Впереди время от времени вспыхивали огромные светящиеся шары. Это включались прожектора на территории склада. Не в силах пробить стену дождя и снега, они превращали ночь в какое-то мутное месиво, но все же слепили глаза. Когда шары гасли, ночь казалась еще темнее.
При очередной вспышке прожекторов подрывники увидели впереди проволочный забор. Разошлись в стороны бойцы из группы прикрытия. Перед проволокой остались только минеры, которым предстояло взрывать склад, да еще два бойца залегли с пулеметами: Павел Строганов и его дружок Вася Кравченко. Им предстояло лежать в ледяных ваннах, пока не прогремят взрывы.
Попрощавшись и еще раз объяснив, как расположен склад, проводник ушел в сторону совхоза Абрау-Дюрсо.
Быстро был прорезан проход в проволочном заборе. Первым полез Гарсиа со своими двумя спутниками, за ними я и еще двое подрывников. Хосе пошел вправо, я — прямо, под вагоны, стоявшие на пути. Вспыхнул прожектор. Словно по команде упали минеры Гарсиа.
Нестерпимо долго тянулись минуты. Первыми должны были сработать мины Гарсиа, чтобы он мог отойти к лазу. И вот огненный столб поднялся над вагонами, тишину расколол грохот взрыва. И снова режущий глаза всплеск огня в заплаканном небе. И грохот, грохот…
Застрекотали немецкие пулеметы со сторожевых вышек, возникла беспорядочная автоматная стрельба, — видно, опомнилась охрана, — завыла сирена. Панически метались по территории склада лучи прожекторов, и если вдруг высвечивали камень, земляной бугор, столбик — все, что возвышалось хоть немного над землей, — туда сразу же обрушивался ливень трассирующих пуль. Справа, со стороны поселка, послышался гул мотора, потом два взрыва и пулеметная стрельба. Это прикрытие завязало бой. Значит, поднята не только охрана склада, а и гарнизон Озерейки.
Но в это время минеры уже отходили. Последним — Гарсиа. Его заметили фашисты и кинулись преследовать. Гарсиа что было духу понесся к своим. Но жгучая боль ударяет в ногу. Гарсиа падает… Он попытался подняться и не смог. Лежа стал отстреливаться короткими злыми очередями…
Мы не прекращали огня, пытаясь преградить путь немцам к испанцу, но теперь, видя, что партизан от них уже никуда не уйдет, гитлеровцы перенесли огонь на нас. Убило Василя Кравченко. А Гарсиа все отстреливался. Вот он замолчал, видно, кончились патроны. Фашисты снова кинулись к нему, и тут рванула последняя граната в руках нашего товарища. А вокруг прощальным салютом рвались снаряды, взметая в темное небо ярко-желтое пламя…
Виноградники и холмистое мокрое поле с многочисленными карьерами укрыли нас, и мы благополучно вышли к берегу. Партизаны бережно вынесли с собой тело Василя Кравченко. Молча мы садились на катер, молча нас встретили моряки, не смея расспрашивать о герое Хосе Гарсиа…
А через сутки в Южную Озерейку был высажен крупный десант морской пехоты. На окраине Новороссийска возникла Малая земля. Насколько я знаю, десантные части до сих пор там успешно воюют. А меня вскоре отозвали в Москву, в Украинский штаб партизанского движения, и направили в партизанское соединение генерала Федорова. Так вот я и попал к вам с кавказского курорта. — Егоров грустно улыбнулся своим собеседникам.
— Ну, и у нас не сахар, — заметил Садиленко.
— А кто говорит, что вам сладко? — возразил Егоров. — Война везде война, а нам, подрывникам, и на морозе всегда горячо. А скоро будет еще горячее. Будем осваивать и ставить новые мины.
— Подумаешь, диво какое, новые мины, — протянул пренебрежительно кто-то из минеров.
— А что, пожалуй, и на самом деле диво, — утвердительно кивнул Егоров. — МЗД-5, или электрохимическая мина замедленного действия, «душечка-эмзедушечка», как мы ее называем, работает по нашему желанию. Как настроишь, так и действует.
— По заказу? — недоверчиво спросил Всеволод Клоков.
— Нет, по инженерному расчету, — спокойно ответил Егоров. — А есть еще и электромагнитные мины замедленного действия. Слыхали?
— Слыхать-то слыхали, а вот видеть не приходилось. Где все это добро есть? — с горечью спросил Дмитрий Резуто. Его Алексей запомнил по мягкому картавому «р».
И тут партизаны заговорили все враз, перебивая друг друга. Егоров выждал, пока они успокоятся, потом поднял руку, призывая к порядку.
— А вы, я вижу, народ нетерпеливый и нервный. — Он засмеялся. — Прямо вот вынь да положь. Но не волнуйтесь. Мины, о которых я вам только что сказал, у нас в соединении есть. Вы же вчера сами их принимали с самолета. Сегодня я их с собой не захватил, а вот начнем занятия — все увидите. Только до этого нам с вами вместе надо одну задачу решить. — Егоров посмотрел на Садиленко. — Сколько у нас подрывников сегодня, Алексей Михайлович?
— Двадцать четыре, — ответил Садиленко.
— А требуется самое меньшее — триста.
Тишина воцарилась на поляне. Подрывники переглядывались: дескать, загибает.
— Где же нам столько людей взять? — удивился Садиленко.
— А вы не собираетесь, товарищ начальник, самого генерала записать в подрывники? — шутливо спросил Клоков.
— А вот шутки тут вовсе и ни к чему. Уж если о генерале заговорили, то вполне серьезно могу ответить: диверсионная работа на вражеских коммуникациях — нынче его первейшая забота и главная задача соединения.
И Егоров подробно рассказал подрывникам о масштабах диверсионно-подрывной работы на ближайшее время, о планах перестройки этой важной службы и учебе подрывников.
— Занятия начнем, как только оборудуем полигон. Руководить учебой буду я, — добавил он в заключение. — Изучать будем новые мины, способы их постановки и тактику применения. Время у нас ограниченное, придется учиться день и ночь. А по окончании подготовки уже каждый из вас в отрядах будет учить людей. Ну, об этом потом, а пока что, — глянул Алексей на часы, — вы свободны.
Это был приказ.
Партизаны неохотно расходились с «майдана». За столом на поляне остались двое: Егоров и Садиленко. Молча курили, украдкой поглядывая один на другого.
Первым заговорил Садиленко.
— Ты, Алексей Семенович, теперь старший над подрывниками. Возможно, мне, как говорится, и не с руки поучать начальника, — издалека и осторожно начал Садиленко, — но все же хотел бы дать тебе, новому у нас человеку, кое-какие советы. — Он прищурил глаза и глубоко затянулся дымом. — Сам понимаешь, большинство — с первых дней войны вместе. Каждый не раз лицом к лицу сталкивался со смертью, потому не боятся ни бога ни черта. У нас, минеров, свои порядки, свои законы и традиции, с которыми… ну, как тебе сказать? — Командир роты задумался, подыскивая слова, чтобы ненароком не обидеть-нового человека.
Егоров понял это:
— Выкладывай, Алексей Михайлович, все, что думаешь.
— Я хотел сказать… Да ты и сам знаешь, что за профессия у подрывников. Небось тебе известна поговорка: подрывник ошибается один раз в жизни. — Садиленко выдержал многозначительную паузу. — И наш генерал это понимает и высоко ценит нас… Мы у него на особом положении и подчиняемся только ему. Одним словом, — гнул свое Садиленко, — наш брат, подрывник, особого подхода требует.
— То есть? — переспросил Егоров.
— Уточняю: с минерами надо миром и ладом все решать… Не приказом, а добрым словом воздействовать советую на людей.
— Ну, разумеется, — с усмешкой согласился Егоров.
— А ребята у нас — во! — Садиленко оттопырил большой палец. — Хочешь, расскажу про каждого из них?
— Конечно хочу, расскажи.
— Новому человеку это просто необходимо знать, — нажимая на то, что Егоров тут «новый человек», начал Садиленко. — Взять хотя бы тех же Павлова с Клоковым. Вроде обыкновенные парни, а на их счету по нескольку подорванных эшелонов, а значит, немало уничтоженных гитлеровцев. Каждый из них стоит целой роты.
Садиленко увлеченно рассказывал о новых и новых эпизодах, называя фамилии подрывников, восхищаясь их смелостью, отвагой, риском. А Егоров слушал как-то рассеянно.
— Да ты, я вижу, товарищ Егоров, совсем и не слушаешь меня.
— Нет, почему же? — виновато улыбнулся Алексей. — Я слушаю и в то же время думаю…