- Ну, а что же дальше-то было?

- Выходит, море тебе больше нравилось, чем ученица?…

- А я, - сказал Лы, - помню, читал в одной книге такую фразу: «Ныокмам - это кровь морская!…»

* * *

Они находились здесь уже почти целую неделю. Начиналась весна, но в горах все еще шли затяжные дожди. Как-то вечером Лы и Дан вместе с Каном спустились вниз. Там, под самой наблюдательной вышкой, была вырыта землянка, в которой готовили пищу. Прорвавшийся ручей разрушил землянку, и ее надо было поправить.

Дан поправлял деревянные крепления свода землянки, заполненной жидкой грязью. Разбушевавшийся поток принес сюда и прошлогодние листья. Кан и Лы заново прокладывали дымоход. Все трое трудились не покладая рук. Скоро стало совсем темно.

Дан вдруг почувствовал, что у него вот-вот начнется очередной приступ малярии, но не подал виду и продолжал, как всегда, балагурить. На этот раз главной своей темой он избрал способы приготовления пищи на рыбачьих джонках в открытом море. Дан настолько увлекательно говорил, что даже добросовестный Кан несколько раз прерывал работу, чтобы лучше слышать. Малярия упорно преследовала Дана. Когда они пришли сюда, в эти высокие горы, Дан был, что называется, кровь с молоком, но после первых же нескольких приступов щеки его ввалились, резко обозначились заострившиеся скулы.

Землянку наконец поправили. Дан вернулся наверх, на вышку НП, а Кан и Лы остались ночевать внизу.

На рассвете они проснулись и стали готовить пищу. Небо было еще совсем темным. Со стороны Лаоса изредка доносилось пение петухов, где-то уныло свистела какая-то птица, да раздавались время от времени странные настораживающие звуки: «ток… ток…» Лы выглянул наружу - по ту сторону ручья чернели горы, едва виднелись росшие на берегу белокорые санги.

- Эта гора наша или лаосская? - спросил Лы, показывая Кану на вершину прямо перед ними.

- Не знаю, может, и наша.

- Кан, я слышал, что травы на границе клонятся в сторону той страны, на земле которой они растут. Это правда? - Лы обращался к Кану на «вы», так как тот, по его мнению, был намного старше и опытнее.

Кан посветил карманным фонариком и попробовал приготовленную из листьев лота похлебку:

- Ну и солона! Ты, парень, совсем соль не бережешь. Сразу видно, не знаешь ей цену. Кто тебе сказал про травы? - Кан рассмеялся. - Небось хочешь записать в свою книжечку про такую диковинку?

- Не сидеть же нам так до самого рассвета! Расскажите что-нибудь, Кан!

- Я говорить не мастер…

- Расскажите о доме.

- Если ты и это собираешься заносить в свою книжицу, то не стану!

- Сколько вам в этом году исполнилось?

- Догадайся!

- Двадцать четыре - двадцать пять?

- Может, больше, а может, меньше!

- Не понимаю, как это?

- Бабки в деревне по-разному говорят, а родители мои умерли, когда я совсем еще несмышленышем был.

- Вы давно в партии?

- Дома еще вступил.

- Кан, как вы думаете, какой я?

- Хороший!

- А почему один парень, обращаясь к вам, называл вас Катом?

- Это мое настоящее имя, так меня дома звали. А когда в армию пошел, опечатка, видно, в списках была, вот и стали звать Каном.

- Почему же вы не сказали, что это ошибка?

- Зачем? Кат или Кан - какая разница, все равно я - это я.

- А правда, что вы раньше в пагоде жили?

- Вот чертенок! Ты что, анкету на меня заполняешь, что ли?

- Я слышал, жизнь у вас была не из легких.

- Кто тебе сказал?

- Сам догадался! У меня вот в жизни ничего интересного не было… В детстве рос с родителями, потом учился… Думал, что все теперь знаю, а оказалось - не знаю ничего… Здесь, в армии, мне все внове!

- Повезло тебе, что ты учился, еще как повезло! Я страшно завидовал мальчишкам с учебниками. Будь спокоен: если хочешь, обязательно всему научишься. Вообще, раз уж ты родился человеком, значит, должен все уметь и знать. В лодку садишься - должен уметь грести; на дорогу выходишь - должен знать, куда она приведет; трудности встретишь - умей с ними справиться; американца встретишь - моментально определи расстояние между ним и собой и какое у него оружие… И все это делай не мешкая, без паники, тогда и бояться будет нечего. Я по опыту знаю, те, кто поддается панике и больше всего дрожит за свою шкуру, скорее погибают!…

Пока Лы и Кан коротали в землянке время, дожидаясь рассвета, противник высадил десант на лаосский склон хребта. Десант - несколько партий - доставили вертолетами, выбрав место для посадки в расселине между скал и подлетев к ней на предельно низкой высоте. Вот почему с вершины горы звук винтов не был слышен. Однако Кан, будто почувствовав что-то, вдруг приложил ухо к земле, прислушался и тут же вскочил.

- Вертолеты! Слышен шум винтов, летят очень низко!

- Десант высадить хотят?

- Уже высадили! Думаю, на той стороне склона!

- Пошли проверим?

- Возвращайся к нашим!…

Лы, забрав котелки с рисом и бидон с похлебкой из листьев лота, поспешил на НП. Едва он ушел, Кан схватил автомат и, пригнувшись, побежал вперед, туда, где, как он подозревал, высадился десант. На ходу Кан снял автомат с предохранителя. Примерно через полчаса он был уже на месте и спрятался в густом кустарнике. Сюда из-за белокорых санг долетал даже запах табачного дыма. Напрягая зрение, Кан заметил в темноте несколько передвигавшихся фигур. Он решил открыть огонь и тем самым подать знак ребятам на НП. В ответ на его стрельбу из-за деревьев тут же раздалась пулеметная очередь. «Так, - думал, прижимаясь к земле, Кан. - Так, заставил я вас открыть рот!» Двигаясь короткими перебежками к лесу, он задел за что-то мягкое. Оказалось - рука сидящего человека. Вспышка сигареты на мгновение осветила лицо под широкой каской, сонные, удивленные глаза. Потом раздалось невнятное бормотание. Кан моментально оценил всю серьезность ситуации: десант состоял из одних американских солдат. Кан присмотрелся: железных касок вокруг было видимо-невидимо. Американец, которого он только что неосторожно задел, поднялся на ноги, за спиной у него болтался вещмешок, похожий на холщовую котомку. Кан, призвав на помощь все свое самообладание, прижал автомат к животу, быстро опустился на землю и, сонно всхрапнув, притворился спящим. Американец посмотрел на неясную темную фигуру, с сонным видом оглянулся вокруг, нахлобучил поплотнее каску и, зажав ногами автомат, а руками прижимая к груди подсумок, привалился спиной к стволу дерева. Склонив голову набок, он снова заснул.

Кан, боясь пошевельнуться, сидел среди американского десанта. Сон на рассвете был самым сладким. Все крепко спали, и многие не услышали даже только что прозвучавших коротких выстрелов. Пахло сигаретами и потом. Слева, совсем близко от Кана, сидел солдат, от которого сильно разило потом. Обняв обеими руками вещмешок на коленях, американец спал, широко раскрыв рот. Сзади тоже раздавалось негромкое похрапывание. Мушка чьего-то автомата с клацаньем задела за ствол автомата Кана, и Кан поспешно отстранился. «Видать, устали сильно. На рассвете, наверное, должны собраться все вместе, - думал Кан. - Здесь их примерно около роты. У каждого - скорострельные автоматы, ножи и гранаты. У меня - четыре гранаты, автомат с пятьюдесятью патронами и нож. Что же, обойдемся…» В голове Кана промелькнул четкий план. Теперь все будет зависеть от того, как станут развиваться события. Главное сейчас - немедленно захватить инициативу в свои руки.

Кан еще раз повторил про себя все, что намерен был сейчас предпринять, и, зажав автомат под мышкой, начал потихоньку подниматься…

* * *

Первая очередь, выпущенная Каном, прозвучала как сигнал тревоги. Двое дежурных бойцов разбудили остальных. Все торопливо хватали автоматы и подсумки.

Лы, проглотив немного еще горячего риса, срочно зашифровывал текст сообщения. Кхой, приставив к губам микрофон, поднял глаза к потолку и срывающимся от волнения голосом повторял: