О сюжете пожертвованной в богадельню картины можно судить по второй работе Бабаева, принадлежавшей, вероятно, самому Скобелеву. В начале XX в. она оказалась в рязанском имении Скобелевых и после революции, в 1921 г., поступила в Рязанский областной художественный музей[126]. На картине, которая, до сегодняшнего дня экспонируется в залах музея, изображен лежащий на соломе в темном помещении умирающий солдат, перед которым, преклонив колено, стоит его товарищ. Одной рукой он совершает Крестное знамение, а другой принимает у находящегося при смерти спасенное им полотнище. В этом сюжете легко угадываются исторические персонажи: Старичков и Чайка (Чуйка). Более того, в «Памятной книжке для нижних чинов» есть слова, иллюстрацией к которым может выступить представленный на картине сюжет: «Он (Старичков. – В. Б.) позвал к себе бывшего с ним в плену Бутырского полка рядового Чайку; передав ему знамя, именем Бога заклинал сберечь оное до возвращения в полк»[127]. Кроме того, художник достаточно точно воспроизвел на картине форму времен Александра I. Особенно хорошо показан мундир принимающего знамя солдата: двубортный с разрезным воротником, имеющий красноватые обшлага, темно–зеленые с красноватой выпушкой клапаны обшлагов и воротник. Все это позволяет высказать предположение, что Бабаев писал картину, имея в виду именно подвиг Старичкова в Аустерлицком сражении, и не случайно современники безоговорочно связали с ним изображенного на полотне умирающего солдата.

Вместе с тем, следует заметить, что Бабаев, хотя и создал хорошо узнаваемый художественный образ, все же допустил ряд неточностей в деталях. Так, цвет воротника и обшлагов изображенного на картине мундира не соответствовал Бутырскому полку, в котором они в 1805 г. были светло–малиновые[128]. Кроме того, на картине показано знамя образца 1803 г. (видны вензеля Александра I в углах, поднятое крыло двуглавого орла, перун и молнии) с темного цвета крестом и розоватыми углами. Не говоря уже о том, что в Аустерлицком сражении Старичков спасал «цветное» знамя образца 1797 г., следует заметить, что показанной Бабаевым расцветки знамени образца 1803 г. в русской армии никогда не существовало[129]. Как видно, пренебрежение к «мелким» деталям было характерно не только для официального описания подвига Старичкова, изложенного в «Памятной книжке для нижних чинов», но и для представителя исторической живописи, запечатлевшего этот подвиг на картине.

С отмеченной вниманием Николая I картины Бабаева, иллюстрирующей кульминационный момент подвига Старичкова, во второй половине XIX в. делались многочисленные копии. В первую очередь они поступали в полки и учреждения военного ведомства, где героический поступок Старичкова играл важную роль в воспитании солдат российской армии. Так, в 1848 г. копия с помещенной в Чесменскую военную богадельню картины была препровождена в Азовский пехотный полк. Тогда было принято решение в день полкового праздника «служить о покойном Старичкове панихиду, а картину хранить на стене в первом покое полкового лазарета, на тот конец, чтобы она, сохраняя в полку навсегда воспоминание о Старичкове, доказывала солдатам, что доблестные их подвиги чтятся и за пределами здешней жизни»[130].

Созданные по картине Бабаева изображения были распространены и в Калуге. Например, «маленькая литография» с изображением подвига Старичкова висела в зале мещанского управления. Картина под названием «Спасение знамени» находилась в казарме 2–й гренадерской артиллерийской бригады, квартировавшей с 1878 по 1892 гг. в Калуге[131]. Два литографированных рисунка с картины Бабаева в конце XIX в. были переданы потомками Старичкова в музей при Калужской ученой архивной комиссии как «портрет Старичкова»[132].

В период русско–турецкой войны 1877–1878 гг. для поощрения нижних чинов использовали платки–памятки. На них в центре изображалась схема разборки винтовки Бердана №2, по сторонам – выдержки из устава, а по углам – описания наиболее значимых подвигов нижних чинов. В числе них был подвиг унтер–офицера Старичкова, проиллюстрированный рисунком с картины Бабаева. Эти платки производились по заказу военного ведомства в Москве, на мануфактуре Данилова[133]. Аналогичные платки использовались и в период Первой мировой войны.

В 1910 г. по заказу Азовского полка была выполнена, по сюжету картины Бабаева, скульптура. Она являлась частью памятного знака к 200–летнему юбилею лейб–гвардии Кексгольмского полка, для формирования которого при Петре I была взята одна гренадерская рота Азовского полка. Отлитые фигуры Старичкова и Чуйки были установлены на мраморном постаменте, имеющем внизу крестообразное основание. На сторонах этих крестов расположены отлитые львы в окружении знамен и пушек. По сторонам постамента сделана надпись: «Императору и Родине Азовцы. В 200–летний юбилей доблестной службы лейб–гвардии Кексгольмского полка»[134].

Последним в дореволюционное время актом, направленным на сохранение памяти о подвиге Старичкова, стал высочайший приказ от 25 февраля 1906 г., которым он был навечно зачислен в списки 45–го пехотного Азовского генерал–фельдмаршала гр. Головина полка[135].

Как видно, подвиг Старичкова занимал одно из центральных мест в системе воспитания солдат российской армии в духе беззаветного служения престолу и Отечеству. Легендарный образ героя, пример которого должен был вдохновлять войска, окончательно сложился в 1830–1840–х гг. Он базировался на описании подвига из «Памятной книжки для нижних чинов» и созданной художником Бабаевым картине. Ее сюжет пользовался большой популярностью и неоднократно воспроизводился в картинах, рисунках, литографиях и даже в скульптуре. Все это обеспечило имени Старичкова широкую известность в военной среде. Особенно бережно память о нем хранилась в Азовском полку. При этом следует отметить, что получивший распространение образ героя не был исторически точным, так как основывался на художественной интерпретации газетных статей 1806 г.

Новый шаг по увековечиванию в Калуге памяти о подвиге Старичкова был связан с передачей городу боевого знамени Азовского мушкетерского полка. Инициатором этой акции выступил ветеран Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813–1814 гг., Миркович[136]. После отставки, последовавшей в 1854 г., он жил в Калуге на улице, где стоял дом Старичкова[137]. 11 апреля 1866г. в письме на имя городского головы Н. А. Мешкова Миркович писал: «Дорогое нам, жителям Калуги, спасенное Старичковым знамя, мне удалось отыскать, в последнюю мою поездку в Санкт–Петербург, в тамошнем арсенале, где оно хранится под № 160». При этом он предлагал городскому обществу «для увековечивания славного подвига Старичкова видимым знаком, который питал бы в душах калужан священную искру любви к Отечеству и геройской доблести», ходатайствовать перед императором о передаче знамени на вечное хранение в калужский Троицкий кафедральный собор. Кроме того, Миркович считал необходимым переименовать улицу, где находился дом–памятник, из Фурсовой (прежде бывшей Токаревской) в Старичкову и возобновить на доме сорванную бурей памятную доску[138].

Городское общество, рассмотрев предложения Мирковича, приняло их и рекомендовало Думе ходатайствовать перед начальством об осуществлении этих мероприятий. Кроме того, было решено за счет города не только возобновить памятную доску, но и исправить находившиеся при доме обветшавшие от времени постройки. Для этих целей планировалось употребить материал из городского бора, а из доходов города истратить до 400 рублей. По этому вопросу Думой было сделано особое распоряжение, которым выделенную на ремонт сумму включили в смету городских расходов на 1867г. В этом году, после утверждения сметы, и было запланировано приступить к ремонту дома Старичкова[139]. 3 июня 1866 г. калужский губернатор получил рапорт, в котором Дума сообщала о своем решении. Она обращалась к нему с просьбой дать разрешение на переименование улицы и возбудить ходатайство о передаче Калуге обнаруженного Мирковичем знамени[140].