— Молодчина, давай сюда! — служанка забрала еще горячую бутылочку и попросила с ласковой твердостью:

— Лоана Вероника, лекарство надо выпить!

В голове все еще продолжало шуметь и позванивать, чужой голос доносился, как через завесу тумана, но девушка машинально глотнула. Горечь, сдобренная медом, обожгла язык. Впрочем, обезболивающее, которое иной раз приходилось глотать и на сухую, бывало попротивнее. Ника безропотно выхлебала бутылочку настоя, уже примерно на середине процедуры почувствовала, как утихают боль и спазмы, отступает тошнота. А вот прохлада утра на мокром от пота теле, напротив, стала ощущаться куда отчетливее. Вероника задрожала, и была тут же заботливо укрыта одеялом.

— Все уже, все, теперь полежите чуточку, а там и завтрак поспеет, я вас покормлю, лоана, — сказала неизвестная служанка, а Ник с робкой надеждой переспросил:

— Лоана Ника поправится?

— Конечно, мальчик, ты все сделал правильно, — улыбнулась кареглазая девушка, проворно складывая мокрое полотенце.

— Тогда я побежал, меня уж, небось, ищут, — стеснительно попрощался паренек и добавил: — Выздоравливайте поскорее, лоана, я, коль вы дозволили, еще приду, с Шотар погулять схожу. Она любит на площадках за псарнями побегать.

— Приходи обязательно, — Вероника попрощалась с маленьким псарем.

Тот развернулся на пятках и умчался, тяжело вбивая ноги в пол. Так только дети бегать умеют, вроде сам легче пушинки, а топот слоновий. Кажется, где-то под пятой маленького великана даже хрустнул паркет.

В коридоре снова завозились, доставили заказанный завтрак, и Дарет вышел проверить. А Ника осталась наедине с незнакомой служанкой и первым делом сказала смущенно:

— Спасибо за помощь. Крепко меня сегодня приложило!

— Вы, наверное, отвар перед женскими днями испить забыли, — укорила служанка Веронику, точно та совершила что-то до крайности глупое, и снова поправила уже без нужды одеяло. Тут же вздохнула, собираясь с духом, вскинула голову и решительно продолжила: — Я ведь, лоана, прощения вашего просить шла. Из-за моей оплошности по вечеру вы едва без ужина не остались. Лоан Каэрро объяснил. Не держите зла!

— Не держу, — машинально ответила Ника. — У нас вчера замечательный ужин был. А про какой отвар ты говорила?

— Карита и шеальц любую боль женскую унимают, — служанка недоуменно посмотрела на собеседницу темными, скорее даже не карими, а цвета темной вишни глазами. — Вы только что пили.

— Я нездешняя, про отвар раньше не слышала, да и про очень многое в Альрахане, — виновато призналась терронка.

— Тогда вам, лоана, толковую горничную нужно подыскать, — посоветовала служанка.

— Горничную? — удивилась Ника. — Зачем? Я обычно сама…

— Вы же… вы… — девушка недоуменно и почти с возмущением распахнула глаза, всплеснула руками. — Вы же лоана Вероника, принятая в семью Владычицы Гилианы, ровня альсорам, вас по слову Владычицы альсорой именовать уже завтра будут, во дворце нынче указ огласили! Как же без горничных?

— А, о, ох, — архивариус Соколова никак не могла утрясти сказанные служанкой слова и себя самое. Вроде бы по отдельности все было понятно, а вместе пазл не складывался ни в какую. Всем вокруг все было очевидно, всем, кроме нее. — Не знаю.

Девушка-служанка с невольной сочувственной улыбкой наблюдала растерянность Вероники. Терронка вздохнула и смущенно пожаловалась:

— Ты вообще первая, кто мне хоть что-то объяснил. Остальные считают все вокруг само собой разумеющимся и молчат. Не знаю я, где брать этих горничных, и зачем они нужны.

Служанка многозначительно показала взглядом на открытые окна, влажное полотенце и пустую бутылочку из-под настоя на ночном столике. Да, резон был. Нику осенило. Если что-то должно быть обязательно и от этого не отвертишься, то не может ли это что-то приносить еще и пользу?

— А ты не хотела бы стать моей горничной? — с надеждой вопросила будущая альсора.

И тут решительная темноглазка, командовавшая процессом лечения больной, как генерал армией, всхлипнула. Веронике моментально стало неудобно и стыдно, она принялась торопливо извиняться:

— Прости, прости, прости, я тебя обидела? Чего-то не так сказала?

— Я думала, вы сегодня пожаловаться можете, чтоб меня выгнали, если узнаете, что меня оставили до второй оплошности, вы… вы… — служанка все кусала, кусала губы, а потом все-таки не выдержала и разрыдалась, склонив лицо к коленям.

У Ники почти уже ничего не болело, она придвинулась ближе к краю кровати и погладила спину своей спасительницы:

— Я ничуть не обижена на тебя, а если бы была, то сначала обязательно поговорила бы с тобой сама, не стала бы никому жаловаться просто так. Ты так расстроилась, потому что хотела работать во дворце?

Плачущая девушка замотала головой и, оторвав руки от мокрого, в дорожках слез лица, жалко улыбнулась:

— Вы благородная, лоана Ника! Лоан Каэрро тоже, но не все такие. А мне очень работа здесь нужна. Лучше, чем у Владычицы, почти нигде не платят, и после дворца в любое место возьмут, если рекомендации хорошие.

— Расскажи, — предложила Вероника, и плотину прорвало. Кареглазка заговорила:

— Батюшка мой помер в конце рига. Мы с матушкой и сестрой в особнячке, от ее батюшки доставшемся, жили на ренту. Матушка из урожденно-благородных лоан, да только от родовых богатств уже при дедушке ничего не осталось. А тут оказалось, батюшка задолжал много. Он играл в радужные кристаллы. Дом забрали, матушка от нервов слегла, а сестрица еще маленькая, ей всего семь. Лоан Каэрро когда-то вместе с батюшкой учился в Академии Капиталов, они иногда потом встречались. Я у него помощи попросила, он меня служанкой устроил. А тут такая оплошность.

— Понятно, — задумчиво прикусила щеку Ника. Девушку, почти ровесницу, было жалко до слез. — Значит, вся семья на тебе. А горничной платят больше или меньше, чем служанке?

— Больше, она же личная прислуга высокородных лоан, а не побегушка по дворцу, — вытирая покрасневшее лицо пригодившимся вторично влажным полотенцем, ответила служанка.

— Значит, ты согласна? Мне бы очень-очень хотелось, чтобы ты со мной осталась! — умильно улыбнулась Вероника и устремила на собеседницу просительный взгляд.

Не выдержав двойного давления: морального и соображений о выгоде финансовой — служанка, а теперь уже горничная, кивнула.

— Тогда как тебя зовут?

— Ила. Илаиана, если полностью, — ответила девушка робко, поверить в происходящее до конца она не могла.

— Красивое имя, — оценила Ника.

— Только я не знаю, к вам…

— Тебе, — поправила Вероника и подмигнула Иле.

— К тебе приставят горничных по распоряжению лоана Каэрро, когда подыщут достойных. Я если только временно.

— Я уже нашла самую достойную! — упрямо воскликнула Ника, подпрыгнув от возбуждения на постели. — И так скажу любому, кто будет возражать! Где были все эти «достойные», когда я в обморок грохнулась? То-то же! Не здесь! А ты была и помогла! Решение окончательное и обжалованию не подлежит, ну если только ты сама уйти захочешь. Вот выиграешь миллион в лотерею, клад какой найдешь или влюбишься и замуж соберешься за богатого-пребогатого лоана! Кому надо сказать, что ты теперь моя горничная?

— Лоану Каэрро. Вы…

— Ты! — упрямо напомнила Ника.

— Ты можешь вызвать его сюда или я передам записку.

Ила на миг задумалась, критически осмотрела бледную девушку, кутающуюся в одеяло на постели, и резюмировала:

— Лучше записку. Тебе нездоровится и лоан Каэрро будет стесняться.

— Сейчас и напишу! — воскликнула Вероника и заозиралась в поисках письменных принадлежностей.

— Так, девочки, вся писанина после завтрака! — категорично заявила спина Дарета из распахнувшейся двери.

Наемник пятился, вкатывая тележку, вновь в три яруса уставленную разнообразной снедью. Если вчера Нике казалось, что ужина много, то к завтраку иное определение, нежели колоссальный, не годилось категорически. Утешало лишь, что его следовало разделить на трех людей да двух животинок, и сразу становилось жаль убежавшего Ника. Он бы мог оказать посильную помощь в борьбе с грудами съестного.