«Подданные» ее обожали и позволяли Пикси хозяйничать в доме так, как она считала нужным. Одной из первых обязанностей молодой супруги стало привнести в дом новую жизнь. Это желание было в самой тактичной форме доведено до ее сведения. Смерти матери и жены Армана, последовавшие одна за другой, омрачили жизнь всех обитателей особняка. До их кончины в доме ничего не менялось в память об Анри — даже малюсенькая кружевная салфетка на спинке кресла. Пикси, чуткая ко всему окружающему, принялась удалять все напоминания о временах болезни и потерь, не оскорбляя при этом хорошего вкуса прежних хозяек. Тьму сменил свет, а современное пришло на смену устаревшему. В результате титанических усилий Пикси возникло дорогостоящее чудо грации и красоты, вызвавшее слезы облегчения на глазах у Армана.
— Наконец мы сможем вздохнуть спокойно в нашем старом доме, — заявил он.
Уорики и Дюмоны могли себе позволить жить в роскоши. Они входили в число самых богатых семейств штата, хотя и не имели привычки сорить деньгами. Лесозаготовки стали самой большой и доходной отраслью в экономике Техаса. «Универсальный магазин Дюмона» оставался меккой для модников и модниц со всего штата. Позолоченный век[50] в Америке клонился к закату. Настал период беспрецедентного потребительства, вызванного бурным ростом железных дорог, банков, промышленного производства, торговли и новых средств связи, чему способствовали новейшие изобретения и открытие нефти. Хотя Техас, как и весь Юг, оставался чуть в стороне от галопирующего процветания страны в целом, финансовый потенциал штата был просто безграничен. Единственной депрессивной отраслью, с трудом сводящей концы с концами, было сельское хозяйство. Засуха, хлопковый долгоносик, низкие цены на хлопок и непомерные железнодорожные издержки самым негативным образом сказывались на доходах от Сомерсета.
Когда они поженились, Вернон надеялся дать своей жене все, что пожелает ее сердце, хотя Дарла ни о чем просить не собиралась — помимо любви и внимания, которые он с радостью готов был ей дать. Сначала Вернон очень волновался, не зная, как лучше объяснить молодой супруге истинное состояние их финансов. К его удивлению, Дарла с легкостью приняла тот факт, что вышла замуж отнюдь не за богача. «Мы не такие богатые, как прежние Толиверы, но времена меняются, и мы вновь будем на коне», — пообещал он жене.
Пройдет еще несколько лет, на полях Сомерсета соберут богатый урожай, который покроет издержки минувших «худых» лет, и Толиверы вновь разбогатеют. Вернон и его отец не сомневались, что следующий урожай будет обильным. Прошли благоприятные для хлопчатника дожди. Каждый раз, открывая «Полное руководство по выращиванию хлопчатника для фермеров», Вернон и Томас читали о новых применениях, которые находили для хлопка и хлопкового масла. Конкуренция между производителями ослабела, поскольку все больше и больше фермеров переходили на выращивание других сельскохозяйственных культур. Благодаря более эффективному земледелию Вернон и его отец были в состоянии справиться с хлопковым долгоносиком. Благодаря удобрениям хлопчатник рос куда быстрее, чем в прежние времена. Теперь эту культуру высаживали раньше, на менее заболоченной почве и подальше от лесов, которые изобилуют различного рода вредителями. Конгресс начал вводить в действие антимонопольное законодательство, положившее конец железнодорожным монополиям с их непомерными грузовыми тарифами. Это обернулось большим благом для фермеров.
Вернон пообещал жене, что если она наберется терпения, то со временем сможет одеваться в «Универсальном магазине Дюмона» и, само собой разумеется, переберется жить в особняк на Хьюстон-авеню.
Дарла сказала, что не спешит. Хлопая золотистыми ресницами, она притянула мужа к себе и поцеловала. Женщина сказала, что у нее есть все, о чем когда-то она могла только мечтать, — миленький маленький домик, любимый муж и сын.
Вернон едва мог поверить своему счастью. Что за прекрасная женщина рядом с ним! Прошло несколько лет, прежде чем он осознал жгучее желание его жены ни в чем не уступать другим, как бы богаты они ни были. Что касалось красоты, то тут у Дарлы не было конкуренток, а вот стесненные материальные обстоятельства, в которых оказались Толиверы, не были секретом для их друзей, поэтому Дарла старалась произвести наибольшее впечатление на окружающих с теми ограниченными возможностями, которые у нее были, затмевая при этом ни в чем не знающих недостатка Пикси и Беатрису.
То и дело повторяя, что она «выросла в бедности», Дарла поражала всех своей бережливостью. Она, как говорится, умела испечь каравай из крошек. Благодаря своим кулинарным талантам, Дарла умудрялась составлять из самых простых продуктов такие кушанья, что все, даже те, кто мог выставлять у себя самые дорогие яства, только ахали и охали. Ткани молодая женщина покупала на складе в Маршалле, куда Арман и другие торговцы сплавляли остатки прошлогоднего завоза, впоследствии распродаваемого со скидкой. Слыша похвалы в адрес штор на окнах и платьев, которые соперничали по красоте с нарядами самых богатых представительниц местного общества, Дарла никогда не забывала признаться, что «без помощи Исаака Зингера здесь не обошлось». Все наряды шились ее маленькими ручками на швейной машинке.
Домашняя прислуга состояла из двух служанок, одной из которых была Сэсси, дочь Эми. Она помогала Дарле присматривать за Майлзом. Держать дом в идеальной чистоте, так, как требовала от служанок Дарла, было просто невозможно, поэтому, как рассказывала Сэсси матери, «она, как моряк, вынуждена вычерпывать воду из протекающей лодки». Ни один гость, навещавший одноэтажный, обшитый белыми досками домик, который снимал для своей семьи Вернон Толивер, не мог сдержать своего восторга по поводу чистоты, порядка, мира и гармонии, царящих там.
Вернона несколько удивляла одержимость жены тем, чтобы быть (или казаться) не хуже, а лучше своих богатых подруг. Прежде никто из трех семейств Толиверов, Дюмонов и Уориков не пытался пустить друг другу пыль в глаза. Уровень достатка не имел никакого отношения к их многолетней дружбе. Вернон радовался тому, что жены Джереми Третьего и Абеля уважительно относятся к их дружбе и не отличаются особой претенциозностью.
Вернон приписывал чрезмерное усердие Дарлы ее желанию вызвать в нем чувство гордости. Жена не хочет, чтобы он когда-либо пожалел о том, что не женился на ком-либо побогаче. Вернон уверял ее днем и ночью, что лучше жены на свете быть не может. Ни одна женщина, ходящая по земле, не могла бы до такой степени воодушевлять мужчину. Он чувствует себя среди друзей и в обществе королем.
Впрочем, Вернон видел на горизонте две тучи, грозящие омрачить его домашнее счастье. Несмотря на все их старания, Дарла пока не забеременела снова (хотя то же относилось и к Пикси с Беатрисой), что невольно наводило Вернона на мысль о «проклятии Толиверов», каким бы смехотворным это ни казалось. Второй мрачной тучей висело над ним разочарование в сыне. Майлзу уже исполнилось четыре года. В его возрасте Вернон с радостью проводил дни напролет с отцом на землях Сомерсета. Он любил, когда работники на плантации с ним панькаются, обожал есть арбузы прямо с баштана, ухаживать за животными и играть с негритятами. Но больше всего маленький Вернон любил ездить со своим отцом в поля. Так же было и у его отца с дедом. Приезды же на плантацию Майлза кончались слезами и детской истерикой спустя несколько минут после того, как Вернон снимал сына с фургона. Каждая попытка уговорить его немного расслабиться и повеселиться вызывала водопад жалоб и слез. Майлз не любил сидеть в седле. Лошади его пугали. Кожа натирала ему ноги. Дети работников казались ему слишком грубыми. От свиней и коз воняло. Солнце палило. Мухи и комары донимали. Майлз вечно был голоден, хотел пить и волновался. Он то и дело просился домой.
— Ребенок просто слишком мал, чтобы относиться к плантации так, как относишься к ней ты, Вернон, — говорила мужу Дарла. — Дай ему время.
У Вернона, впрочем, имелось неприятное предчувствие, не вполне обоснованное, как он сам себя убеждал, что любовь мальчика к земле, которую так любит его отец, со временем не появится. Дарла равнодушно относилась к ежедневной работе и заведенным порядкам на плантации, которую Сайлас Толивер вырвал у дикой природы, а его сын Томас сберег такой большой ценой. Жена выслушивала с вежливостью, но без особого интереса, его рассказы о трудовых буднях на плантации, о событиях, от которых зависело их благополучие. Вернон подозревал, что Майлз в этом отношении пойдет по стопам Дарлы. Что станет с Сомерсетом, если его сын и единственный наследник не захочет пойти по стопам отца?