— Плавать в таком состоянии нельзя! — заговорил наконец Крастелев. — Но все-таки что-нибудь сделаем.

Нашли выход. Из поврежденной междубортной цистерны стали расходовать топливо в первую очередь, чтобы быстрее ее освободить. А швы цистерны четвертого отсека зачеканили. Выручили золотые руки коммунистов старшины мотористов Андреева и старшины электриков Гиренко.

21 февраля заняли отведенную нам позицию. Нашим предшественником здесь была подводная лодка С-13, которой командовал капитан 3 ранга А. И. Маринеско. Видно, крепко он здесь насолил немцам. Двое суток подряд нашу лодку без конца преследовали противолодочные корабли и авиация противника. Стоило только нам попробовать поднять перископ, как нас тут же загоняли на глубину и нещадно бомбили. Прямо хоть покидай позицию. Уж мы и соляровые цистерны проверяли — нет ли маслянистого следа за лодкой, и клапаны воздуха высокого давления — не тянется ли за нами дорожка из воздушных пузырьков. Все было в порядке. Секрет был в другом: мы расплачивались за те неприятности, которые Маринеско причинил врагу в этом районе.

Ясно, после таких потерь немецкое командование неистовствовало. Вот почему нам тут не давали, что называется, носа высунуть из воды. К счастью, разыгравшийся шторм разогнал мелкие противолодочные корабли по базам, и мы вздохнули несколько свободнее.

От шторма и нам досталось. Ударом волны заклинило носовые горизонтальные рули. Крастелев предложил послать людей отремонтировать рули. Командир отделения электриков Васин и командир отделения рулевых Солодов полезли в носовую надстройку. Едва они спустились в люк, как вахтенный командир Закаржевский доложил:

— Слева по носу два миноносца. Следуют на нас!

Командую:

— Всем вниз!

Силуэты миноносцев уже отчетливо видны. Надо немедленно уходить под воду. Но я не могу подать нужную команду. Не могу я губить этих самоотверженных ребят, работающих сейчас в тесной, заливаемой водой надстройке.

Миноносцы все ближе.

— Скорее, скорее! — торопит старпом ребят.

Наконец мы слышим шуршание резиновых комбинезонов. Васин и Солодов кубарем катятся вниз по трапу. Лодка скрывается в волнах буквально перед носом миноносцев. Переменными курсами удираем от них. Взрывы глубинных бомб скоро остаются в стороне.

Шторм продолжался двое суток. На невысокий корпус лодки обрушивались тяжелые волны. Они перекатывались по палубе, ударялись о рубку и рассыпались веером жгучих брызг. Руки сигнальщиков коченели от мороза, лица деревенели. Вся одежда верхних вахтенных быстро намокала, обмерзала и становилась твердой, словно жесть. Ледяной ветер пронизывал до самых костей. Но наблюдатели за горизонтом Гусаров, Солодов и Шведенко, поочередно сменяясь, бдительно несли вахту. Четко исполняли свои обязанности, несмотря на сильную качку, и вахтенные у дизелей, в центральном посту, в радиорубке, во всех отсеках. И только гидроакустики — командир отделения Михаил Козловский и его подчиненный Октябрь Плотников — ходили в «безработных»: в такой сильный шторм они не могли выслушивать море, потому что все шумы забивались ударами волн. Оттого и был старшина угрюмый, недовольный собой и заставлял молодого акустика до блеска начищать и без того сверкающую аппаратуру.

Ночные плавания очень утомляли верхнюю вахту. Тем более что в нашем районе даже в шторм рыскали большие противолодочные корабли. Внутри лодки тоже мало кто из свободных смен ложился спать. Очень уж часто приходилось вскакивать с коек по сигналу боевой тревоги и бежать на свой боевой пост.

— Хватит мучиться, — говорю вахтенному офицеру лейтенанту Бузину. — Будем погружаться.

Когда глубиномер показал тридцать пять метров, качка прекратилась. Люди, спустившиеся с ходового мостика, выжимали мокрую одежду, чистились, мылись.

Перед тем как лечь отдохнуть, прошелся по кораблю. В дизельном отсеке был абсолютный порядок, кругом чистота, светло и тепло, обстановка располагала ко сну, но люди не спали, выглядели бодро. У нас шутили: мичман Андреев так гоняет своих подчиненных, что им некогда даже думать о морской болезни.

Наконец шторм утих. Ночь на 24 февраля выдалась тихая, звездная. Спокойно и ровно дышало море. Невысокие волны лениво бились о борт.

В боевой рубке, освещенной густым синим светом, как обычно в надводном положении, собралось несколько курильщиков. Вообще курильщикам на подводной лодке живется худо. В отсеках курить строжайше запрещено, да это и в голову никому не придет. Курим только тогда, когда лодка всплывает, по очереди в боевой рубке. По существу, не более одного-двух раз в сутки. Многие из подводников, уходя в боевой поход, публично объявляли о том, что бросают курить, и даже демонстративно не брали с собой папирос. Как правило, надолго их не хватало, и уже через неделю они начинали, как говорится, «стрелять», подвергаясь при этом беззлобным насмешкам.

Прикинув наше положение по путевой карте, я направился на мостик. Задержался в рубке, чтобы глаза привыкли к темноте.

Я уже находился на мостике, когда радисты приняли радиограмму о движении конвоя противника. Мы тут же взяли курс в указанный район. По расчетам, встреча с конвоем должна была произойти в полночь неподалеку от осевого буя, у которого сходились пути судов из основных баз противника в Либаве и Померанской бухте.

Через некоторое время авиаразведка сообщила уточненные данные о движении конвоя.

На мостике воцарилась тишина. Вахтенные напряженно вглядывались в ночную тьму. Все знали — враг где-то недалеко.

На мостик поднялся старшина радистов.

— Товарищ командир, недалеко от лодки слышны какие-то переговоры на ультракоротких волнах.

Мы остановили дизели, и я приказал Козловскому внимательно прослушать горизонт.

— На курсовом тридцать градусов правого борта шум винтов, — доложил через несколько минут акустик.

Проложили курс на сближение с кораблями, а через пятнадцать минут наблюдатель за горизонтом матрос Гусаров обнаружил медленно приближавшийся к нам двухтрубный транспорт водоизмещением восемь-девять тысяч тонн. Он шел в охранении миноносцев и нескольких сторожевиков.

Наконец-то К-52 встретилась с противником, который, судя по всему, еще не подозревал о нашем присутствии. Но мы знаем, что обнаружить нас могут в любую минуту. На кораблях теперь появились гидролокационные и радиолокационные приборы.

Чтобы обеспечить внезапность, я повел лодку в атаку на большой скорости, с темной части горизонта. Подал сразу две команды:

— Три носовых торпедных аппарата, товсь!

— Приготовиться к погружению! — (В памяти еще свежа авария при срочном погружении).

Через несколько минут последовал залп. Торпеды пошли к цели. Все наше внимание сосредоточилось на вражеских кораблях. Скоро ли последует взрыв?

В такие минуты всегда кажется, что стрелка секундомера очень уж медленно совершает свой круг по светящемуся циферблату: тридцать секунд, сорок, пятьдесят, шестьдесят... Неужели промазали?

— Право на борт. Приготовить кормовые торпедные аппараты. Идем в повторную атаку.

Но на семидесятой секунде раздался оглушительный взрыв — торпеда попала в транспорт. А через пять секунд еще один взрыв — со стороны сторожевого корабля. Два огненных языка, словно два гигантских факела, взметнулись к ночному небу, поднялись выше корабельных мачт, осветили большой участок моря. Повторная атака не потребовалась.

Мы несколько секунд наблюдали, как тонут вражеские корабли, затем погрузились.

Преследование началось минут через пятнадцать. Первые бомбы взорвались где-то за кормой. Но вскоре два сторожевика обогнали нас и застопорили ход. Они, видимо, прослушивали шум винтов лодки.

Мы сделали крутой поворот влево так, чтобы преследователи оказались у нас за кормой. Это удалось. Минуты через две шум их винтов стал удаляться, взрывы бомб слышались уже на большом от нас расстоянии. А еще через десять минут акустик доложил, что горизонт чист. Сторожевики совсем потеряли лодку.