5

Тот, кому пришлось издали наблюдать за Кхесанью в эти напряженные месяцы весны, не мог забыть стоявшей над полем боя сплошной пелены тумана, сквозь которую прорывались грохот наших орудий и взрывы вражеских бомб.

Ливни небывалой силы к февралю стали постепенно стихать, но последние, запоздалые дожди торопились пролиться над джунглями к западу от Кхесани. В результате земля, небо, траншеи и опорные пункты противника на целую неделю оказались упрятанными под гигантский купол, сплетенный из водяных струй.

Едва кончились дожди, как всю долину окутал туман. Лишь изредка в просветах проглядывала небесная синь, туман обычно немного рассеивался лишь к полудню, а в три-четыре часа дня Такон и боевые позиции с рядами проволочных заграждений, дорога № 9 и окрестные леса вновь пропадали под рыхлым одеялом белесой влаги. То плотный, как молоко, то стремительно несущийся клочьями, обдававшими лицо холодным, колючим, как иней, дыханием, то оседавший облаками на вершинах холмов, туман, озаряемый огненными вспышками, приобретал зловеще-красноватый оттенок, и на этом фоне темнели обуглившиеся стволы кофейных деревьев со срезанными снарядами верхушками да фигурки бойцов, редкими группами передвигавшиеся вдоль траншей. Безбрежный океан мглы заполнил весь западный край, включая и долину Кхесань.

Прошло уже почти два месяца с тех пор, как 5-й полк принимал участие в операции. За это время у Киня среди бойцов появилось много закадычных друзей. Нельзя сказать, что у него была какая-то необыкновенная способность быстро сходиться с людьми, просто он был славным, внушающим доверие человеком и хорошим товарищем. Кинь был уже далеко не молод, однако обладал юношеской горячностью и постоянно стремился быть в гуще людей. У него всегда находилось, о чем поговорить с бойцами; он умел внимательно слушать, умел вовремя дружески пожурить или, наоборот, похвалить, и все это он делал с огоньком, от чистого сердца. Едва он появлялся среди бойцов, как они усаживались в кружок, и на замполита устремлялись десятки пар внимательных глаз. А он начинал объяснять стоявшие перед ними задачи, разбирал по косточкам действия того или иного подразделения или рассказывал о подвигах солдат на фронте и самоотверженном труде в тылу. Одним словом, солдаты многое могли почерпнуть для себя из этих бесед.

В начале февраля перед 5-м полком поставили новую, очень серьезную задачу: ему предстояло сменить часть сил соседней дивизии, действовавшей в северо-западном и восточном направлении от Такона. Занимаемые им позиции на юге и юго-западе по-прежнему сохраняли важное значение.

Рано утром Кинь, начальник штаба и еще два офицера собрались на совещание у командира полка Няна, чтобы обсудить создавшуюся обстановку.

На обшитых досками стенах и потолке просторного, надежного командирского блиндажа еще виднелись непросохшие грязно-желтые потеки воды, попавшей в щели во время недавнего ливня. На полках вдоль стен громоздились вещмешки и мотки телефонного кабеля. Здесь же лежали пистолеты, парашютная ткань, трофейные штандарты с изображением зверей. В глубине блиндажа у телефонных аппаратов дежурили связисты.

Желтый огонек коптилки, сделанной из консервной банки, освещал спокойное лицо Киня. Замполит устроился на груде парашютного шелка, не выпуская из рук маленькой трубки, которую он смастерил из бензопровода американского самолета. Позади Киня стоял санинструктор и промывал ему рану на предплечье. Кинь получил ранение совершенно неожиданно. Сколько раз до этого он поднимался на ключевую высоту полкового участка обороны! Бывало, бомбы рвались совсем неподалеку, но все всегда кончалось благополучно. А несколько дней назад он шел утром с полотенцем к ручью и на минутку задержался у КП, чтобы поговорить с бойцами, возвращавшимися после рытья подкопа. В этот момент поблизости разорвалась бомба, и осколок величиной с палец вонзился Киню в плечо.

- Вам не больно? - спросил санинструктор, наклонившись к Киню.

Кинь что- то пробормотал, искоса глянув на обнаженное плечо, и продолжал сосредоточенно обдумывать план предстоящих в ближайшие дни боевых действий. Они с Няном уже обговорили все детали, но теперь предстояло доложить план начальству. Кинь внимательно прислушивался к разговору, который вел по телефону командир колка с Лыонгом.

Весь вчерашний день Нян провел на совещании в дивизии и вернулся в часть вместе со связным только к часу ночи. Опершись о край стола, сбитого из двух снарядных ящиков, Нян морщил лоб, то и дело стучал пальцем по трубке: связь все время прерывалась.

В короткие минуты затишья голос Лыонга на том конце провода слышался довольно ясно, но потом опять тонул в шуме помех и грохоте взрывов.

- По каким участкам вели ночью огонь наши артиллеристы? - спокойным тоном задавал вопрос за вопросом Нян.

- По тем же объектам связи и по северо-восточному участку аэродрома, - донесся наконец ответ Лыонга. - Там все горит. Разве вам оттуда не видно?

- Ничего не видно, слишком густой туман!

Сообщение Лыонга о работе его разведгруппы, по-видимому, успокоило Няна. Он провел ладонью по заросшему щетиной подбородку и на мгновение задумался.

- Лыонг, - сказал он, - обратите внимание вот еще на что: артполку «Кау», ведущему огонь по Такону, теперь вменяется в обязанность непосредственно поддерживать пехоту. Они будут вести огонь и самостоятельно, и по нашим указаниям… Где сейчас их разведчики?

- Находятся на высоте 475.

- На каком участке?

- На участке «Б». Как я уже докладывал, он самый незащищенный.

- Ваша группа должна установить с ними самую тесную связь. Это дело первостепенной важности! Как ты считаешь, если подбросим тебе еще один телефонный аппарат, можно протянуть связь от твоего НП к участку «Б»?

- Протянуть-то нетрудно, - отвечал Лыонг. - Сложнее будет обеспечивать связь: пространство между мной и высотой 475 сильно простреливается. Высылайте аппарат и кабель!

Нян перешел к другому телефону. Возле него клевал носом связист, но, когда подошел Нян, он вскочил и подал ему аппарат.

На том конце провода раздался неторопливый хрипловатый голос командира 3-го батальона Выонга. Нян зажег давно потухшую трубку и сунул ее в рот.

- Это ты, Выонг? - спросил Нян, но в этот момент фитиль стоявшей на снарядном ящике коптилки провалился внутрь консервной банки и, вспыхнув в последний раз, погас. В блиндаже воцарилась кромешная тьма. Полоска подернутого туманом неба, белевшая над приоткрытой дверью, сделалась вдруг ярко-красной, перекрытия блиндажа заходили ходуном.

Сегодня это была первая бомбежка, которую вели Б-52. Кинь, казалось, не обращал никакого внимания на оглушительные взрывы и продолжал сидеть молча. Санинструктор перевязал его и помог натянуть гимнастерку. Снаружи донесся голос начальника штаба:

- Бомбят Выонга! Хотя нет, немного восточнее!

Кинь повернулся к двери - перед блиндажом кружились листья, освещенные зловещим заревом. Он набил трубку табаком, поднес спичку. Огонек запрыгал в ладонях. Кинь поплотнее сжал руки, чтобы не дать ему погаснуть, долго и пристально смотрел на пламя. Затем, повернувшись к столу, он на ощупь нашел лампу и зажег ее. Блиндаж осветился, струйка едкого дыма поплыла к потолку. Кинь встал, не торопясь, застегнул гимнастерку и, обратившись к Няну, сказал:

- Иди-ка отдохни немного. А с Выонгом я поговорю, узнаю, как там у них.

Телефонная линия бездействовала всего лишь несколько минут. Нян передал трубку Киню, а сам, заложив руки за спину, принялся расхаживать по блиндажу, видимо все же решив послушать беседу замполита с Выонгом, чтобы самому быть в курсе дела.

- …Вы помните указания Няна на вчерашнем совещании? - спрашивал Кинь.

- Разрешите доложить, товарищ замполит, мы не из тех, кто боится умереть! - В тишине блиндажа слова Выонга, сказанные им на том конце провода спокойным, уверенным тоном, прозвучали неожиданно громко и отчетливо.