- Медсанбат - не госпиталь, - морщась от боли, проговорил Юратов. - Из медсанбата-то я в свою роту уж запросто попаду.

- Ах вот чего ты боишься, герой: как бы не отправили после выздоровления в другую часть.

Майор Егоров покосился на пленного, лежавшего на земле, и жестом приказал развязать его. Бабанин быстро раскрутил веревку, туго обвивавшую тяжелое тело гитлеровца.

- Вставай, фриц, приехали!

Допрос пленного дал много новых сведений, но немало еще требовалось выяснить, уточнить. Не удалось, например, установить стыки между немецкими воинскими частями, а это очень важно знать перед наступлением. Такие данные можно получить лишь от пленных. Поэтому, вернувшись в землянку, Егоров и Сахаров сразу же занялись изысканием нового варианта разведывательного поиска на другом участке.

И вот уже время перевалило далеко за полдень, и старая консервная банка до краев заполнена окурками, и плавает по землянке туманом табачный дым, а у них еще не созрело никакого решения, даже наметки какого-либо конкретного плана. Сахаров сидел у столика, угрюмо уставившись на топографическую карту, потирал рукой загорелый лоб. Егоров, скрестив руки на груди, медленно расхаживал по единственной свободной полоске земляного пола между столом и топчаном. Иногда он останавливался перед Сахаровым, водил карандашом по карте и произносил - уж который раз за сегодняшний день: - «А что, если»… Начиналось обсуждение очередного варианта, и после недолгих дебатов вариант этот отвергался так же, как и все предыдущие: не подходит, пробовали, нужно что-то поновее. Снова мучительные размышления, искания. Наконец Егоров, устало махнув рукой, сказал:

- Сделаем перерыв. Выйдем на полчасика, подышим свежим воздухом.

- Пожалуй, я останусь, товарищ майор. Посижу здесь, подумаю один.

- Ну-ну, подумай. А я все-таки пойду освежусь, голова трещит дьявольски.

Откинув полог, прикрывавший вход в землянку, Егоров вышел, постоял, вдыхая чистый воздух соснового бора. Пахло нагретой смолой, теплым деревом, горьковатым ароматом хвои. «Загляну-ка к Небылицину, узнаю, как он там», - решил майор.

Много лет Илья Егоров и Алексей Небылицин прослужили в одной воинской части, по-соседски дружили семьями. Перед войной пути их разошлись, политработник Небылицин получил назначение в другой город, забрал жену с ребенком, уехал. Вновь встретились они уже на фронте, в дивизии Саманина, где Небылицин служил инструктором в политотделе. Часто бывая по служебным делам в этой дивизии, Егоров обычно выкраивал хотя бы несколько минут, чтобы повидаться с товарищем.

В землянке, где жили политотдельцы, никого из офицеров не оказалось. Пожилой солдат-ординарец сказал, что майор Небылицин, по-видимому, в Ленинском уголке. Ленинский уголок - это тоже землянка, только намного больше, там проводятся партийные собрания, разные сборы, а когда в дивизию приезжают артисты, то эта землянка превращается в своеобразный фронтовой театр. Небылицин действительно был там. Он что-то записывал в блокнот.

- О-о! Армейское начальство прибыло! - обрадовался он, увидев входящего Егорова. - Здорово, Илья! Какими ветрами?

- К вашим разведчикам в гости.

- Понятно. Стало быть, на помощь Сахарову прислали.

- Живой! - Егоров похлопал товарища по плечу.

- Как видишь. Что нам сделается?

Сели рядом.

Егоров окинул взглядом помещение и только теперь заметил, что они не одни. В дальнем углу землянки на полу лежал на животе солдат и кистью водил по картонному листу. Вокруг него стояли банки с красками, грудой лежали куски фанеры.

- Афишу, что ли, расписывает с приглашением на концерт? - удивился Егоров.

- Почти угадал! - засмеялся Небылицин. - Поручили мне устроить развлечение фашистам, а заодно несколько расширить их политический кругозор. Вот мы и трудимся над этим с нашим художником товарищем Якименко.

- Не понял. Объясни.

- Думаем для фрицев поставить транспарантик с портретом ихнего Адольфа, в соответствующем оформлении конечно. Пусть посмотрят, полюбуются на своего фюрера, может, до кого-нибудь и дойдет правда-матушка, откроет глаза. Только место, где поставить транспарант, еще не выбрали.

- Ага, ясно. Собираешься разить фашистов «шершавым языком плаката». И часто ты устраиваешь им такие вернисажи?

- Транспарант впервые будем ставить. Вот по радио через громкоговорители частенько им объясняем что к чему, а транспарант - первый раз.

- И как они реагируют на твою агитацию по радио? - заинтересовался Егоров.

- Очень болезненно. Тут же начинают из всех пушек и пулеметов палить. Разумеется, наша передающая агитстанция укрыта по всем правилам инженерной науки, ее не так-то легко подбить, гитлеровцы это понимают и стреляют больше для того, чтобы заглушить нас, сорвать агитацию. Слова наши справедливые, правильные, немецкие солдаты наверняка слушают с интересом, ну а генералам и офицерам такое, конечно, не по душе, потому и свирепеют, приказывают открывать огонь, как только услышат первые фразы обращения.

«Транспарант… Впервые… Ведь его можно поставить где нужно», - подумалось Егорову, и в его отяжелевшей от раздумий голове мелькнули первые, пока еще расплывчатые замыслы нового варианта поиска. Он резко поднялся, подошел к художнику и, по привычке скрестив руки на груди, стал внимательно разглядывать разрисованные куски картона. Не понимая, чем вызван такой внезапный интерес к транспаранту, Небылицин с любопытством наблюдал за Егоровым. А тот все стоял и стоял, о чем-то сосредоточенно думал.

Наконец он повернулся к Небылицину, глаза его радостно сияли.

- Слушай, друг мой Алеша! - возбужденно заговорил он. - Наверное, сама судьба привела меня к тебе в этот час. Ты даже не можешь себе представить, как помог мне в решении одной трудной задачи. А место для транспаранта я тебе найду, отменное место. Считай, что оно у тебя уже есть.

- Ты, Илья, какими-то загадками заговорил. Может, объяснишь?

- Конечно, объясню. Пошли скорее к начальству, надо кое-что согласовать. По дороге все и объясню. Идем, Алексей!

Было что- то в сверкающих глазах майора Егорова такое, отчего Небылицин, больше ни о чем не спрашивая, поднялся и молча последовал за товарищем.

…Всю ночь солдаты гренадерского полка простояли в окопах, ожидая ночных действий русских разведчиков. Однако время шло своим чередом, и вот уже порозовел небосклон на востоке, приближался рассвет, а разведчики так и не появились. Хмурые, прозябшие в сырых окопах, гренадеры с нетерпением ожидали смены, когда можно будет обсушиться, лечь на нары, вытянуть затекшие от долгого стояния ноги.

Красный шар солнца показался из-за леса, заклубилась паром земля, не просохшая после короткого ночного дождя, все отчетливее вырисовываются контуры знакомого ландшафта. Но что такое? На «ничейной» полосе, недалеко от окопов, появился какой-то новый предмет, вроде бы большой щит с надписями. Когда же солнце поднялось еще выше и рассеялся туман, гренадеры отчетливо увидели транспарант. Некоторые из них заулыбались, иные зашептались, кое-кто выругался. На транспаранте была изображена голова Гитлера на куче человеческих черепов и надпись: «Немецкие солдаты! Паршивец Гитлер ведет Германию к пропасти, вас - к гибели. Очнитесь. Пока не поздно, стреляйте по фюреру!».

Прочитав эту надпись, ротный командир капитан Брикман, к которому ближе всех оказался транспарант, побледнел, растерялся, не зная, что предпринять. Стрелять по транспаранту - значит выполнить призыв русских. Оставить транспарант на месте - тоже нельзя, солдаты смотрят. Ничего не решив, Брикман поспешил к командиру батальона, а потом вместе с ним к командиру полка. Полковник Гейтнер, тоже не приняв какого-либо решения, позвонил генералу Штоку, объяснил ситуацию. Несмотря на ранний час, Шток немедленно прибыл в расположение полка, внимательно рассмотрел транспарант в бинокль и напустился на Гейтнера:

- Как вы могли такое допустить! Убрать сейчас же эту агитку, вызвать добровольцев и убрать! Буду лично наблюдать!