На фоне вечернего неба виднелись веберовские ели, которые Вебер посадил перед входом в клуб. Одно из окон клуба было освещено.

Майор Харкус подошел к зданию. Дежурный по клубу оказался на месте. Увидев командира полка, он вскочил и начал докладывать, но майор остановил его жестом руки.

- Кто так поздно находится в библиотеке? - спросил майор дежурного.

- Библиотекарша, товарищ майор, - ответил дежурный. - Час назад была еще одна женщина из поселка, но она уже ушла.

- А что библиотекарша делает там в такое время?

- Не знаю, товарищ майор. Я слышал, как стрекотала пишущая машинка, шаги слышал. Потом библиотекарша спустилась вниз и принесла мне чашечку черного кофе. Она сказала, что еще немного задержится, а потом запрет библиотеку и передаст мне ключ. Я со своего места никуда не уходил; сейчас в библиотеке народу нет.

- Я сам поднимусь в библиотеку и посмотрю, - проговорил майор.

Унтер- лейтенант Каргер стоял в сторонке, наблюдая за майором, о котором в поселке говорили, что он ухаживает за Кристой Фридрихе. Слухи ходили разные, в том числе и не слишком лестные. Каргеру не нравилось то, что, по сути дела, никто не протестовал против этих слухов: разве что жена Вебера да еще одна учительница из поселковой школы, которая и рассказала жене Каргера о сцене в магазине. А было это так.

Криста вошла в магазин и поздоровалась. Несколько женщин ответили ей. А одна из них тихо, но внятно сказала:

- Вот теперь она правильного жениха себе подцепила, фрау комполка! Быстро у нее это делается: то с одним, то с другим!

Кто- то из женщин засмеялся.

- В воскресенье, когда все были в полку, он забрал ее с собой и подался на охоту.

- Кто знает, что это была за охота?

В этот момент из-за полок с товарами раздался раздраженный женский голос:

- А вас так и распирает от зависти и любопытства! - Слова эти произнесла фрау Вебер. - Лишь бы языками трепать!

- Ну, ну!

- Оставьте их в покое и поговорите лучше о себе.

Фрау Каргер, узнав об этом, сказала мужу:

- В поселке всегда так! Есть люди, которые не знают, куда себя девать от безделья, вот они и сплетничают. Ничего страшного в этом нет. Твоему Харкусу ничего от этих разговоров не сделается…

Каргер посмотрел на освещенное окошко библиотеки, но ничего в нем не увидел.

«Разумеется, Харкуса от этого не убудет», - подумал Каргер, но ему было неприятно, что о его командире ходят такие слухи.

* * *

Подойдя к двери библиотеки, Харкус на миг остановился, а затем вошел, даже не постучав. В комнате горела только настольная лампа, и свет ее падал на пишущую машинку со вставленным листом бумаги. За машинкой, положив голову на стол, безмятежным сном спала Криста, повернув лицо к окну. На спинке стула висел ее жакет. Пахло кофе, возле машинки стояла пустая кофейная чашечка и лежал кусок сахара.

Вспомнив, как он уснул в комнате Кристы, Верт невольно улыбнулся. Несколько секунд он в нерешительности стоял у двери, не зная, что делать. Затем он медленно подошел к Кристе. Увидел на столике конверт, на котором крупным почерком был написан адрес: «Дрезден. Клаус Бютнер». А на листке бумаги, вставленном в машинку, напечатано: «Акт о передаче имущества».

Криста дышала спокойно и ровно. Волосы ее были гладко зачесаны назад и схвачены на затылке красной резинкой.

«Акт о передаче имущества»! Значит, она все-таки уезжает. Через несколько дней ее уже не будет в поселке. И уже никогда не повторится встреча у проходной, не будет больше такой охоты, не будет приглашения зайти к ней домой на чашку чаю или кофе. Берта охватило такое чувство, будто он потерял что-то родное и хорошее, что уже никогда больше не вернется к нему. Еще вчера он почему-то не думал о том, что Криста может уехать и не вернуться. С того времени прошли всего лишь сутки, а столько событий…

Харкус посмотрел на лицо спящей женщины, нежно провел рукой по волосам Кристы и осторожно отвел ладонь. На цыпочках он подошел к двери. Берт не хотел ни будить ее, ни дожидаться, пока она сама проснется. Что он может сказать ей? Что? Она сама все для себя уже решила.

Майор быстро спустился по лестнице и сказал Каргеру:

- Пошли дальше!

Он с такой силой хлопнул дверью, что стекла в ней жалобно задребезжали.

8

Стволы шести гаубиц, замаскированных в кустах, были задраны к небу. Только по ним и можно было догадаться, что здесь находится ОП. Все остальное - щиты, колеса и лафеты - было скрыто листвой и темнотой.

После ужина на позиции царила относительная тишина: где-то рядом раздавались шаги, порой слышались треск валежника да приглушенные голоса людей, тихое покашливание. Но и эти звуки заглушались шумом соснового бора.

Однако Грасе не доверял тишине, считая ее подозрительной. Унтер-вахмистр не верил, что командир полка оставил их батарею в покое.

Грасе повернулся к Цедлеру, который сидел, прислонившись к дереву, и сосал свою незажженную трубку.

Ефрейтор вспомнил, как он провожал Карин, как подарил ей на вокзале фигурку, которую сам вырезал из замысловатого корневища.

- Смотри-ка, такой же худой и длинный человечек, как ты сам! - воскликнула Карин. - Я назову его Верзилой! Это будешь ты!

Он засмеялся и, подав Карин другую фигурку, сказал:

- А ее зовут Карин.

- Неужели я такая толстая?

Сейчас Цедлер тоже что-то вырезал ножиком из куска дерева.

Остальные пять номеров расчета после ужина растянулись в кустах и мгновенно уснули. Для солдата, как известно, каждая минута сна очень дорога: кто знает, что ждет его этой ночью?

Грасе никак не мог заснуть, ему сначала хотелось выяснить обстановку.

- Как ты себя чувствуешь? - спросил он Цедлера. - Сегодня пришлось потрудиться.

- Да. Такое состояние у меня бывало после восьмичасовой смены на стройке.

- На стройке?

- Карин только успевала подавать на своем кране детали.

- Ты с ней там и познакомился?

- Там, только несколько позднее, когда я уже был слесарем.

- Скажи, а что она тебе сказала относительно того, что ты остался в армии еще на год?

- Сказала: «Раз ты решил остаться в этом Еснаке, то оставайся, но уже на должности моего мужа». Сегодня я получил от нее письмо, где она пишет, что скоро снова наведается ко мне.

Грасе невольно вспомнил свою старшую сестру и ее подружку по школе. Вернее, он вспоминал не столько сестру, сколько ее подружку.

Эту девушку Грасе знал уже три года. Звали ее Петра. У нее было овальное лицо, белая кожа. Когда девушка делала себе модную высокую прическу, то даже казалась выше его самого. В отпуске Грасе каждый день встречался с ней. Ему хотелось во всем помогать девушке, хотелось пройтись рядом с ней, взять у нее из рук портфель и нести его, но Грасе только мечтал об этом, сделать же ничего этого он не решался, так как стеснялся своего грубого, как ему казалось, скуластого лица, своих больших, широких рук, которые рядом с маленькими руками девушки выглядели огромными и неуклюжими. Внешне они так резко отличались друг от друга, что Грасе так и не отважился даже предложить ей пройтись вместе, хотя не думать о Петре он не мог.

Цедлер сложил свой перочинный ножик, убрал его в карман.

- Если бы я знал, что нас вот-вот не поднимут, лег бы сейчас и уснул, - сказал он.

- Я тоже, - согласился с ним Грасе. - Подозрительна мне что-то эта тишина.

Так они и сидели рядышком, делясь впечатлениями о прошедшем дне, думали о будущем, вспоминали своих родных, близких.

Неожиданно у них за спиной послышался шум мотора.

- Легковушка, - вымолвил Грасе.

Машина остановилась метрах в двадцати пяти от них, возле КП командира батареи. Хлопнула дверца. Мотор машины, поработав немного вхолостую, скоро затих. Послышались голоса.

Грасе обернулся и увидел, что над картой, расстеленной на радиаторе, склонились несколько офицеров. Кто-то из них осветил карту карманным фонариком.