— В таком случае ваша задача — закупорить этот проход, — сказал генерал. — Севернее Шексы опасность менее велика. К тому же там укрепился отряд Хуссейна Залиханова.

— Товарищ генерал, — обратился Мустафар, — и этот проход опасен. Видите, — указал он на карту, — вот здесь, южнее Шексы, проходы соединяются. Если наш отряд закупорит только основной проход, то егеря могут обойти нас и ударить в спину.

— Правильно, — согласился генерал. — А что думает по этому поводу старший лейтенант Рокотов?

— Я думаю, товарищ генерал, что нам с Аршаком и Мустафаром надо подняться ближе к Бычьему Лбу. Вы помните это место? — обратился он к друзьям.

— Конечно, — ответил Мустафар. — Там скала к скале совсем близко. А над расщелиной нависает Бычий Лоб. — Он неожиданно хлопнул Степана по плечу. — Ай, хитрец! Ай, молодец! Я понял тебя. — И обратился к Севидову: — Товарищ генерал, нужна взрывчатка. У нас в отряде есть подрывники — Кошеваров и Тагиров.

— Яков Ермолаевич и Каюм? — спросил Севидов. — Знакомые люди.

— Правда, они теперь в пулеметчики переквалифицировались, — заметил Степан. — Но подрывное дело не забыли. На этих людей можно положиться.

— Учтите, товарищи, — предупредил генерал, — задание крайне ответственное. Взорвать скалу — идея хорошая. Но надо точно рассчитать момент взрыва и… Полностью надеяться на успешный подрыв скалы нельзя. Поэтому возьмите побольше боеприпасов, продовольствия, воды. Неизвестно, сколько придется вам сидеть там в горах. Проход надо держать до тех пор, пока Хофер не выдохнется в Лесной Щели. Хофер наверняка скоро снова начнет штурмовать теснину, тем более если убедится, что обходные пути закупорены. Так! — Генерал Севидов уперся кулаками в карту, обвел взглядом альпинистов, потом посмотрел на часы. — На сборы два часа. До сумерек отряд должен занять свои позиции. Все.

…Мулы, нагруженные боеприпасами и продовольствием, бодро цокали копытами по дороге, покрытой щербатым булыжником. Но скоро с нее пришлось свернуть. Дорога, извиваясь серпантином, уходила вниз, к берегу моря, а отряду Рокотова предстояло подниматься по крутой тропе к Бычьему Лбу.

Мелкий, но необычно густой дождь нагонял тоску. Лишь зеленые ели скрашивали пейзаж. Да и они сейчас стояли притихшие. По их обвислым ветвям бесшумно стекала вода. Мулы то утопали ногами в вязкой глинистой жиже, то спотыкались о камни. Вскоре тропа стала для них вовсе непроходимой. Пришлось разгрузить животных и отправить вниз. Бойцы взвалили грузы на плечи и двинулись дальше.

Ефрейтору Кошеварову и красноармейцу Тагирову пришлось тащить по скользкой крутой тропе тяжелый пулемет «максим». Маленький, щуплый Каюм гнулся под тяжестью станка. Шедший сзади Кошеваров то и дело поддерживал станок, стараясь облегчить ношу Каюму, но тот, оглядываясь, качал головой:

— Я сам. Я сам, — и, кряхтя, упорно продвигался вверх.

Чем выше поднимался отряд, тем становилось холоднее. Когда уставшие и промокшие бойцы достигли Бычьего Лба, там уже шел снег, крупный, пушистый.

К вечеру усилившийся ветер отогнал тучи к Большому хребту, и они, зацепившись за вершины, как бы укрыли их на ночь теплым пуховым одеялом.

Степан торопил подрывников. Надо было до наступления темноты успеть заложить взрывчатку.

Группу возглавил сержант Кучеренко. Взглянув на уставшего тщедушного Каюма, он хотел было не брать его с собой.

— Нехай Каюм трохи отдышится, — сказал он Кошеварову.

— Нет, нет, — запротестовал Каюм, — я с ефрейтором Кошеваровым.

— А может, останешься? Пока мы ходим, оборудуешь гнездо для пулемета, — предложил Яков Ермолаевич.

— Я с тобой, товарищ ефрейтор. Я с тобой, — упрямо твердил Каюм.

Тагиров боялся гор. Уроженец небольшой татарской деревушки Кармаловки, что на реке Черемшан, он до войны не видел ничего, кроме родных степей и редких перелесков. Горы казались ему чужими и коварными. Ему всюду чудились бездонные пропасти, а глядя на отвесные скалы, Каюм с трепетом ожидал, что они вот-вот рухнут. Но Каюм старался скрывать свой страх и держался ближе к своему покровителю и наставнику, хотя знал, что ефрейтор Кошеваров и сам никогда прежде не бывал в горах.

Когда группа подрывников, ведомая Мустафаром Залихановым, ушла на задание, Степан приказал остальным бойцам приступить к оборудованию позиций.

Кирками и лопатами крошили бойцы скальный грунт, стаскивали обломки скал, приспосабливали их для брустверов.

Степан понимал, что люди устали до предела. Но надо было соорудить хотя бы какое-то подобие окопов. Да и на таком холоде работать было просто необходимо: в промокшей одежде на морозе можно закоченеть, а костры разжигать нельзя.

Бойцы работали с ожесточением. Степан и сам, чтобы окончательно не замерзнуть, принялся таскать тяжелые камни для пулеметного гнезда Кошеварова. Оборудовав свой окоп, на помощь Степану пришел Захар Суворов. Он принимал из рук Степана камни и тщательно, чтобы не было щелей, обкладывал просторную ячейку.

— Во бастион для Ермолаича и Каюма, пушкой не прошибет! — весело приговаривал он. — А что, пулемет — это сила! Я тоже буду проситься в пулеметчики. Товарищ старший лейтенант, дадите мне пулемет?

— Дам, Захар, дам. Пока принимай камни.

— Только не такой. «Максим» — тяжелый. Мне бы ручной пулемет. С этим «максимом» сиди, прикованный к гнезду, а с ручным где хочешь закроешься, маневрировать легче.

Проверив позиции, Степан приказал поставить палатки, разрешил, соблюдая маскировку, вскипятить чай.

Вернулись подрывники. Сержант Кучеренко доложил о том, что к взрыву все готово.

Лагерь спал. Лишь у крайней палатки, ежась от холода, притопывал часовой. Степан тихо бродил от палатки к палатке, высвечивая фонариком фигуры спящих бойцов. Предчувствие близкого боя возбуждало нервы. Что принесет рассвет? Не могли же немцы пройти мимо Бычьего Лба, пока добирался он сюда со своим отрядом. Да и у Хуссейна Залиханова все пока тихо. Если бы он столкнулся с немцами у Шексы, перестрелка была бы здесь слышна.

Он снова и снова всматривался в лица людей, вместе с которыми скоро предстоит вступить в бой. Как они покажут себя в боевой обстановке, ведь отряд сформирован совсем недавно и для многих горный бой будет первым.

Степан поднял бойцов, когда еще не совсем рассвело. Они выходили из палаток, разминались. Теперь уже можно было разжечь костры, приготовить горячий завтрак. Медленно из ущелья поднимался туман. Бурые облака лохматились под ногами бойцов и едва заметно плыли вверх, к вершинам, обнажая ущелье.

— Мустафар! — обратился к Залиханову Захар Суворов. — А ваш аллах тоже на небе живет?

— Не знаю, Захар. Наверное, все боги на небе живут.

— Я видел у моей бабки на иконе нарисованного бога. Бог на облаках стоит. — Захар весело подбоченился. — Теперь и я вроде того бога: стою на облаках.

Внизу было тихо. И эта тишина настораживала Степана. Они стояли с Аршаком на краю Бычьего Лба, смотрели на освещенную солнцем Шексу, где занял оборону немногочисленный отряд Хуссейна Залиханова.

— Не нравится мне эта тишина, — словно угадав мысли Степана, проговорил Аршак. — Надо бы разведать.

— И что ты разведаешь? Нарвешься на немцев.

— Зачем так говоришь? — обиделся Аршак. — Что я, не знаю гор? Вон видишь Лысую гору? Там есть хорошая площадка для обзора, все видно как на ладони. И наш проход видно, и проход у Шексы видно. Здесь пройду лесом, потом через речку и поднимусь на гору.

— На горе тебя могут заметить немцы. Посмотри, она вся голая. Не зря же Лысой называется.

— Э-э, Степан, что я, полк туда поведу? Дай только пять человек, нас не заметят.

— Что ж, может быть, ты и прав, Аршак.

— Конечно, прав. Если увижу, что немцы идут от Варваринского перевала к нам, — дам зеленую ракету, если в сторону Шексы, на Хуссейна, — красную.

— Хорошо, — согласился Степан. — Бычий Лоб мы не должны покидать ни при каких условиях, но, по крайней мере, в штаб дивизии сможем точно сообщить, откуда идут егеря.