— Ну вот, так, хорошо, еще, давай еще…, я кому говорю? Ах ты, французская б…..! Давай, давай!!!
Ну, что вам, сказать?
Никогда я еще и ни с кем, не отмаливала грехи, стоя перед ними на коленях за грехи не свои и вовсе не мною содеянные…
Спасибо, конечно, что только вот так и что не пустил меня в отработку, как они это всегда проделывают с другими, повинными и безвинными женщинами!
И, как это, у них, у крутых говорят? Он меня опустил? Так?
Нет, женщин не опускают, их, именно так и имеют, когда они сами соглашаются им так, долги свои возвращать…
Потому, мои милые, вы уже никогда и ни с кем, и тем более, не берите вы ничего, даже не пытайтесь свое любопытство удовлетворить с такими крутыми мужчинами. А впрочем, решайте сами, как в своих жизненных обстоятельствах вам надо оплачивать, допущенные вами женские слабости…
А пока что я, отмолила, на коленях отстояла и отмолила сполна! Вот, после того моления, я во сто раз и сразу же поумнела!
А что я при этом пережила, что прочувствовала, то, простите, уже не ваше дело! Какое вам дело, до моего тела и моих переживаний изнасилованной прямо в голову, невинной и наивной девушки? Не обижайтесь, просто я настолько зла!!!
С Кешем я уже больше никогда не встречалась и не желала, не только общаться, но даже его видеть и о нем что-то слышать! А с Борькой решила.… Но пока что я, насчет него промолчу, пока что и как, я потом расскажу…
Время стремительно уходило и следом, ослаблялась моя к нему, ненависть…
К тому же и мать моя вскоре получила отставку от своего… ах, да не буду я повторять, как про него говорили в деревне, а потом уже, позабыли. Все — таки мать была на особом счету: как — никак, а все же учительница их детей. Не стали они ей припоминать, побоялись за успеваемость деток своих.
Отец, видимо, мать любил, простил, не простил, но как говорила мне наша бабушка:
— Муж и жена — одна сатана.
Интересно, что она имела в виду — про него? Про нее, мне все было понятно, а вот что же она думала про него?
А у них между собой и не мир, и не война. Правда, пару раз они вместе ходили к бабушке в баню, которую та им подготовила загодя, понимая, что как-то их надо снова между собой сводить их и в одну постель укладывать. А вот было у них там или не было, этого я не знала? Одно поняла, что если они вместе остались в бане, то наверняка, чем-то там занимались, как муж и жена.…Но отношения у них, так и не заладились.
И хоть они вместе спали и я, по привычке, по ночам все прислушивалась, но кроме чего-то там… ничего более я от них больше не слышала. А может, теперь они, думала, так все осторожно и тихо, а может, после того, когда я уже засыпала? Очень, вы знаете, эта тема меня волновала. Еще бы? У них тихо, а как же тогда у меня? А я уже и забыла, когда я сама.… Так, а впрочем, я тоже сама частенько ходила к бабе в баню…
Время снова полетело. Закончился учебный год. Виталькины дочери уехали поступать в какой-то профтех, в городе. Перед их отъездом Виталька зашел к нам и о чем-то очень просил мою мать. Я боялась, что он снова начнет к ней ходить, и они снова начнут. …Не удержалась и даже подслушала их разговор. Но потом успокоилась, услышала, что он речь повел о своих приемных дочерях. Потом я узнала, что обе его дочери стали учиться на поваров, об этом рассказал сам Виталька. А еще он благодарил мою мать, но не за себя, а за то, что она им обеим по четверке поставила в табеле за иностранный язык. А, ведь, это были единственные четверки в их табеле! Именно это, так Виталька считал, и позволило его дочерям поступить. Ведь никто не мог с ними сравниться, еще бы, две толстые жабы и на французском языке говорят — когда им этого надо.… Вскоре у Витальки умерла жена.
Мне было его жалко. Все-таки, он наш сосед и не просто сосед, а еще и мужик симпатичный, молодой…Молодой, но снова — вдовец. Вот какая судьба — оставаться все время вдовым!
Мы с папкой пошли к ним, и там я уже в последний раз увидела их, этих жирных его дочерей. Милку, я еле узнала, так она располнела на казенных харчах! А та, выбрав момент, меня в сторону отозвала, стала расспрашивать меня, мол, как дела, кто у меня, как его зовут, сколько лет? Я уклонялась, тогда она стала мне намекать на свою близость с ней…
Еще чего? Хватит мне того, что у меня с ними было! Я ей так и сказала. На что она, как всегда, стала мне угрожать, шантажировать: говорила, что если я не соглашусь с ней встретиться, то она всем расскажет, как я с ними и ручками одно место.…Не стала спорить, улучшила момент и сама подошла к Виталию…
— Виталий! — я его уже так запросто называла, потому что я к тому времени так подросла, что во мне все признавали молодую женщину.…И еще, я его так называла, как и мать моя, потому что о них все знала. Так вот, подошла к нему и говорю:
— Вы простите, что я к вам в такой момент обращаюсь, но вы не могли бы заткнуть своих дочерей! Они мне предлагают интим и еще угрожают.… А знаете почему?
— Знаю. Хоть они мне не дочери, но я тебе, честное слово даю, что проучу этих жирдяек!
Что он сказал им — не знаю, но только после поминок от них даже следа не осталось… Спасибо за это Виталию!
Какое-то время я все хотела его поблагодарить, но все никак не решалась приблизиться к их забору и об этом сказать ему… Видимо, во мне тогда уже, как и у моей матери, что-то такое к нему зашевелилось с симпатией.…
А тут еще Борька — его сын, не стал давать мне прохода. Его Кэш, конечно же, вычислил. И он ему все вернул, а вот, что ему Кэш за это сотворил? Я так думаю, что он не только меня в голову изнасиловал, а его.… Ну, неприятно мне все про то, что с ними связано! Неприятно и все! Потому я уже больше не буду о нем и его выходкам. Время-то шло…
Борька снова стал вертеться дома и пробовать меня доставать. Видимо, ему всего того было мало! Так он решил со мной, подавленной и униженной развлекаться, как с той, что от него сразу же отказалась, после того, как Кэш его…
Наконец, после очередной выходки Борьки я к его отцу.
— Виталий, я к тебе снова — с просьбой!
— Я слушаю тебя, Светочка! В чем дело? Кто теперь виноват?
Я ему о проделках Борьки, что он подглядывает за мной в окно. По вечерам лезет куда-то и пытается высмотреть, как я раздеваюсь. А в школе, чуть что, так он всегда рядом и норовит ущипнуть, зажать, грудь полапать.
— Вы, как хотите, но пожалуйста, дядя Виталий, примите к нему меры! И объясните ему, что если ему уж так не терпится, то пусть гуляет с другими, в округе найдутся такие бабы, сами знаете, а меня пусть оставит в покое. В конце-то концов, на мне не сошелся свет клином, таких как он — миллион, а мне надо другого…
— Интересно, какого? — сказал, и так на меня посмотрел…
Я потом, почему-то, все время от этого взгляда испытывала какое-то необъяснимое волнение. Интересно, подумала, я что же, влюбляюсь и готова пойти по стопам своей матери?
Нет! Что бы о нас не говорили, но мне в этом Виталии, что-то решительно нравилось,… Может, такое же, как и моей матери? — так я тогда рассуждала, волнуясь от своего открытия.
При этом я что-то такое неясное и волнительное в себе ощущала и меня к нему, словно подмывало,…Отчего я, все никак не успокаивалась и все о нем так рассуждала…
Ему хоть и лет-то.… Да и сколько же ему лет?
И вот я стала рассуждать, потом что-то хорошее в нем искать… Постепенно, я поняла, что меня к нему потянуло и что я в него влюбляюсь! Влюбляюсь, как в свое время моя мать! Нет, вы представляете? А тут еще, как назло, до этого я с ним не встречалась, а тут как нарочно…
— Здравствуй, Виталик!
— Здравствуй красавица! Далеко идешь? — мол, давай тебя подвезу.
Он хоть и молод, а уже работал зав гаражом. Я теряюсь, чувствую, что краснею…
— А ты, с каждым днем все хорошеешь.… Вот смотрю я на тебя…
— А не надо, тебе Виталик, на меня смотреть, вы лучше за Борькой своим присмотрите. Опять начал приставать и подглядывать!
— Что еще?