссону для его ботанического путешествия на мыс Доброй Надежды». Он собирался заполнить первые станицы эскизами, на которых, по его мнению, должен быть изображен цветок королевы. Каждый рисунок Мэссон снабдил замечаниями и вопросами, которые касались частей цветка. На рисунке Бэнкса их не было, а некоторые детали вышли очень нечетко.

Виллмер все еще спал, поэтому Фрэнсис вытащил эскиз Бэнкса и отчет капитана Кука из-за задней крышки переплета. Он также заметил, что у цветка для королевы и у того, который Фрэнсис только что обнаружил, острые канты и уголки лепестков, бутоны исключительно яркой окраски. Они выглядели удивительно красивыми, очень сочными, просто огненными. Фрэнсис спрашивал себя, неужели подобное сочетание красоты и силы является основой для того, чтобы выжить в таком враждебном окружении?

Когда Мэссон положил перед собой на землю цветок, то вынужден был задержать дыхание от вони. Он как раз собирался зарисовать его, как проснулся и поднялся Виллмер.

Они отправились в путь мимо восточных склонов горы, Мэссон заметил, что растительность тут несколько изменилась. Лесистые склоны, преобладавшие на западе, перешли в дикие обширные пустоши, на которых произрастали многочисленные низкорослые цветущие кустарники, а под ними расстилался ковер травы.

Виллмер рассказал Мэссону, что по-голландски это называется «финбош», что означает «красивый лес». Снова Мэссон был очарован пейзажем и с удивлением обнаружил, что знает почти все растения.

Спустя некоторое время начался спуск к побережью, где и раскинулся залив Фолс-бей. Вскоре пустоши сменились золотыми песчаными дюнами, покрытыми разнотравьем, словно зеленым ковром. Взору открылось неимоверное множество ярких цветов.

— Разве это не фантастично? Могу поклясться, что такого в Англии не встретишь, правда? — воскликнул Виллмер после того, как они остановились полюбоваться красочным цветочным покрывалом.

— Нет, такого там точно не встретишь, — согласился Мэссон и слез с лошади, чтобы получше рассмотреть растения вблизи.

Он был уверен, что нашел ту самую сокровищницу, о которой рассказывал Бэнкс. Но восхищение быстро сменилось разочарованием, когда Фрэнсис понял, что и тут распознает практически все цветы. Он заметил лишь немного растений, которые были ему неизвестны. Несмотря на роскошное многообразие и красоту, он не нашел ничего нового.

— А что это вон там? — спросил Мэссон и указал на палаточный лагерь и наскоро сложенные деревянные хижины в полутора километрах от них.

— Это военный лагерь Майзенберга. Они здесь занимаются постройкой укреплений, чтобы защитить Кейптаун с «черного хода», так сказать. Пока здесь только палаточный лагерь. Мы не можем к ним приблизиться, иначе они нас обнаружат и нам придется им объяснять, что мы здесь делаем. То есть будет лучше, если мы проедем дальше на восток вдоль побережья.

Взглянув на восток, Мэссон заметил единственное существенное отличие от карты — лес на восточной оконечности бухты.

— Мне говорили, что здесь немыслимое количество новых видов цветов. Но пока мы спускались с горы, я не заметил ни одного растения, которое стоило бы описывать или собирать образцы.

Мэссон остановился в нерешительности, не зная, как ему поступить дальше. Тени становились все длиннее, и солнце быстро опускалось за большую гору, которая теперь высилась к западу от них. Они поскакали вдоль небольших озер с соленой водой, в которых фламинго искали пищу. Пока Мэссон беспокоился о том, верно ли он понял указания Бэнкса, он совершенно не мог наслаждаться красотами открывшихся пейзажей и не осознавал, как далеко от дома очутился. С океана подул прохладный бриз. Вблизи не было ни следа каких-либо поселений, поэтому Фрэнсис чувствовал, словно он попал в настоящий рай, где даже песчаные дюны переливались калейдоскопом красок. Казалось, время противится любой попытке его отмерить. Только следы лапок красноклювых куликов-сорок, которые бегали по берегу за волнами в такт прибоя, указывали на то, что время все же течет.

Впервые с тех пор, как Мэссон прибыл на эту южную границу мира, он вспомнил отца и выражение его глаз, когда тот страстно рассказывал о далеких странах, которые хотел объездить.

Виллмер коротал время, объясняя Мэссону, как устроена система оповещения, которую используют при угрозе нападения поселенцы в колониях. При этом голландец упоминал названия холмов вдалеке, на которых располагались сигнальные посты. Он терпеливо ждал, пока Мэссон запишет в дневник все, что слышит, и даже заглядывал ему через плечо, поправляя неточности в зарисовках и описаниях, которые тот уже сделал за время пути.

Когда Виллмер рассказал о том, что немного в стороне, параллельно побережью, идет дорога, которая связывает Кейптаун с восточными, не захваченными еще территориями, Мэссон поинтересовался, безопасен этот путь или на нем, как в Англии, промышляют разбойники. Виллмер лишь тихо рассмеялся в ответ: