Что касается репетиций в фойе, то они всегда известны по книге, где расписываются актеры.
В качестве директора и режиссера я обязан следить за всеми беспорядками, происходящими в театре. Я имею право вводить всех лиц, кого считаю нужным для театра, и отвечать на письма, адресованные на мое имя, будь они от частных лиц из публики, будь они от актеров.
Не думаю, чтоб Вы хотели лишить меня права говорить, с кем я хочу, и писать, кому я хочу.
Как Вам известно, все письма авторов я показывал Вам. Если же Вы сумеете снять с меня обузу разговаривать с Найденовым, Андреевым, Косоротовым, Ашем, Пшибышевским и другими лицами, которые шлют мне свои пьесы, я буду Вам очень признателен. Этот пункт Вашего письма мне просто неясен [В архиве К. С. Станиславского сохранились письма от названных тут драматургов, присылавших ему летом и осенью 1906 г. свои пьесы и получивших от него личный ответ. Письма Александра Ивановича Косоротова от августа 1906 г. (№ 8811 и 8812) касаются его трагедии в 4‑х действиях. “Коринфское чудо”. Шолом Аш — еврейский писатель, родом из Польши, предлагал в сентябре 1906 г. Художественному театру пьесу “Бог мести” (см. архив К. С., № 2131 и 2139). С. А. Найденову Константин Сергеевич в октябре писал по поводу прочитанной им пьесы “Стены” (Собр. соч., т. 7, с. 343 – 344). С Л. Андреевым переписывался летом по поводу его пьес “К звездам” и “Савва” (архив К. С., № 7006). — Ред.].
Не думаю, чтобы Вы хотели сделать из меня безмолвного директора. На эту роль я не пойду. Если же пайщики согласятся избавить меня среди сезона от тяжелой для меня роли директора, — я охотно выйду в отставку и тогда буду закрывать глаза на все, что происходит в театре, за исключением вещей, грозящих катастрофой.
При той запутанности и опасности, в которой находится наш театр, я как пайщик и как директор должен протестовать, чтоб вопрос о следующей пьесе был решен одним лицом. Последнее решение пайщиков заключалось в том, что идет “Бранд” с Качаловым и “Драма жизни” со мной.
На это я дал свое согласие и потому не беру на себя никакой ответственности за изменение этого решения пайщиков.
Конечно, Вы свободны поступать, как хотите, за Вашей личной ответственностью. Руководствоваться предположениями относительно отсутствующих пайщиков тоже нельзя.
Например: я убежден, что Стахович стоял бы не за “Драму жизни”, а за “Бранда” с Качаловым.
{588} Думаю, что Морозова сказала бы то же.
Никакой ответственности по литературной части я не беру на себя, так как в этом деле я ничего не понимаю. Всеми советами и требованиями Вашими я буду руководствоваться, но прошу говорить мне их наедине, так как мне и без того трудно убеждать актеров пробовать новые тона.
Я могу приступить к “Драме жизни” хоть завтра, но для этого должен быть решен предварительно вопрос о Сулержицком, так как без него я один не могу ставить пьесы.
Относительно пьесы Гауптмана — я очень сочувствую обращению к Эфросу. Пусть он ее и переводит. По крайней мере она будет иметь успех [По-видимому, речь идет о той самой пьесе, которая упоминается и в следующем письме К. С. Станиславского: “Гауптман присылает нам пьесу…” (см. примеч. к письму 211 [В электронной версии — 996]). В 1906 г. Г. Гауптман написал пьесу “А Пиппа пляшет”, “аллегорию на эстетическую тему”, где в центре образ плясуньи Пиппы, символизирующий красоту. В Художественном театре не ставилась. — Ред.].
Ваш К. Алексеев
Очень прошу Вас сообщить это письмо гг. пайщикам.
Что касается школы, я готов прекратить свои занятия, но с тем условием, что Вы разрешите мне сказать ученицам, которым я обещался заниматься, что занятия прекращаются не по моей вине.
Вместе с тем, конечно, я оставляю за собой право у себя дома заниматься, с кем я хочу, а также и в другом месте и в другой школе, хотя бы у Адашева, если он меня пригласит».
[1033] Публикуется впервые. Архив Н‑Д, № 1626.
Дата устанавливается по связи с предыдущими письмами.
[1034] Юргенс А. А. — ученик Драматических курсов и сотрудник МХТ в 1905 – 1908 гг. Был одновременно домашним репетитором приемного сына Владимира Ивановича, Михаила.
[1035] Школа существовала при Художественном театре с 1901 г. К. С. Станиславский преподавал в ней постоянно.
А. И. Адашев открыл в 1906 г. частные драматические курсы, на которых вели занятия многие актеры и режиссеры МХТ (Качалов, Лужский и другие). Воспитанники курсов, с которыми работал Сулержицкий, вошли в дальнейшем в Первую студию МХТ.
[1036] «Партией мирного обновления» называлась умеренная конституционно-монархическая группировка, образовавшаяся в 1906 г. после роспуска 1‑й Государственной думы. Немирович-Данченко здесь использует {589} термин расширительно, имея в виду умеренность и «промежуточность» между правыми и левыми, которые были программны для «мирно-обновленцев».
[1037] Ответом было письмо К. С. Станиславского, приводимое ниже.
«Воскресенье 5 ноября 906.
Дорогой Владимир Иванович. Без сомнения Вы тот человек, который должен соединять в своей руке все вожжи отдельных частей, и когда Вы их держите, в театре все идет хорошо.
Я уже извинялся за Сулержицкого, признавал себя неправым и с официальной и с этической стороны. Я пояснял, почему все это так случилось. За эту бестактность охотно извиняюсь еще раз.
Угрозы я не вижу никакой в том, что я буду давать уроки у себя дома или у Адашева. Напротив, это просьба, так как без этого я бы не счел себя вправе говорить с Адашевым. За эти дни я прочел так много странного и неожиданного, что искренно поверил тому, что мои уроки нежелательны. Тем лучше, если этого нет.
Уверенный, что мое участие в школе желательно не для того, чтоб делать в ней то, что делают другие, а для того, чтоб найти нечто новое, — я взялся за водевиль. Сам я не мог его вести и потому пригласил Александрова за свой личный счет (о плате мы еще не сговаривались). В этот период, когда Вы хворали и не могли работать, я хотел поднять дух тем, что всем дам работу. Думаю, что Александров запил бы без этой новой работы, на которую, по-моему, он вполне способен. Я хотел соединить приятное с полезным. Обращаю внимание на то, что я особенно напирал при этом на то, чтобы водевиль отнюдь не мешал классам, и когда узнал от Самаровой, что ученицы приходят в класс усталые, я просил Александрова найти другое время для своих репетиций.
И в этом я формально не прав и прошу прощения, но я сделал ошибку без дурной цели.
На будущее время прошу меня известить: должны ли прекратиться эти классы. Относительно авторов Вы не правы совершенно.
Смешно подозревать меня в том, что я люблю читать чужие пьесы и писать на них отзывы. Всем без исключения я писал, что передам пьесы для прочтения и сообщу о результате.
Косоротов обратился прямо ко мне с просьбой высказаться об его пьесе. Аш — тоже. Пинский — тоже [Пинский Давид — еврейский писатель, в ту пору близкий к “Знанию”. В дальнейшем переехал в США. В архиве К. С. Станиславского сохранилось письмо от 8 августа 1906 г., в котором автор благодарит Константина Сергеевича за отзыв о его трагедии “Семейство Цви” (архив К. С., № 9774). — Ред.], (Кстати, эту пьесу надо возвратить.) Это частные просьбы, которые не касаются ни театра, ни Вас. И теперь не понимаю: как мне поступать в этих случаях иначе, чем я {590} поступал до сих пор. Повторяю: если Вы можете избавить меня от переписки с авторами и с заграницей, — я буду бесконечно благодарен, так как это берет у меня много времени. Но с заграницей, например, театр сам не делает того, что необходимо. Так, например: ни альбома императрицы, ни портретов в театры не послано до сих пор [По-видимому, речь идет о невыполненных обещаниях, которые были даны в пору зарубежных гастролей МХТ в 1906 г. О необязательности, о множестве данных и не выполненных обещаниях К. С. Станиславский пишет также в своих дневниках (архив К. С., № 746). — Ред.]. Мое имя связано с театром, и я вынужден заботиться, если не за театр, так за себя о соблюдении учтивости.