- Я хочу заключить с Тремя головами мир, — прохрипел он, чувствуя, как начинает болеть от холода горло. — Я хочу обезопасить свои земли от Псов.

Крестьянин протянул горячую похлёбку и ему, и Кольгрим, чувствуя на себе пристальный взгляд танов, благодарно кивнул головой. Он бы с радостью отказался от этого дурно пахнувшего супа, но ему не хотелось тем самым как-то оскорбить варваров. Или показаться перед ними разнеженным щенком, едва продравшим глаза после рождения.

— Негоже волку бояться собак, — усмехнулась Гертруда. — Но ты пришёл не за этим. Таны всё видят. Таны всё знают. Говори правду, человек с запада.

Кольгрим удивлённо посмотрел на варваров и приглушённо выругался. Ему действительно начинало казаться, что они обладают какой-то таинственной силой. Как им удалось узнать то, что младший Волк не говорил даже собственному брату? Нет, эти трое были истинными хозяевами Севера. Кольгрим не ошибся, решив идти к ним за помощью.

— Я хочу предложить Трём головам захватить Медвежье плато.

Гертруда расплылась в широкой улыбке, как только Кольгрим произнёс эти слова. Эдзард в лице не изменился, лишь стал ещё мрачнее и, сложив мощные руки на широкой груди, пристально посмотрел на младшего Улвира.

— Серый волк предлагает Трём головам захватить земли Медведей, — хрипло произнёс старый воин. — Но зачем Трём головам эти земли?

— Разве вы не боитесь, что Псы могут напасть на вас? — удивился Кольгрим. — Вы одни, и если враг натравит на вас волколаков, как на старших Сатарнов…

Гертруда улыбнулась ещё шире, и Кольгрим, заметив жёлтый блеск в её глазах, вдруг похолодел от ужаса. Мужчина понял, почему никогда прежде волколаки не трогали леса Латира. Ему всегда казалось, что Керберы умело расправлялись с волчьими тварями, и Ночные Певцы были вынуждены покинуть эту землю. Но он ошибался. Волколаки никогда не нападали на земли Делаварфов. Потому что они были одними из них.

Крестьяне, что впустили путников в деревню, неожиданно предстали перед Кольгримом в совершенно ином свете — он вспомнил, что зрачки у людей были узкими, как у хищников. У некоторых глаза имели ярко-жёлтый цвет, у других они были разноцветными, как у Ракша. Испуганно посмотрев на крестьянина, что принёс горячую похлёбку, Кольгрим убедился, что и этот был одним из детей Луны. Или Зверем, сыном Солнца?

— С… сколько?! — только и смог выдавить молодой Улвир.

Эдзард встретил его удивление холодно и абсолютно невозмутимо.

— Здесь все — дети Луны или Солнца. Мы все здесь волки не только на словах, но и по крови, — произнёс он громко и величественно, и Кольгрим почувствовал таинственную силу в его голосе, заставляющую подчиняться. — Теперь ты понимаешь, молодой Улвир?

Мужчина неуверенно кивнул головой. Но что он понимал? Кольгрим думал сейчас, что должен как можно скорее убраться с земель этих великих воинов, что должен забыть дорогу сюда и никогда больше не возвращаться со своими глупыми идеями. Он был всего лишь человеком, называющим себя волком. А в жилах этих людей текла настоящая волчья кровь. Даже Ракш чувствовал в них своих собратьев и смотрел на двух танов, словно они были для него настоящими богами и хозяевами. Но Кольгрим ошибся, решив, что его ничего не объединяет с этими варварами и искусными воинами. В следующую секунду произошло то, чего он совсем не ожидал.

— Мы недовольны тем, что Корсаки пытаются диктовать свои условия на Медвежьем плато, — обратилась Гертруда к Эдзарду. Странно, что даже так она всё равно говорила о себе во множественном числе. Словно для Делаварфов не существовало понятия личности. Они все здесь были одним целым, единым существом.

— Медведи всегда были нашими союзниками, — продолжил Эдзард за рыжую варваршу. — Ещё в детстве я дружил с Йораном Медвежьей Лапой, собственными глазами видел рождение его младших братьев и сыновей. А теперь Псы убили старших Сатарнов и пытаются подчинить себе первенца моего старого друга…

— Три головы должны пойти на Медвежье плато! — воскликнула Гертруда. — Три головы должны выгнать проклятых Псов с земель, что по праву принадлежат северянам!

— Мы помним маленького медвежонка, — пробормотал Эдзард и посмотрел на Кольгрима. — У него был ледяной взгляд и сердце, достойное северного тана. Он не должен подчиняться Псам. У него есть союзники, которые помогут ему.

Младший Улвир понимающе кивнул головой. Он тоже считал Беральда достойным наследником Медвежьего плато. У него было сердце настоящего северного воина. У него, и у его младшего брата, Кована. Но три старых Медведя не давали раскрыться их потенциалу. Неудивительно, что даже Корсаки посчитали Беральда бесхребетным мальчишкой, способным только выполнять чужие приказания. И северяне могли воспользоваться этой глупой ошибкой. Сейчас у Сатарнов не было союзников, кроме Волков — но и они отвернулись от них, когда возникла угроза. Беральд… нет, оба младших Медведя были важными фигурами во вновь вспыхнувшем конфликте Севера и Востока. Берд и Кован отличались холодным и непоколебимым характером. Они внимательно выслушивали всё, что им говорили, но всё равно делали всё по-своему, не обращая внимания на окружающих. Если Корсаки узнают, кого они усадили на медвежий трон… Псам придётся худо — братьями невозможно было манипулировать. И связь между ними была крепка. Если один из них выступит на стороне Фабара, второй незамедлительно последует за ним… или превратит Медвежье плато в неприступную крепость, тем самым заставив латаэнцев вновь считаться с мощью Севера.

— Так Три головы помогут Серому волку защитить Волчьи угодья и Медвежье плато? — Кольгрим уже надеялся на положительный ответ, как вдруг Эдзард покачал головой. Гертруда мрачно вздохнула.

— У нас своя война, молодой Волк. И свои заботы. Мы должны помочь, но мы не можем.

— Если Три головы выступят против Псов, Олени ударят в спину. Кервосы и без того атакуют наши границы изо дня в день.

Эдзард вытащил тяжёлую двуручную секиру и, подняв её над головой, посмотрел, как играют языки пламени на начищенном лезвии. Гертруда молчала, будто мысли её были переплетены с мыслями других танов, и Три головы решали, стоит ли прислушаться к словам молодого Волка. На мгновение по лицу старого воина пробежала тень сомнения, и Кольгрим подумал, что всё обречено — он может возвращаться в Риверг с пустыми руками и ждать, когда Псы отправят волколаков по его душу. Нужно было что-то срочно делать.

— А если я помогу вам захватить Шекрат? — выпалил он и стиснул зубы. Как вообще такое могло прийти ему в голову? Помочь Делаварфам захватить оленье княжество! Откуда он, Улвир, возьмёт воинов? Заберёт целый отряд у собственного брата, тем самым ещё больше ослабив Волчьи угодья? Но сказанных слов назад уже не воротить.

Закинув секиру на могучее плечо, Эдзард устремил пристальный взгляд на Кольгрима, словно оценивая его.

— Молодой Волк храбр и хитёр. Молодой Волк заставляет Три головы действовать по его плану, — хрипло произнёс старый воин.

— Трём головам это не нравится, — грозно произнесла Гертруда и вскинула меч, заставляя Кольгрима занервничать. Но сразу после этого последовала другая фраза: — Три головы удивлены. Никто не бросал Трём головам вызов.

— Мы вернём Медвежье плато достойному наследнику, — произнёс Эдзард. — Снежные, Чёрные и Пепельные волки. И Серые.

Кольгрим удивился, услышав эти слова, но Гертруда широко улыбнулась ему. Лицо её при этом оставалось странно-суровым и абсолютно спокойным, двигались одни только губы.

— Три головы хорошо, а Четыре — лучше. Если Серый волк будет храбр, Три головы назовут его таном.

Таном. Молодой Улвир совершенно не ожидал услышать нечто подобное. Но… почему вдруг сердце так забилось в груди? Словно Кольгрим оказался в родном доме, и эти горные пики, занесённые снегами и покрытые льдом, были из плоти и крови его? Словно два тана, стоявшие рядом, были не суровыми варварами, а частью его самого?

— У Серого волка хорошее сердце, — кивнул Эдзард. — Таны видят. Таны знают.