Капитан второго ранга Валявский впервые развивал тему взаимодействия торпедоносцев с бомбардировщиками, штурмовиками, истребителями. Словом, ценнейший опыт, накопленный воинами Северного флота, был им передан серьезно и вместе с тем живо, занимательно. Его статья буквально через несколько дней появилась на страницах «Правды» и получила в редакции высокую оценку. Этот пример наглядно показывает, что корреспондент, как бы он ни был любознателен, оперативен, не может заменить специалиста, чье слово всегда весомо и авторитетно.
Навстречу конвою…
А у нас в Полярном жизнь шла своим чередом. Ранним утром я проснулся от продолжительного телефонного звонка. Катер уходит на торжество поднятия гвардейского флага на миноносце «Гремящий». Корабль провел десятки конвоев союзников, не раз сбивал немецкие самолеты и удостоен гвардейского звания.
- Наконец и мой корабль гвардейский! - радостно восклицает Николай Николаевич Панов, поэт и прозаик, не раз совершавший походы на «Гремящем» и крепко подружившийся с его командой. В ту пору он, корреспондент газеты «Краснофлотец», был по уши в текучке. Не хватало времени даже выспаться, не то чтобы создавать эпические произведения. Зато после войны он написал прекрасную поэму «Баренцево море», повести «Боцман с «Тумана», «Повесть о двух кораблях», «Колокола громкого боя», роман «Море, корабль и ты», которые любимы моряками и по сей день состоят «на вооружении» нашего флота.
Ночью шел снег, и вершины сопок, недавно очистившиеся от снега, снова оделись в белую шубу. Командир бригады миноносцев, молодой и представительный капитан первого ранга П. Колчин, встречает нас с Пановым на пирсе. В его походке и жестах чувствуется сноровка настоящего моряка. Он сам садится за руль катера-лимузина, дает газ, и катер стремглав вылетает из гавани.
Подходим к борту миноносца. Команда в парадной форме. У офицеров парадные тужурки, белые манжеты, черные галстуки, кортики…
Праздник праздником, а зенитчики стоят у орудий и пулеметов и почти не отрываются от биноклей.
Короткие звонки. Сигнал большого сбора. На палубах строятся краснофлотцы. В торжественной тишине выносят гвардейский флаг. Приняв флаг, командир корабля несет его вдоль всего строя, преклоняет колено, вслед за командиром все моряки преклоняют колено и произносят слова клятвы: «…жизнью своей клянемся никогда не отступать перед врагом, мы готовы принять смерть, но не запятнать честь гвардейцев».
- На гвардейский флаг и гюйс - смирно!
Флаг с оранжево-черной гвардейской лентой взвивается над кораблем.
Торжество продолжается до поздней ночи, а утром «Гремящий» выходит в море провожать английские корабли.
Отлучка из главной базы даже на короткий срок всегда сопряжена с каким-то риском. Что-то там произошло, а ты прохлопал. Вот и на сей раз звоню в Полярный. Мой товарищ, тоже корреспондент, приехавший несколько дней назад из Москвы, еще не знает наших порядков.
- Я слышал четыре выстрела, - сообщает он. - Говорят, лодка пришла!
Я спорю, доказываю - такого еще не бывало, чтобы за один поход было потоплено четыре корабля.
- Скорее всего, взрывают гранит и строят новое убежище, - объясняю ему.
Нет, он настаивает на своем; из других источников сообщают: действительно, вернулась лодка с четырьмя победами.
Я бегу в военный порт и с первым же попутным буксиром прибываю на бригаду подплава. Встречаю журналистов и фоторепортеров. Они свое сделали и посмеиваются надо мной, дескать, проспал все на свете. Что ж, приходится в этом признаться…
Памятуя урок Лунина, первым долгом пытаюсь найти командира лодки С-101 капитана третьего ранга Павла Ильича Егорова. Оказывается, ушел на доклад в штаб флота.
В каюте командира я застал маленького черноглазого штурмана старшего лейтенанта Михаила Чуприкова и других офицеров. Они несколько суток не спали, но встреча с берегом - всегда большая радость, и тут уж не до сна, они полны деятельности - разбирают почту за месяц, чинят обмундирование, пишут письма. Пришел к ним кассир с ведомостью и выдает деньги.
- Ваши заработанные, - обращается он к Чуприкову, вручая пачку купюр.
- Не совсем так, не заработанные, а завоеванные, - смеясь, поправляет его штурман.
Чуприков рассказывает о походе:
- Дул острый норд-вест, когда лодка пришла на позицию и погрузилась. Ветер усиливался. Накатом волны заливало перископ. Всю ночь штормило. Когда лодка всплыла на подзарядку, вахтенных окатывало с головы до ног. Командир осведомлялся: «Ну как, все живы?» - «Живы», - отозвался сигнальщик, стоя по пояс в воде.
Наутро лодка подошла к немецкому берегу, и, как водится, все началось с того, что акустик услышал шумы винтов. Командир решил подвсплыть, увидел в перископ самолет и мачты корабля. Немецкий конвой состоял из трех транспортов и десяти кораблей охранения. Лодка атаковала транспорт, послышались взрывы, а через минут пять вокруг лодки стали рваться глубинные бомбы. Вражеские корабли преследовали нас шесть часов. Мы уже были готовы ко всему: в отсеках разложили аварийный инструмент. Ждали, вот-вот корабль получит пробоину. Но счастливо обошлось… Как только кончилось преследование, мы зарядили торпедные аппараты - и снова на позицию.
Два дня продолжали настойчивый поиск. В этот раз, как назло, был полный штиль, и момент всплытия под перископ был для нас очень опасным. Однако и второй раз по шумам винтов мы нашли вражеские корабли и очутились в самой середине конвоя. Тут случилась беда. Немецкий сторожевой корабль обнаружил нас еще до атаки и ходил переменными курсами, останавливался, должно быть, акустик слушал нас, но бомб на нас не сбрасывали. Командир лодки решил рискнуть, атаковать вслепую. По шуму винтов был выбран корабль, и, не поднимая перископа, только по расчетам, мы выпустили торпеду. Взрыв донесся до отсеков. Лодка пошла прочь. Нас бомбили недолго, мы дали полный ход и скрылись от преследования.
Потом несколько дней мы никого не встречали. Попадались катера и мотоботы. На них не хотелось расходовать торпеды. И вдруг появились два тральщика, пробомбили район. Нетрудно было догадаться - за ними идет конвой. Так оно и есть! Часа через два произошла встреча, нам удалось подойти близко, снова атаковать транспорт. Ну уж тут нам крепко досталось. Весь день гонялись за нами корабли охранения. В лодке было тихо: все замерли и прислушивались к разрывам бомб. Никто не боялся, все верили в умение командира, знали, что он большой мастер маневра, и надеялись, что и в этот раз сумеет уклониться.
Приближалось 22 июня - вторая годовщина начала войны с немцами. Нам хотелось ознаменовать этот день новой победой. Но, как ни старались, ничего не выходило, было пустынно на морских путях. Зато на следующий день, рано утром 23 июня, встретили конвой. Это была самая сложная и неожиданная атака. В тумане мы подошли к берегу, осмотрелись в перископ. Через полтора-два часа туман стал рассеиваться. Мы увидели мотоботы, услышали вдали бомбежку и скоро обнаружили военный корабль. Он объявился внезапно. А за ним, не торопясь, из фиорда вытягивались транспорты. Мы атаковали головной. Это была четвертая по счету атака. Все торпеды израсходовали, в отсеках стало свободно, просторно, хоть танцы устраивай. Но мы втянулись в боевую жизнь и жалели, что нет больше торпед и надо возвращаться домой.
- В тысяча девятьсот сорок третьем году мы совершили три похода, но потопили всего три транспорта. В последнем походе мы наверстали упущенное. Теперь у нас на счету будет семь потопленных кораблей. Как говорится, не было ни гроша, и вдруг алтын. Впрочем, не торопитесь сообщать в газету, посмотрим, как оценит наш поход Военный совет… - предупредил меня Чуприков.
Пока я писал корреспонденцию, вернулся и сам Егоров в добром, радостном настроении. Пока ему засчитали два транспорта, на которые получено подтверждение летчиков, вылетавших на разведку. Гибель еще двух транспортов должны подтвердить наши разведчики в Норвегии.