— Я ничего не получила. Дора мне сказала, что деньги у тебя, потому что крупные суммы наличных из Соединенных Штатов вывозить запрещено. Еще она сказала, что ты меня встретишь в аэропорту и отдашь деньги.
— А она тебе не сказала, что я Папа Римский?.. Какая еще Дора? Не знаю никакой Доры! — Саша продолжал разыгрывать из себя удивление. — Тебя, кажется, кто-то надул, детка. Кроме того, ты, по-моему, что-то путаешь. Деньги тобой получены сполна, фирма свои обязательства перед тобой выполнила. Вот, посмотри! — Он достал из спортивной сумки папку, вынул оттуда белый глянцевый лист. — Узнаешь почерк? Эта твоя собственноручная расписка в получении денег. А вот фотография ребенка, твои снимки и снимки приемных родителей, вот ксерокопия отказа от ребенка, составленная на двух языках, вот свидетельство адвоката, что ты в трезвом уме и здравой памяти согласна отдать сына на воспитание… Вот заключение психиатра…
Жанна непонимающими глазами уставилась на кипу бумаг и робко протянула руку.
Цветная глянцевая фотография запечатлела ее вместе с сыном на руках, по бокам — незнакомые улыбающиеся люди с добрыми лицами, хорошо одетые, мужчина и женщина. Жанна тоже улыбается, прижимая к себе сына. Второй снимок — смеясь, Жанна осторожно передает ребенка счастливой женщине, которая ласково тянет к нему руки, а мужчина с тревогой и заботой смотрит на них. Третий снимок — та же женщина с ребенком на руках и ее муж. Их лица светятся счастьем.
— Я ничего не помню, я ничего не понимаю! — беззвучно прошептала Жанна, и фотографии выпали из ее рук. — Я ничего не помню…
Но кое-что все-таки она помнила…
То, что всплывало в ее изнасилованной памяти, напоминало обрывки странного сна без конца и без начала…
Лошадиная Дора, в ее руках таблетка, стакан воды стучит о сомкнутые зубы. Жанна упрямо отворачивает лицо…
Дора разжимает ей зубы ручкой ложки, впихивая в самое горло белую таблетку. Булькает вода, вливаемая как кошке, через угол рта…
Любезный господин в строгом костюме с красным галстуком. Кипа бумаг перед ним… Господин смотрит на Жанну снисходительно и вместе с тем настороженно.
— В каком городе вы находитесь? — спрашивает он ее по-английски.
— Не знаю, — сонно отвечает Жанна по-русски. — Не понимаю…
— Батон-Руж, штат Луизиана, — улыбаясь, переводит ее слова лошадиная Дора.
— Вы добровольно согласились отдать сына на воспитание мистеру и миссис Кенвелл? — спрашивает господин.
— Я ничего не понимаю, — отвечает Жанна.
— Да, мистер, — переводит Дора.
— Вы знаете, какое сегодня число? Вы знаете, как вас зовут?
Но на его вопрос вновь отвечает Дора. Она улыбается. Все хорошо, все идет как нужно.
— Подпишите, пожалуйста, — улыбаясь, говорит доброжелательный господин и протягивает ей ручку. Он явно доволен.
Жанна берет у него ручку и подписывает какую-то бумагу. После этого Жанну сразу уводят…
Ее сажают в машину и везут домой. Но Жанна не видит роскошной природы за окном, она спит, ее голова безвольно подрагивает, опущенная на грудь.
А в пансионе два мордоворота подсовывают ей какие-то бумаги. И она безмолвно ставит свою подпись. Ведь ей так хочется спать…
Лишь на короткий миг она возвращается в действительность из двухнедельного дурманного забытья — когда стоит перед стойкой регистрации в аэропорту города Вашингтона. И только тогда ее начинает тревожить странная легкость, проникающая даже сквозь тяжелую пелену равнодушия, — в ее руках ничего нет. Точнее, никого…
— Твоему сыну будет хорошо, очень хорошо! Замечательно! — весело щебечет Дора. За ней мрачной громадой высится немногословный Кевин. Они оба рады — наконец-то они избавляются от этой проблемной русской. — Кенвеллы очень обеспеченные люди, у них много акров земли, завод по производству покрышек, недвижимость в Калифорнии. Дениз вырастет счастливым, ведь он гражданин США, потому что родился на территории Штатов. Он никогда не будет знать голода, как многие дети в вашей стране.
Дениз? О ком это они? Жанна в растерянности. Она не совсем понимает, что ей говорят. Голова у нее тяжелая, точно кто-то несколько дней долбил по ней молотом.
— Где мой сын? — спрашивает она.
Кевин толкает Дору в бок. Та скалит свои лошадиные зубы.
— О, кажется, объявлена регистрация на твой рейс, — говорит она, подталкивая Жанну к стойке. — Иди, дорогая, приятно было познакомиться, приезжай к нам еще…
— Где мой сын? — тупо спрашивает Жанна, механически делая несколько шагов вперед. — Где он?
— Тебя встретят в аэропорту в Москве и все объяснят, — тараторит Дора, глаза у нее озабоченные — кажется, у них опять начинаются проблемы. Говорила же она, надо дать этой истеричке еще одну таблетку перед вылетом, ее не послушали! — Ты получишь свои деньги в Москве. Тебе передадут их прямо в аэропорту. Это ведь крупная сумма для тебя? Правда, Жанна, пять тысяч для тебя крупная сумма?
— Да, — отвечает Жанна точно сквозь сон. — Да…
Действительно, ей очень нужны деньги, очень нужны… При мысли о деньгах у нее что-то смутно шевелится внутри. Возникшая мысль слишком сложна, слишком объемна для ее одурманенного мозга, она вытесняет даже тревогу за сына…
Любезная девушка в форменной одежде берет у нее из рук посадочный талон, улыбаясь, показывает рукой, куда нужно пройти.
Дора и молчаливый Кевин исчезают. Медленно переставляя ноги, Жанна бредет туда, куда ей указала синяя форменная рука.
— А где мой сын? — Наконец ей удается усилием воли собрать разбегающиеся мысли.
Вопрос звучит в пустоту…
Самолет.
— Пожалуйста, пристегните ремни, — улыбается другая форменная девушка, почти точная копия той, первой.
— А где мой сын? — спрашивает ее Жанна.
— Вы летите с сыном? — удивляется стюардесса.
— Да, где он?
— Простите, я узнаю. — Улыбнувшись, девушка исчезает за занавеской.
Жанна отстегивает привязные ремни и пытается встать.
Самолет выруливает на взлетную площадку и на мгновение застывает, готовясь взлететь. Сила инерции тащит Жанну назад, она почти падает.
В проеме вновь появляется знакомая стюардесса.
— Пожалуйста, сядьте, мы взлетаем!
— Мой сын, — объясняет Жанна, — понимаете, я ищу сына, он…
— Но мы проверили посадочные талоны, вы летите одна.
— Как одна? — Жанна беспомощно оглядывается.
Все так же замороженно улыбаясь, стюардесса усаживает ее в кресло.
— Вы себя плохо чувствуете, не хотите ли таблетку?
Жанна беспомощно оглядывается. На нее смотрят десятки настороженных глаз. Это пассажиры. Они боятся, что с этой странной русской начнутся проблемы — это помешает им прибыть в пункт назначения вовремя. Никто не хочет, чтобы у них возникли проблемы. Особенно в воздухе.
Стюардесса пристегивает ей ремни, Жанна замирает в кресле. Только теперь она начинает понимать, что в действительности произошло.
— Верните самолет, — говорит она вслух. Ей кажется, что она кричит, но на самом деле она тихо-тихо шепчет. — Я хочу забрать моего сына!
Пожилой американец с белыми волосами и красным лицом, который сидит возле нее, опасливо косится в ее сторону.
Самолет, набрав высоту, зависает в неподвижности над белой пеленой облаков далеко внизу.
«Слишком поздно, — с обреченностью внезапно протрезвевшего человека понимает Жанна. — Слишком поздно».
— …А вот твоя расписка в получении пяти тысяч…
Жанна тупо смотрит на белый лист, на котором, расплываясь, кривляясь, точно пьяные, пляшут косые буквы.
— Но у меня нет никаких денег, — растерянно говорит она. — Вот посмотри!
Она протягивает ему свою сумку на ремне. Сумка пуста.
Саша негодующе закатывает глаза к небу.
— Слушай, подруга, — раздражается он. — Неужели до тебя еще не дошло? Мы с тобой полностью в расчете. Все оформлено так, что комар носа не подточит. Откуда я могу знать, куда ты дела свои бабки? Не могу же я тебе их родить! — Довольный сказанной двусмысленностью, Саша разражается неприятным смехом.