— Вот и штаб, — проговорил провожатый. — Подождите, пойду доложу.

Часовой посторонился, и партизан исчез за тяжелой дверью из грубо отесанных плах. Вскоре он вышел и пригласил Егорова войти.

Алексей переступил порог и очутился в темноватой «прихожей». Возле оконца за грубо сколоченным столом, заставленным телефонными аппаратами, сидели два телефониста. Они с любопытством разглядывали Егорова. Вторая часть землянки была отгорожена пологом, сшитым из нескольких пятнистых немецких плащ-палаток. Оттуда позвали:

— Заходите, товарищ Егоров.

Вторая «комната» была значительно больше. Потолок и стены обтянуты парашютным шелком. От этого здесь казалось светлее, чем в «прихожей», хотя в оконце тоже едва брезжил свет.

За большим столом с керосиновой лампой сидели трое. Один из них, грузный немолодой человек в черном суконном, «обкомовском» кителе с отложным воротником, с широким усатым лицом, покрытым тяжелыми складками морщин, встал навстречу Егорову.

Алексей догадался — генерал Федоров — и доложил:

— Старший лейтенант Егоров прибыл в ваше распоряжение. — И протянул Федорову предписание, выданное Строкачем.

Федоров энергично пожал гостю руку и, не выпуская ее, довольно долго всматривался в своего нового заместителя, словно оценивал. Алексею даже показалось, что он прочел в глазах его сомнение: «Квелый ты, человече, для такого бремени. Тяжеловато придется». Затем молча показал Егорову на табурет.

— Дмитрий Иванович, возьмите предписание, — протянул он бумагу вставшему навстречу Алексею молодому человеку с задорным курносым лицом мальчишки-забияки.

— Рванов, начальник штаба, — протянул тот Егорову руку.

— Дружинин, Владимир Николаевич, комиссар, — представился третий — коренастый мужчина с жестковатым лицом, на котором запоминались узкие глаза и упрямо сжатые тонкие губы.

— Как долетели? — спросил, усаживаясь, Федоров.

— Да в общем нормально. Правда, случилось чепе.

— Что такое?!

Егоров рассказал о загадочном исчезновении Павла Строганова.

— Ах ты, беда какая! — с досадой поморщился Федоров. — Что ж, будем разыскивать, человек не иголка. — И обернулся к Рванову: — Надо сообщить в Москву.

— А мы, по правде говоря, вас с нетерпением ждали, — заговорил командир соединения после паузы. — Радиограмму о вашем назначении получили еще несколько дней тому назад, а вас все нет…

Егоров развел руками:

— На аэродроме ждали плохую погоду, чтобы незаметно проскочить фронт. Ведь на борту — тонна взрывчатки.

— Ну, этого добра — плохой погоды — сколько угодно, — улыбнулся Дружинин.

— Не скажите, — возразил Егоров. — Когда надо, не дождешься.

— Откуда родом? — продолжал расспрашивать генерал. — Семья где?

Алексей коротко рассказал о себе.

— Что ж, будем откровенны. — Федоров закурил, разрешив курить и остальным. — Сперва присмотримся друг к другу. Мы вас, а вы нас не знаете. Правда, Старинов очень хорошо о вас отзывался, когда мы с Дружининым зимой были в штабе. Участок, на который идете, очень серьезный, можно сказать, главный, особенно теперь, перед большими событиями.

Алексей с интересом слушал. Какие события имеет в виду генерал? Сам он знал только о том, что в районе Харькова и Орла немцы стягивают крупные силы.

Генерал пододвинул к себе карту.

— Люди Дроздова — это наш начальник дальней разведки, с ним познакомьтесь в первую очередь, вам работать вместе, учтите, — отмечают усиленное движение воинских эшелонов врага от Бреста на Гомель и от Ковеля через Овруч на восток.

Федоров откинулся на спинку стула, полуприкрыл глаза и рассказал своему молодому заместителю о задачах, поставленных перед соединением Центральным Комитетом Компартии Украины и штабом партизанского движения в этом рейде.

— Впереди перед нами Ковель. А что такое Ковель для фронта, я вам скажу. — Федоров положил руку на двухкилометровку. — Это узел пяти железных и стольких же шоссейных дорог. И нам его предстоит закрыть.

Федоров накрыл на карте ладонью Ковель и линии дорог, расходящихся от города.

В разговор вмешался Дружинин.

— Вы не слыхали, Алексей Семенович, что говорят о нашем рейде партизаны?

— Да нет. Я их почти и не видел еще. Спросил только один бойкий паренек, мой провожатый, правда ли, что идем на запад второй фронт открывать.

Все засмеялись.

— Вот-вот. А ведь в этом есть что-то похожее на истину. Мы на самом деле должны тут немцам устроить второй фронт. — Дружинин задорно посмотрел на собеседников.

Федоров еще долго рассказывал о предстоящем наступлении партизан, имеющем кодовое название «Ковельский узел». Все в соединении будет подчинено диверсионной работе на дорогах. Главная задача рейда: все сделать, но не пропустить на восток ни один эшелон врага.

Заговорили о людях. Егорову было приятно, что все трое хорошо знали подрывников и ценили их. Но все трое дружно потребовали навести порядок в минноподрывном взводе.

— Партизанщины там много у Садиленко, — сказал Дружинин.

— К сожалению, — согласился Федоров, — поэтому — ближе к делу, а то у нашего главного подрывника создастся впечатление, что собрались здесь говоруны. Да и голова небось уже кругом пошла. А, Алексей Семенович? С чего начинать-то собираешься?

— С учебы, Алексей Федорович. Если вы говорите, что надо для операции вдесятеро больше подрывников, значит, курсы нужны и база для учебы.

— Какая еще база? — настороженно спросил Рванов. — Лес велик — учись где хочешь!

— А вот какая, — ответил Егоров. — Полигон нужен для практики и тренировок минеров, жилье нужно, чтобы курсанты не разбредались на ночь по своим подразделениям, питание нужно, а то натощак наука не воспринимается. Много чего нужно. А прежде всего, товарищ генерал, думаю, надо из взвода минеров сделать роту — ваш резерв — и учебную базу.

— Что ж, это, пожалуй, верно, — заметил Федоров. — Дмитрий Иванович, займись-ка этим и подготовь с Егоровым к вечеру проект приказа. Кого предложите командиром роты?

Рванов, не задумываясь, ответил:

— Командиром можно оставить Садиленко. Если с него требовать построже, справится. А вот комиссаром… Кого предложишь, Владимир Николаевич?

Дружинин тоже не замедлил с решением:

— Думаю, Денисова Николая. И подрывник хороший, и коммунист принципиальный. Надеюсь, бюро обкома поддержит.

— Обсудим. Все, товарищи. — Федоров поднялся и посмотрел на часы. — Обедать пора, а мы еще и не завтракали.

Все четверо потянулись к выходу из землянки.

Посвящение Егорова в партизаны состоялось.

РОТА МИНЕРОВ

Тихо в весеннем лесу. Косые лучи утреннего, еще холодного солнца пробиваются сквозь нежную полупрозрачную листву берез, золотистыми прядями ложатся на тропинку. Проснулись птицы. Откуда-то с вершины дерева раздается требовательное «чиби-чиби-чибиряк» зяблика. Вредная сорока, завидев чужого, спросонья суетливо скачет с ветки на ветку чуть впереди и яростно стрекочет, от натуги чуть не падает с ветки и непрерывно балансирует черным хвостом. Точь-в-точь как собачонка где-нибудь у хозяйских ворот. И службу нести надо, и страшно. Вот она и заливается изо всех сил, а сама испуганно пятится, в любую минуту готовая шмыгнуть в подворотню.

Егоров расстегнул верхнюю пуговицу на гимнастерке, снял пилотку и зашагал свободнее. Сегодня день удач. В ночном сеансе радиосвязи Москва сообщила, что Строганов жив-здоров, не смог прыгнуть из-за неисправности парашюта и благополучно вернулся. Ближайшим рейсом вылетит в партизанский край. А в конце передачи, наверное не без помощи Старинова, радист сообщил, что Егорову пришло письмо из дому, пусть ожидает…

Обычно очень сдержанный и даже суховатый, Алексей готов был петь в этом весеннем утреннем лесу. Звенели в ушах в такт шагам слова, которыми Зина обычно шутливо сдерживала широко шагающего мужа: «Лихо мерили шаги две огромные ноги. Тебе не с женщинами под ручку ходить, а на ипподроме рысью бегать!» «Ах, Зина, как бы хотелось увидеть тебя и услышать твое милое ворчание».