— Что же вы собираетесь делать с этими фотографиями? — спросил наконец Ярунчиков.

— Воспользоваться ими, что же еще, — с бесспорной решимостью ответил Плетнев. — Можно под любым предлогом пригласить Савельеву, чтобы ни одна душа не узнала, и напрямую объясниться с ней.

Лицо Ярунчикова стало настороженным.

— А поручить это дело надо Стышко, — успел все продумать Плетнев, — Василий Макарович давеча моментально переснял «коллекцию». Его работа. Человек он степенный, деликатный и завидно терпеливый. С его обходительностью контакт с Савельевой получится…

— Подождем возвращения Савельевой, там видно будет, — заколебался Ярунчиков и потверже добавил: — За остальными присмотр и присмотр.

…Ярунчиков не сразу позвонил в Москву, прежде поразмышлял: «Ну а если Савельева не враг и не ведает, с кем так близко сошлась? Возможно, Осин всего лишь прощупывает ее перед вербовкой. Зачем тогда ее ждать? Будет потеряно дорогое время… Решиться задержать Осина, когда он поедет в Бровцы и явно нацелится к Хопеку, или попытаться где-нибудь встретиться с ним тоже рискованно и чревато нежелательными последствиями. У него может ничего не оказаться. Брать его надо наверняка, с поличным. И тут пригодится Савельева. Грачев что-то должен раскопать по львовским связям. Но это дальний прицел. Значит, нужна Савельева!»

Разговор Ярунчикова по телефону с начальником управления закончился неожиданным решением: Михеев распорядился прислать со Стышко все материалы по группе «Выдвиженцы» в Москву.

— Пусть вылетает с ближайшим самолетом, — поторопил Анатолий Николаевич и подсказал: — Дайте ему сопровождающего на всякий случай.

Когда Михееву доложили, что Стышко прибыл и ждет в приемной, Анатолий Николаевич рукой показал, чтобы того пригласили, а сам, прохаживаясь по кабинету, продолжал диктовать стенографистке:

— Вокруг особых отделов, обязанных опираться на широкую поддержку командования и личного состава частей, должна царить атмосфера коммунистического доверия.

В дверях появился Василий Макарович. Михеев поздоровался, указал на стул и снова подошел к стенографистке:

— Начальники особых отделов должны информировать о своей работе партийных руководителей, командование, выступать с периодическими докладами перед воинами…

Повидать Анатолия Николаевича Михеева Стышко был чрезвычайно рад. С осени не встречались. А были они давними знакомыми. Василию Макаровичу не столько льстили старые приятельские отношения со своим начальником, сколько нравились в нем простота и человечность, не всегда присущие людям, занимающим столь высокий пост.

Впервые встретились они в тридцать первом году под Днепропетровском, в отдельном саперном батальоне. Стышко остался тогда на сверхсрочную службу — старшиной роты, а двадцатилетний Михеев после окончания Ленинградской военно-инженерной школы прибыл в батальон командиром взвода.

Подтянутый и ладный, Анатолий Михеев скоро завоевал в батальоне уважение своей горячей увлеченностью армейской службой. Семьи тогда у Михеева не было. Поселился он в канцелярии роты, но неудобства вроде бы вовсе не стесняли его. Любил поговорить с людьми, объяснялся басовито и напевно — поморским слогом. Любил спеть под настроение, особенно «Ямщика» и «Стеньку Разина».

Стышко знал, что из Днепропетровска, уже с должности командира саперной роты, Михеев уехал сдавать экзамены в академию. Правда, в тот раз не поступил, но и в батальон не вернулся: его назначили начальником пограншколы в Саратове.

И вдруг неожиданная прошлогодняя встреча в Киеве: Михеев — уже начальник особого отдела округа! Василию Макаровичу, конечно, интересно было узнать, насколько изменился Михеев, сделавший прямо-таки головокружительную карьеру.

Михеев возмужал, стал строже, начальственнее — не то что в двадцать лет. И это было понятно. Анатолий Николаевич к тому времени уже обладал приличным опытом работы в контрразведке на посту начальника особого отдела Орловского военного округа. Перевод Михеева в Киев, на один из самых ответственных участков, надо было расценивать как бесспорное признание даровитости молодого чекиста. В его личном деле хранилась аттестация из Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева, в которой писалось:

Но разве могли в академии предположить, какая совершенно необычная последовательность в прохождении службы ожидает Михеева?..

Наблюдая теперь за Анатолием Николаевичем, Стышко припомнил первое знакомство Михеева с оперативным составом в Киеве. Возникший тогда разговор очень походил по смыслу на то, что сейчас Анатолий Николаевич диктовал стенографистке.

«Среди вас есть старые, заслуженные чекисты, — рассудительно говорил Михеев на той встрече. — Напоминать им о том, для какой надобности была создана Всероссийская Чрезвычайная Комиссия, — нелепо. Я и не собираюсь делать этого. Но использовать в работе поучительное прошлое — необходимо. Почему, к примеру, от чекистов всегда требовался личный авторитет? Нелишне напомнить о том, как партия, заботясь об органах государственной безопасности, вскрывала и решительно устраняла возникавшие недостатки в работе, постоянно борясь за чистоту чекистских рядов. А вот я с горечью должен заявить, что у некоторых наших товарищей в отделе либо нет нужной связи с политотделами, либо отношения неискренние, натянутые. Это явное недомыслие! Как правило, у таких работников неважно обстоят оперативные дела. Досаду вызывает и то, что есть среди нас любители копаться в мелочных недовольствах, в старье чиновных предков и тому подобном, чего нам без нужды и касаться не следует. Как говорит старинная крестьянская поговорка, ежели кобыла неглубоко пашет и в борозде валится, ее нужно выпрягать, потому что на одном кнуте далеко не уедешь. У нас же задача определена четко: ограждать войска от подрывной деятельности врага и помогать командирам, политработникам в повышении боеготовности частей. И мы должны бороться за неуклонное выполнение этой задачи».

Отпустив стенографистку, Михеев раскинул руки, подошел к Василию Макаровичу и по-приятельски обнял его.

— Ну давай, сапер, посмотрим, как вы там дело правите, — взял он из рук Стышко кожаную папку с застежкой-«молнией» и, позвонив по телефону Будникову, попросил того зайти в кабинет.

Фотографии, на которых были сняты Осин с Савельевой, лежали под верхней обложкой дела «Выдвиженцев» и первыми попали Михееву на глаза.

— Это еще что за похабщина? — изумился он, но тут же вспомнил: — Ах да, о них упоминал Ярунчиков.

Василий Макарович пояснил, почему и как появились эти фотографии в деле; не забыл он отметить и подозрение чекистов на то, что снимки сделаны для компрометации женщины, чтобы заставить ее работать на иностранную разведку.

Вошел Будников, степенно кивнул Стышко и хотел было сесть напротив гостя у приставного столика, но Михеев остановил:

— Нет-нет, подсаживайся-ка рядышком, будем, так сказать, в тесном контакте работать.

Поглядывая на Михеева и Будникова, занятых просмотром бумаг по группе «Выдвиженцы», Стышко почему-то вспомнил, как они с Анатолием Николаевичем, служа под Днепропетровском, вдвоем ходили в баню у реки, как хлестко, обжигающе, до багрянца стегали друг друга веником. А потом, возвращаясь из бани в батальон, заходили по пути в буфет, пили чай и лакомились пирожками с повидлом из тыквы — на спор, кто больше съест. Веселое было время…