В некоторых странах во время новолуния в подражание тому, что происходило на небе, повсеместно гасили огни очагов. Когда на третий вечер на небе появлялся молодой лунный серп, возжигали новый огонь. В эти дни запрещалось варить пищу и есть вареное. Одним словом, на дни новолуния в течение тысячелетий было наложено суровое табу.

В этом заключался и противоречивый смысл культа, отмечавшего одновременно и день воздержания, и день творения, день созидательной любви, вообще день любого начинания.

Известно, что фундаменты двух храмов в Иерусалиме были заложены именно в день новолуния^[294].

Если новолуние приходилось на начало или на конец года, то этот день считался одновременно днем созидания в смерти и в крови луны. Смерть, зачатие и рождение слились в единое понятие. Его внешним проявлением было не только молоко, текущее из груди египетской богоматери Исиды, но еще в большей степени ее кровь, та кровь, которая свидетельствовала о том, что богиня была способна породить новую жизнь.

Считалось, что ежемесячные кровотечения женщин таинственным образом соответствуют небесным явлениям, поскольку периоды обращения луны и женского цикла практически совпадают. В этот период женщина считалась табу. Женская кровь свидетельствовала о способности к зачатию и рождению ребенка, то есть к созиданию, и способствовала росту всего живого вообще. Во многих странах этой кровью окропляли поля.

Итак, женская кровь влияет на повышение урожая. Она вытекала из тела богини дерева, которое у египтян служило материалом для изготовления гробов. Ибо жизнь и смерть нераздельны. Еще и сейчас жительницы Египта, желающие иметь детей, стремятся, выполняя домашнюю работу, находиться возле древних гробниц.

Как и сейчас принято у многих отсталых народов, израильские женщины во время месячных очищений, то есть в течение семи дней, жили отдельно и считались неприкосновенными. Нарушителей этого закона карали смертью. По-видимому, позднее этот закон был смягчен и во время исхода израильтян из Египта через пустыню в землю обетованную срок воздержания ограничивался тремя днями. Но все равно женщина, находившаяся в этом состоянии, продолжала оставаться табу. Об этом свидетельствует, например, библейский рассказ о Рахили, жене Иакова, которая спрятала под верблюжье седло украденные у своего отца Лавана изображения идолов и села на них. Лаван, искавший изображения, не осмелился трогать верблюжье седло, так как дочь сказала ему, что она кровоточит. Впоследствии Иаков закопал идолов под священным дубом близ Сихема^[295].

Однако на дни новолуния, приходившиеся на конец или начало года, строгие законы, в первую очередь те, что касались женщин, по старинному обычаю, отменялись. Оно и понятно! В это время небесное древо само олицетворяет закон смерти и рождения: от него отталкивают камень, и его ломают. С периодом летнего солнцестояния на Ниле совпадало время оплодотворения и произрастания. В других странах в это время собирали урожай. Сломать куст, сломать живую изгородь (как делает в немецкой сказке принц, освобождающий принцессу), вообще сломать цветок или собрать урожай во многих странах означает половую связь мужчины и женщины.

В Египте новогодний праздник назывался днем младенца в гнезде. В то же время египтяне верили, что дерево смерти, на котором умирает луна, служит ей брачной постелью, на ней свершается священная свадьба. Ведь смерть дерева одновременно созидает новую жизнь. «Крест стал его [Иисуса] брачной постелью, день его горькой смерти породил тебя к сладкой жизни», — гласит гимн I века н. э. Точно так же христианские представления о деве Марии (священном сосуде, деве, получающей созидательную силу святого духа, которая породила Иисуса Христа) уходят своими корнями к священной свадьбе, связанной с мистериями, а следовательно, и к дереву, на котором Христос не только умирает, но и, как Осирис, созидает новую жизнь, будучи женихом. Теперь его невесты — католические монахини — недвусмысленно называют себя Христовыми невестами, то есть невестами умершего.

Следовательно, крест, распятие — символ не только смерти, но и созидания новой жизни. Именно созидание имели в виду древние египтяне, помещая фаллические изображения мертвого Осириса в храмах и на стенах гробниц. В митраистской религии, которую преследовали и полностью уничтожили христиане, смерть небесного быка на жертвеннике влекла за собой появление жизни и более того — воскресение мертвых.

Это одно. Но есть еще плод, приносимый деревом. По представлениям древних шумеров, луна — это плод, который возникает из самого себя. Золотые яблоки, растущие на дереве жизни в саду Гесперид, о котором рассказывали древние греки, или кокосовый орех отсталых племен современности, населяющих острова Южных морей, так же как бананы и бобы издревле считались изображением луны. Если прежде люди съедали куски мяса растерзанного животного или человека, который, по их культовым представлениям, воплощал луну, то с течением времени и изменением религиозной символики взамен стали употреблять плоды священного дерева. В знак почитания этого дерева не только совершались обряды жертвоприношения и священного соития, но и поедался плод. «Ты отец и мать людей, они живут благодаря твоему дыханию и вкушают плоть твоего тела!» — такая формула существовала уже у древних египтян. Так, из божества в облике животного и человека луна в конце концов превратилась в плод дерева. Впоследствии во время священных празднеств плод небесного древа стали заменять плодами полей и важнейшим из них — хлебом, испеченным из новой муки. Этот хлеб считался священным, как сам плод дерева. Хлеб стал символом плода священного дерева, его съедали во время ритуальных пиршеств, как когда-то торжественно поглощали куски мяса принесенного в жертву лунного животного или воплощения лунного божества — человека. Не случайно в Евангелии в конце повествования о земной жизни Иисуса говорится: «И, когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил, и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите; сие есть тело мое!»^[296].

Но не только небесное древо приносит плоды. Камень или скала также плодоносят, поэтому — что также свидетельствует о непрерывном развитии религиозного мышления — камень тоже может стать хлебом. Это делает понятным смысл слов, сказанных искусителем Христу, который сам был хлебом: «Если ты сын божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами»^[297].

Понятно также, почему поедание плода священного дерева и связь мужчины и женщины под деревом — акт созидания — тесно связаны между собой. Еще и сейчас некоторые формы символики, связанной с полом и пищей, идентичны. Только зная это, можно понять рассказ о рае, где людям было строго запрещено вкушать от плода дерева, росшего в райском саду.

Изучение самых отсталых народов современности — пигмеев бамбути в Центральной Африке — показывает, что и у них есть миф о лунном боге Мугазе — «Отце». Пигмеи верят, что первый человек был зачат и рожден луной, ее огнем и кровью. Человек, говорят они, «дитя луны», и после смерти возвращается к ней, а звезды, сияющие в ночном небе тропиков, — это умершие люди — «лунные дети».

Сначала люди жили в раю, не испытывая нужды и страха перед смертью. Бог луны жил среди них, но они не могли его видеть. Им было запрещено смотреть на небо. Ежедневно одна девушка должна была ставить перед жилищем бога луны горшок с водой и класть дрова (очевидно, все та же тема сосуда и дерева), но видеть его она не могла. Однажды девушка из любопытства спряталась за деревом, но увидела только венец блестящего лунного бога или его руку, украшенную блестящим кольцом (несомненно, серповидной формы), когда бог луны потянулся за сосудом.