Когда Иакову приснилась небесная лестница, под головою его лежал камень. Он сделал этот камень жертвенником и сказал: «Это не что иное как дом божий, это врата небесные»^[266]. И в 118 псалме Ветхого завета сказано: «Вот врата господа; праведные войдут в них»^[267].

Во времена Моисея весь народ увидел облачный столб у входа в скинию, «и вставал весь народ, и поклонялся каждый у входа в шатер свой»^[268]. Священная палатка израильтян, скиния, представляется нам подражанием небесному шатру с колонной и вратами. Пророчества Иезекииля о земных подражаниях небесному святилищу, новому храму, указывают еще на одну исключительно важную роль врат: «Князь пойдет через внешний притвор ворот, и станет у вереи этих ворот… и он у порога ворот поклонится господу… и народ земли будет поклоняться пред господом, при входе в ворота, в субботы и новомесячия»^[269].

Иисус Христос говорит Петру: «И на сем камне я создам церковь мою, и врата ада не одолеют ее. И дам тебе ключи царства небесного»^[270].

Египетский бог Анубис, как об этом гласят надписи на барках-саркофагах, держал в руках ключ к этим воротам, причем уже не символический ключ — лунный серп, а настоящий.

В Риме Янус — двуликий бог — считался одним из важнейших и древнейших божеств, значение которого было уже не совсем ясно в христианскую эпоху даже самим римлянам. Между тем Янус был привратник небесных врат, только он закрывал и открывал их. Янус, неизменно изображавшийся с посохом и ключом в руках и некогда называвшийся первым царем латинян, пришел в римский культ из мрака веков. Он почитался как бог смены времен года, освящавший не только начало года, но начало дня и первый день каждого месяца, и его статуя стояла в воротах так, что он одним лицом был обращен на восток, а другим — на запад. Как творец всего и владыка ворот он являлся покровителем всех дверей и уличных переходов в римских городах. История его главного святилища на форуме в Риме восходит еще к легендарным временам. В храме Януса было двое ворот. Закрывались они только в мирное время, когда не велись военные действия, что за весь период от царя Нумы^[271] до рождения Христа случилось лишь четыре раза. Во время войны ворота были широко открыты, чтобы мимо привратника неба, державшего в руках посох и ключ, беспрепятственно могли проходить полчища умерших, павших в сражениях.

Преемника Януса, принявшего образ человека, капернаумского рыбака Петра («Петр» в переводе означает «скала» или «камень», на арамейском диалекте — «кифа»), также изображали с посохом и ключом, а иногда с рыбой в руке. Но в последнем случае скорее всего подразумевался рыбачий промысел, которым занимался Петр, именовавшийся Симоном, пока он не последовал за своим учителем и мессией. При этом имеются в виду настоящие живые рыбы из земного озера, а не символические золотые рыбы небесного океана. Однако «золотая рыба» (лунный серп) в жизни, смерти и воскресении тесно связана именно со «скалой», «камнем», который поглощает ее у «небесных врат», возле небесного древа.

Тесная связь раннехристианской символики с небесной религией проявляется и в том, что Петр-рыбак одновременно был «камнем», «скалой» и, согласно легенде, мог оживить вяленую рыбу, вернув ее к жизни. Но это не предрассудок; это все та же мысль о скале, действительно каждый день из года в год поглощающей небесную рыбу и вновь дающей ей жизнь.

Итак, Млечный Путь — это не только небесная дорога ко дворцу Зевса, но также, как представляли себе еще со времен Пифагора древние греки, дорога мертвых, по которой души восходят на небо из земного мира. Путь в Валгаллу, Млечный Путь, считался дорогой мертвых и у народов Северной Европы (дорога Хелл и Хильд, улица Иринга, дорога Ирминга, дорога Вóтана, дорога Господина, песчаная солнечная дорога, путь колесниц и, наконец, дорога коров). Древние персы называли Млечный Путь путем душ, а индусы — путем богов и дорогой благочестивых. У христиан Млечный Путь считался дорогой смерти благочестивых предков Ильи и Еноха. Но так как и богоматерь Мария пользовалась той же дорогой, ее назвали, наконец, путем Марии.

Греки рассказывали, что на Млечном Пути совершил свои страшные преступления Атрей и весь Танталов род. Здесь Тантал убил своего родного сына и предложил в качестве угощения его мясо богам, чтобы испытать их всеведение. Но боги не притронулись к еде. Только Деметра, не помня себя от горя по исчезнувшей дочери, съела кусок плеча. Зевс же приказал Гермесу — тому, кто произошел от камня, — снова сложить в котел куски тела Танталова сына. И Пелопс воскрес, и вышел из котла обновленным, во всем блеске своей юношеской красоты. Кусок плеча, которого у него не хватало, Зевс сотворил из сверкающей слоновой кости.

Пиндар пишет об этом так: «А как тебя (Пелопса) стало не видно, и долго искавшие люди не привели тебя к матери, то немедленно некто из завистливых соседей тайно сказал, что (боги), изрезав тебя ножом по частям, сварили в кипящей на огне воде, сваренныя мяса твои разделили по трапезам и съели»^[272].

Боги тяжко покарали преступление Тантала. Он стоял в загробном мире по подбородок в воде без пищи и воды. Если он хотел напиться, вода отступала. Если он хотел сорвать спелые плоды, которые качались над его головой, ветви вздымались вверх на недосягаемую высоту. Некоторые греческие поэты утверждали, что над Танталом висел, кроме того, большой камень, который постоянно грозил упасть ему на голову. Это было не подземное царство! Все это происходило на небе.

Атрей же, сын Пелопса, умножил проклятие, лежавшее на его отчем доме. Он убил сыновей своего брата Феста и предложил их тела на обед родному отцу. От Атрея пошел род Атридов, который в свое время царствовал в Южной Греции за мощными стенами Микен.

После того как Генрих Шлиман открыл в Микенах шахтовые гробницы близ ворот, над которыми у каменной колонны стояли два льва, на этой древней земле ведутся археологические раскопки. С тех пор открыто множество ценных погребений. Но как бы глубоко ни врезались в землю лопаты археологов, им никогда не удастся до конца проникнуть в душу Микен, почти четыре тысячи лет скрывавшуюся под землей.

Ночью, когда над Южной Грецией вспыхивают на чистом небосклоне легионы звезд, в тишине кажется, что с неба доносится какой-то звук, похожий на отдаленный, еле слышный стон, который на протяжении тысячелетий каждый год издавали мириады людей. И тогда становится понятным, почему Гелиос, бог солнца, не помня себя от ужаса, с воплем отвернулся от Млечного Пути, чтобы не видеть страшного места, где сыновья Атридов были разрезаны на куски и съедены. И куда бы ни направлял свой светлый взгляд Гелиос, всюду видел он повешенных на деревьях царских сыновей из божественных родов, проткнутых копьем, обезглавленных, растерзанных и сожженных. Их кости белели под священными столбами, в сосудах и котлах; их кровь стекала вниз по виселицам и крестам, их отрубленные головы лежали подобно яйцам в гнездах. Никому не известны имена этих принесенных в жертву и добровольно пожертвовавших собой, но лесов всей земли не хватило бы, чтобы повесить на деревьях одновременно всех тех, кто умер во славу неба.