Дальше стали попадаться добротно вырытые траншеи, артиллерийские позиции, а возле самих Ольховчан оказалось и вовсе людно, встретились замаскированные танки, пушки на конной тяге. Тут размещалась грозная, готовая встретить врага сила.

Артамонова — командира стрелковой дивизии — Михеев нашел в штабном блиндаже на окраине села. Генерал завтракал, устроившись на краешке стола, накрытого картой, в которую был воткнут измерительный циркуль, почему-то показавшийся Михееву всаженным в землю штыком винтовки.

Михеев показал генералу свое удостоверение личности и мандат Военного совета фронта. Артамонов не взял в руки пухлую с золоченым тиснением книжечку, только мельком глянул, а мандат прочитал внимательно и вернул с почтением на усталом, одутловатом лице.

— Слушаю вас, — застыл он в ожидании.

Михеев умышленно деликатно спросил:

— Какова обстановка? Трудно приходится?

Артамонов выдернул циркуль, поправил карту, говоря:

— Дивизия разбросана по фронту на полста километров. Вчера на правом фланге образовалась брешь, двумя полками восстановили положение. Серьезные потери понесли.

— Кто, противник или вы?

— С обеих сторон потери.

— Полки с позиций сняли?

— Да. Резерва нет. Приходится манипулировать своими силами.

— Чем же будете защищать оголенные участки? Враг беспрепятственно может прорваться между укрепрайонов в тыл пятой армии.

Артамонов замялся.

— Будем снова перебрасывать с места на место…

— Что перебрасывать? — указал Михеев рукой на карту. — Там действительно два штыка на километр.

— Что-нибудь наскребем, — неуверенно сказал комдив, но тут же напористей добавил: — Не обхватишь руками, что видишь глазами.

— Как это понимать? Слишком велик участок обороны дивизии или комдив не успевает оценить быстро меняющуюся обстановку?

Артамонов бросил циркуль на карту, желчно выпалил:

— Об этом вы командира нашего корпуса спросите, генерала Жохова.

— Но вы же оторвались от своего корпуса.

— Да. Сама обстановка придала нас пятой армии, и отрыв у нас получился не от укрепрайона, а от своего соединения. Точнее было бы сказать, не дивизия, а корпус от нас оторвался… Не мы отступили, а они…

Михеев с трудом понимал комдива.

— Сейчас не важно, кто от кого оторвался. Важно, кому вы подчиняетесь, чьи приказы выполняете? Или действуете сами по себе?..

— Приказы генерала Горбаня, командарма пятой, — ответил Артамонов и уточнил: — Официально дивизия еще не придана ему, но сама обстановка заставляет ему подчиняться.

— Теперь понятно. В семь утра я должен доложить генералу Кирпоносу сложившуюся здесь ситуацию. Скажите, кто же отвечает за оголенные участки дивизии? Двадцать верст воротами распахнуто врагу.

— Я прежде всего отвечаю. И выполняю приказ командарма Горбаня перебросить полк…

— Но вы перебросили два полка. По своей инициативе?

— Потребовала обстановка. Второй полк ночью отошел к Ольховчанам.

— Чем это вызвано?

— Ожидали удара здесь, — уже спокойнее объяснил комдив.

— Предполагали или есть данные разведки?

— И то и другое, — уклончиво ответил Артамонов.

— Выходит, позаботились… — сделал паузу Михеев и не удержался, добавил напрямую: — Решили надежно прикрыть штаб дивизии. Вы хоть понимаете, что делаете?

— Действую согласно обстановке и приказу, — насупился комдив. — Дивизия не отступила со своего рубежа. Это и есть лучшая оценка моих действий. Что касается полка, который переброшен сюда, в Ольховчаны, повторяю, утром ждали удара в этом направлении. Я вынужден маневрировать частями. У меня самого целый полк забрали, да и потери вчера понесли ощутимые. А пополнения нет.

Последние аргументы в устах Артамонова прозвучали убедительнее, и Михеев, поняв главное, решил не терять больше времени, сухо заключил:

— Ваше счастье, что противник еще не нанес здесь удара. И складывается впечатление, что вы не осознаете нависшей опасности. Или просто опустили руки. Не вижу энергичного вмешательства, тревоги. Где ваш штаб?

— Здесь рядом, в блиндаже.

— Заставьте его работать, думать, — сказал Михеев. — Моя задача выяснить истинное положение, посоветоваться с вами, принять возможные меры на месте и представить исчерпывающий доклад по обстановке командованию для принятия мер. Мне картина ясна. Еду в Киев и оттуда доложу командующему фронтом.

Артамонов заметно оживился.

— Теперь верю, после вашего доклада помощь подойдет. Ну а что зависит от нас — ждать тумаков не будем. Полк сейчас отправлю на прежние позиции.

«Еще до рассвета надо было сделать это…» — хотел укорить его Михеев, но промолчал.

Добравшись до Киева, Михеев заехал в ЦК КП(б) Украины. Переговорив оттуда по ВЧ с Кирпоносом, он предупредил командующего, что немного задержится — решит вопрос об участии особистов в закладке партизанских баз, и отправился на третий этаж в кабинет секретаря ЦК, в котором до войны работал Бурмистенко и где самому Михееву приходилось бывать по служебным делам и ту пору, когда руководил особым отделом округа.

В голове Михеева занозой сидел разговор с Плетневым полчаса назад возле Киевского укрепрайона. Анатолий Николаевич сильно удивился, увидев сотрудника не там, где ему приказано было вчера быть, но не успел заговорить, как Дмитрий Дмитриевич козырнул и стал докладывать:

— Приказ выполнили, товарищ комиссар. Всех, вплоть до поваров, временно выставили на заслон. Узнали, что и тут дырища образовалась, примчались, разбираемся… Что же это делается в дивизии Артамонова? Мы крохами дыры прикрываем, а они полки с позиций снимают. В штаб дивизии едем. Я в качестве помощника у капитана — порученца командарма Горбаня.

— Я только что оттуда, не надо ехать, — сдержал Плетнева Михеев и рассказал о встрече с генералом Артамоновым. — Так что здесь принимайте все возможные меры и проследите, что будет делаться. Докладывай мне чаще. Действуй! Только поваров верните назад, ишь додумались, кто бойцов кормить будет?

Вспоминая сейчас об этом, Михеев пожалел, что не предупредил Плетнева о том, чтобы тот не горячился, а действовал умно и с тактом.

Подымаясь по лестнице, Михеев вдруг услышал:

— Анатолий Николаевич! Вот кстати-то.

На лестничной площадке стоял Бурмистенко с Шамрыло — секретарем Киевского горкома партии. Все трое отошли в сторонку.

— А мы только что о твоих контрразведчиках толковали, — сообщил Бурмистенко. — Ты по вопросу об участии особистов в партизанском движении? Я все выяснил. Вас никто не забывал. И я согласен с мнением товарищей, что армейские чекисты перегружены боевыми заботами.

Михеев легонько кивнул, но посмел возразить:

— Мы тоже можем делать закладку тайников с оружием. Белозерскому в пятой армии я отдал распоряжение об этом. И сегодня поручу сделать то же самое в других армиях.

— Очень даже хорошо, — одобрил Бурмистенко. — Как раз такое поручение я и собирался тебе дать. Тайников надо наделать как можно больше.

— Согласен с вами, — кивнул Михеев. — Точные координаты закладок представят мне лично. Как можно меньше людей должно знать об этом.

— Ну, знаешь ли, ты все сам предусмотрел! А мне передашь координаты.

— Очень хорошо, — ответил Михеев и коротко рассказал о том, что его встревожило во время поездки на передовую.

— Кирпоносу доложи сразу до мелочей, как вернешься, — посоветовал Бурмистенко, огорченный услышанным, особенно о делах в дивизии Артамонова. — Да, ты еще не знаешь, новый начальник штаба фронта прибыл, генерал-майор Тупиков, военным атташе в Германии был до начала войны. Мы сейчас в горкоме должны встретиться.

Молчавший до сих пор Шамрыло предложил Михееву:

— Поедемте с нами, если в ЦК нет других дел. Как член штаба обороны города приглашаю вас на очень важное совещание. Будем тщательно согласовывать план защиты города с общим планом обороны киевского плацдарма войсками Юго-Западного фронта.

На такое совещание Михееву хотелось поехать. Но неотложные дела звали в Бровары, и он помедлил с ответом. Выручил Бурмистенко.