Д. Л. Андреев (третий слева)

На реке Неруссе. 1932. Фото А. П. Левенка

Д. Л. Андреев, О. П. Левенок, Гераснменко(?)

Трубчевск. 1932. Фото А. П. Левенка

Семья Левенок. В центре П. П. Левенок

Трубчевск. Конец 1950–х. Фото А. П. Левенка

Л.П. Левенок и А. А. Андреева

Трубчевск. 10 июня 1991. Фото Е. В. Потупова

Дом, в котором останавливался Д. Л. Андреев во время приездов в Трубчевск

(ул. Дзержинского, ныне Севская, д. 31). 1997

Рисунок А. П. Левенка

На Десне

1997

На Большом Жеренском озере Слева направо: Б. Ю. Лозов, Е. В. Потупов, Б. Н. Романов, В. Н. Рахманов

11 июля 1997. Фото В. Лазарева

Большое Жеренское озеро

1997. Фото В. Лазарева

Николаевская церковь

Новгород — Северский

А. А. Андреева 1941.

Рисунок С. Н. Ивашева — Мусатова

А. А. Андреева. Мордовский лагерь. 1955

Первые Андреевские чтения. А. А. Андреева

Трубчевск. 19 ноября 1994

Вторые Андреевские чтения. Слева направо: Г. Н. Павлова, Б. Н. Романов, Е. В. Потупов, В. Б. Микушевич. Трубчевск.

4 ноября 1995

В. М. Василенко. Воркута. Зима 1950

В. М. Василенко и В. Н. Романов

Июль 1988

В. М. Василенко 1990

B. Л. Андреев. 1960

В. А. Сафонов

Декабрь 1979

А. А. Андреева и Б. Н. Романов

Сентябрь 1997

А. А. Андреева

27 октября 1997. Фото В. Н. Сергутина

Картины А. А. Андреевой

Когда Андреев вышел из тюрьмы и Алла Александровна взяла его, мне ее мать, Юлия Гавриловна, говорила: «Избави нас Бог от гения». Сами посудите — дочь воспитывали, чтобы, выдать ее замуж за человека, отсидевшего десять лет, неудачника. Все же ее родители были люди добрые. Даниил Леонидович в дни тяжелой болезни жил у них. Вещей у него не было никаких. После его смерти мне передали очки его, так они чуть не из проволоки, еле держатся, и «Хинди — русский словарь», который он выучил в тюрьме наизусть…

На другой день, вечером, после ужина, мы сидели в тесном номере трубчевской гостиницы и беседовали. От черного запотевшего окна в белесых занавесках веяло промозглым ноябрьским холодом. Нас было трое. За день мы устали. Но главный организатор Андреевских чтений, полный любопытствующего энтузиазма Евгений Потупов, с журналистской дотошностью расспрашивал У. Он был с ним на «ты». Иногда и я вставлял слово, но больше слушал и часть монологов «бывшего революционера» сумел записать.

Вначале зашла речь о не приехавшей из‑за болезни Алле Александровне Андреевой. У. с возмущением стал говорить о том, что Аллу Александровну часто окружали провокаторы и стукачи, всякие недоучившиеся студенты, бродяги, был среди них даже какой‑то алхимик… Рассказывал о поэте С., которого твердо считал главным виновником ареста Андреева.

— С. во время «оттепели» составил книгу своих стихов, снабдил эпиграфами, подготовил к печати. Ему ее обещали издать за его стукаческую деятельность, несмотря на то что он писал религиозные стихи. Книга уже была набрана, в гранках, и вдруг ее редактор узнал, что С. стукач. И вот, говорят, он взял железный дрын, да, дрын, пришел в типографию и все гранки разбил. И никто его издавать не хотел. С. общался с Пастернаком, Наровчатовым, Глазковым… Но они были очень осторожными. Тогда все боялись говорить откровенно.

Мой отец, так получилось, дружил с главой еврейской общины всей Москвы — Семеном Моисеевичем Левитом. Тот руководил всеми евреями Москвы, конечно, негласно. Его не раз арестовывали, но выпускали, потому что и в КГБ были евреи. Мой отец и Семен Моисеевич друг другу доверяли. Был еще в их компании бывший подполковник из Министерства морского флота. И вот они собирались. О чем беседовали?

Например, скоро выборы, первый говорит:

«Проголосуем за блок коммунистов и беспартийных».

Второй:

«Обязательно проголосуем! Как же не проголосовать. Пойду в шесть утра, раньше всех, потому что жажду проголосовать».

Третий:

«Наберем обязательно сто процентов голосов».

Первый:

«Стоп! сто процентов мало, нужно двести».

Второй:

«Нет, нужно больше, тысячу процентов, бесконечное число процентов голосов, потому что мы, живем в самом счастливом обществе!»

Третий:

«Да, наша жизнь расцветает день ото дня. Да, будем благодарить товарища Сталина!»

Первый:

«Всем нужно выполнить свой гражданский долг. Нельзя ни в коем случае допустить, чтоб в нашем доме кто‑нибудь не проголосовал».

Второй:

«Призовем коммунистов и тебя, Семен (Семен Моисеевич не был членом партии), ты в душе большевик».

«Да, я больше вас коммунист», — отвечал тот.

(Диалог кажется чересчур пародийным. Мы забываем язык эпохи. «Маяковский не был, как известно, членом партии. Но он был всей душой коммунистом». Это — Юрий Олеша, «Ни дня без строчки».)

Взрослые мужики так забавлялись, — комментировал У. — Но большего они ничего не могли сказать. Их душила ярость, но они даже друг другу и шепнуть боялись. Мне отец говорил, что каждый третий завербован госбезопасностью, а сейчас официально объявлено, что их было одиннадцать миллионов.

В ответ на вопрос Потупова, что рассказывал Даниил Андреев о своих трубчевских странствиях, У. мало что мог сказать.

— О Трубчевске он не говорил, потому что все это осталось в другом времени, в другой жизни. Поэму «Немереча» он мне пересказывал в прозе и говорил, что его вывел из горящей чащи голос приемной матери, Елизаветы Михайловны.